Образ старообрядческого священнослужителя, страждущего за веру, вдохновлял многих русских писателей. Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк написал рассказ «Ночь» о скрывающемся архиерее Ираклии, которого выдает властям молодая крестьянка Домна, боящаяся, что епископ сведет ее мужа Ефима в таежные скиты. А Борис Викторович Шергин в небольшом очерке «Из недавнего прошлого» увековечил образ священника Евтропия, мученически погибшего во время облавы в пасхальную ночь.

Шергин так описывает тайное богослужение: «На окраине Москвы, в одном из глухих переулков, под самой крышей дома богатого купца шла тайная служба. Наглухо были закрыты и задвинуты ставнями окна, а у ворот на всякий случай поставлены караульные. Могли прослышать и явиться власти. Пришлось бы хозяину расстаться не с одной сотенной, а попа ожидал острог или ссылка. В горенке, где совершалась служба, и в прилегающем к ней помещении было много народу. Службу правил молодой священник Евтропий. Его с трудом разыскал для праздника хозяин и “под рогожей” привез его накануне»[176].

Но власти всегда были начеку. Им помогали многочисленные штатные сыщики и добровольные доносчики. Часто доносчиками были священники Синодальной церкви. Вот один из примеров, взятый из уголовного дела против староверов, которые сотнями хранятся в Российском государственном архиве древних актов[177].

Под праздник архангела Михаила и «прочих сил бесплотных», 7 ноября 1893 года, синодские священники Александр Преображенский и Василий Чижов из села Прудня Меленковского уезда Владимирской губернии подали уездному исправнику донос: «По общепринятому обычаю всего прихода в этот день, т. е. завтрашний, у крестьян бывают браки. Как узнано, и у старообрядцев завтрашний день будет браков до пяти, которые будут венчаться в моленной деревни Прудня лже-попом Хрисанфом. Разнузданность старообрядцев в исправлении каких-либо треб превышает всякую им позволительность… В виду всего этого просим Ваше Высокоблагородие, не благоволите ли сделать на завтрашний день распоряжение последить за старообрядцами, чтобы браки им не были повенчаны или даже, если возможно, и запечатать моленную».

Но урядник прибыл в Прудню для «производства дознания» только 17 ноября. В ходе обыска во дворе крестьянина Дмитрия Антонова была обнаружена моленная с алтарем и иконостасом. Было установлено, что Хрисанф Антонов, сын Дмитрия, «выдавая себя за попа, носит длинные волосы, одевается в духовную одежду и на право лже-священства приобрел грамоту, выданную архиепископом Савватием Московским».

Было возбужденно уголовное дело, которое, впрочем, шло медленно. Местное синодское духовенство обвиняло в проволочках староверов. Благочинный Петр Дмитриевский подал властям такой репорт: «Имею объяснить, что все местные должностные лица в деревне Прудне, а именно — сельский староста, сотский и десятский, состоят в расколе. Сельский староста — родной брат лже-попу Хрисанфу Дмитриеву, что может служить большим влиянием к увеличению раскола в данной деревне».

Чем кончилось дело отца Хрисанфа, неизвестно. Наступал XX век, и, скорее всего, священника ожидало непродолжительное тюремное заключение или штраф.

Интересное свидетельство о той эпохе находим в переписке знаменитого оперного певца Л.В. Собинова (1872–1934). Закончив юридический факультет Московского университета, он работал помощником присяжного поверенного. В мае 1897 года адвокат А.М. Керзин поручил Собинову защищать одного старовера. В письме к знакомой актрисе Собинов рассказывал: «Дела мои запущены донельзя, привожу их в порядок. А тут еще Керзин дал мне поручение ехать во Владимир защищать одного раскольника, так вот я и готовился к делу. Кстати уж, расскажу и о результатах поездки: за устройства скита моего клиента засудили на два месяца в тюрьму. В следующей инстанции, как это часто бывает, рассчитываю на другой исход, более благоприятный»[178].

