— Так ты… живой? — подозрительно поинтересовался харчевник, наблюдая, как стекают с окровавленного лица посетителя коричневые струйки.
— Живой, — только и смог ответить ошарашенный лекарь.
— Тьфу ты, нечисть поганая! — непонятно на кого выругался хозяин, ставя кувшин на стойку. — Токмо даром живую воду на тебя перевёл… храмовая водица-то, самим Единым благословенная!
Януш почти выхватил у него из рук кувшин с остатками воды, запрокинул голову, жадно проглатывая плескавшиеся на дне капли.
— Да что ж ты как дикий-то! Вот, держи… согрейся, бедолага, — неожиданно пожалел его харчевник, пододвигая к нему свою чашку горячего грога.
Януш схватил её обеими руками, теперь только ощущая пробирающий озноб — от холода ли, от долгой дороги, или от всего того ужаса, который остался за дверью, но не желал покидать пытавшийся отрицать его разум.
— Порез не очень глубокий, заживёт, — со знанием дела сказал харчевник, рассматривая окровавленное лицо лекаря. — Ну, ежели это всё, чем ты отделался, то тебе повезло, парень. Уж мы-то, когда узрели, какая птица к тебе подсела, тотчас смекнули, что ты не жилец. С ведьмой этой никто в нашей округе не связывается. Живёт, бают, она неподалёку. Порой в Галагат наведывается, но в основном здесь, в соседней деревне обитает… а точнее, в медвежьей берлоге рядом с ней. Жуткая старуха! Хотя позавчера, когда она явилась в таверну, она показалась мне… моложе, что ль? Глаза блестели, походка изменилась, спину выровняла… мы все дыхание затаили, даже пьяные и те попритихали… А она прямиком к тебе за стол! Ну, соседи-то твои тотчас свои стаканы похватали, и кто куда пересели. А она, злыдня, давай тебя обхаживать… ох, и жарко же она тебя… я ить тайком смотрел… Ну, думаю, пропал парень! И действительно — пропал! Берёт она тебя под руку, да на выход тащит… Я немного выждал, да следом выглянуть решил — а от вас и следа не осталось…
Януш передёрнул плечами, вспоминая тот короткий провал в памяти, который никак не получалось восполнить, и глотнул горячего, дымящегося грога, чувствуя наконец блаженное тепло внутри.
— Мы уж не думали, что ты живьём вернёшься! У её берлоги многие люди пропадали… люди говорят, ей нужны черепа и кости, а зачем — никто не знает…
Лекарь не выдержал, застонал, обхватывая руками голову. Этот кошмар будет жить с ним до конца дней! Он никогда, никогда не сможет забыть этот позор, этот стыд, этот ужас…
— Оттого и решил я, что ты мертвяк, — закончил свой рассказ хозяин. — Ещё и явился на рассвете…
— А… она… ведьма эта… не появлялась здесь больше? — с надеждой спросил Януш.
Харчевник замахал на него руками.
— Что ты! Чур тя! Не накликай! Исчезла она — и хвала Единому… Вчерась в её берлогу сунулись местные мальчишки любопытства ради — так говорят, пусто там! Ни единой вещицы после себя не оставила, сбежала, стерва…
Януш торопливо извлёк из-за пазухи клочок пергамента, повернул его буквами к хозяину.
— Вот это… «Т.О.»… говорит вам о чём-то? Может, знаете кого с таким именем?
— Имени такого не знаю, — решительно отмёл харчевник. — Но на картах, что торговцы втридорога продают, такое видел. Туманные Острова далеко на западе… дом изгнанников и жутких чудовищ. Их название некоторые даже вслух боятся произнести, оттого частенько сокращают, особливо на маленьких картах. Больше ничего не скажу! — решительно рубанул рукой воздух он. Ребро ладони обрушилось на стоявший рядом стакан, и харчевник с шипением отдёрнул руку: на столешнице остались лишь осколки. — Ах ты ж, итить твою налево! Договорился! Сглазила, гадина паршивая!
— Позвольте, я гляну…
Януш перехватил крупную, мясистую ладонь харчевника, осторожно вытащил застрявший в ней кусок стекла, и провёл второй рукой над порезом. Такие лёгкие раны от одной лишь его мысленной молитвы затягивались на глазах…
— Ну, чаво замер-то? Кровища ить хлещет! Ишь, лекарь выискался! Коли обработать не умеешь, дай мне! — нетерпеливо дёрнул рукой харчевник. — Больно же, белобрысый! Пусти, кому сказано!
Януш пустил, провожая ворчавшего харчевника ошарашенным взглядом. Тот отошёл в угол, прижимая кровоточащую ладонь к груди, принялся ополаскивать руку в тазике с мыльной водой. Лекарь смотрел на него, чувствуя, как нарастает в груди глухое отчаяние. Этого… не может быть! То, чем наградил его Единый… его бесценный дар, помогавший людям… исчез… после всего одной ночи скверны…
— Так чаво там у вас было-то? — полюбопытствовал хозяин, наспех перематывая ладонь. — Выглядишь уж больно паршиво, точно мешком тя по голове пришибли. Ну, колись, парень! Что эта ведьма с тобой сделала?
Лекарь перевёл пустой взгляд на харчевника. Скомкал клочок пергамента, зажимая его в кулаке. Единый не внял его молитве. Он, Януш, теперь покрыт толстой коркой скверны и грязи, и лишь самое глубокое, самое искреннее раскаяние поможет ему… если не вернуть благословение, то хотя бы… вымолить прощение…
— Она забрала у меня мой дар.
— Это какой же? — хмыкнул хозяин.
Януш не ответил. Медленно, как во сне, он поднялся со стула, сделал несколько неверных шагов к двери. Следовало поблагодарить хозяина за помощь, но он ничего не мог из себя вытолкнуть. Пожар в груди, настоящая огненная буря из стыда, горечи, утраты и отвращения к себе, подогревались теперь ещё одной мыслью. Если всё то, что ведьма сказала ему — правда…
Ему нужно найти её. Найти или умереть в поисках, но если она носит его сына — он просто не может позволить ей исчезнуть вместе с ним. Сделать из