Началась новая эпоха, на престол взошел император Николай II. Всем было понятно, что современная мировая держава не может применять против инакомыслящих и инаковерующих репрессивные законы 200-летней давности. Старообрядческий вопрос требовал скорейшего разрешения, нельзя было и далее его замалчивать. Однако получение староверами элементарных религиозных свобод и прав стало возможным лишь в 1905 году, после первой русской революции.

ГЛАВА XV

ЖИЗНЬ, ОТДАННАЯ ЦЕРКВИ

Во Владимирской губернии издавна проживали многочисленные староверы-беспоповцы Нетовского согласия. Они верили, что со времен патриарха Никона на земле уже нет ни истинной Церкви, ни истинного священства, ни истинных таинств.

Писатель В.П. Рябушинский, представитель знаменитой старообрядческой династии промышленников, верно заметил: «Нетовщина является пределом религиозного отчаяния, до которого доходит русский человек, еще не теряющий веры во Христа — дальше уже совершенная пропасть и мрак»[179].

Этим объяснялось религиозное безразличие нетовцев: большинство из них считалось членами государственной Церкви. Они посещали ее храмы, крестили здесь детей, но дома молились по старопечатным книгам, а умерших хоронили на особых кладбищах.

В 1840 году в нетовской деревне Ильина Гора (Вязниковский уезд Владимирской губернии) у крестьянина Василия Швецова родился сын Анисим. Грамоте его по-домашнему обучали старики-беспоповцы, а в десять лет мальчика отдали на три года в казенное училище, где Анисим Швецов учился лучше всех, ежегодно получая похвальные листы.

Окончив училище, он продолжил ходить к старикам, изучал их жизнь, а года через два стал их лучшим учеником. Отрок в точности исполнял беспоповские уставы и хотел во всем подражать старцам. Даже одевался, как они: в белую холщовую рубашку и лапотки. Стараясь никогда не бывать праздным, в поле и на сенокос он брал книгу и лестовку и, если нельзя было молиться, читал.

Но такая жизнь не устраивала юношу: он жаждал иноческих подвигов и просил старцев благословить его на житье в уединенной келье по примеру древних пустынников. Старцы согласились. Рассчитывать же на одобрение домашних Анисим не мог и надумал тайно уйти из семьи. Но ему не хотелось покидать дом, не спросившись у родителей, без благословения которых он и воды не пил.

Как-то в сенокос юношу послали отвести домой лошадь. Он решил воспользоваться этим случаем, чтобы уйти к отшельникам. Придя домой, он налил кружку квасу, подошел к матери, убиравшей на кухне, и сказал: «Матушка, благослови Христа ради!» Глянув на кружку в руках сына, женщина ответила: «Бог благословит». Анисим вышел в сени, поставил кружку и с родительским благословением отправился к старцам, которые проводили его в лес Удельный бор. Здесь юный подвижник поселился в землянке у беспоповских пустынников, строго державших иноческий устав.

Когда дома хватились Анисима, решили, что он ушел к старикам: он и раньше уходил к ним на несколько дней. Прошла неделя, а юноша не возвращался. Швецовы пошли к старцам, но те сказали, что у них нет Анисима. Огорченные родители, не зная, куда делся сын, стали думать, что он утонул в реке Клязьме.

Прошло около года, юноше стало жалко родителей, и он решил посмотреть, что делается дома. Благословившись у старцев, Анисим отправился в деревню. Увидев, что дома все живы и заняты обычными делами, он пошел назад. Но навстречу ему попалась соседка, признавшая пропавшего. Она поспешила к Швецовым и рассказала, что видела их Анисима. Мать кинулась догонять и долго бежала за сыном, плача и крича. А тот шел и не оглядывался. Но, поняв, что мать задыхается и отстает, пожалел ее и остановился.

Бедная женщина нагнала сына, бросилась к нему на шею и зарыдала: «Пойдем домой! Теперь никуда не пущу!» Анисим долго умолял отпустить его к отшельникам, но мать была неумолима, и он возвратился в отчий дом.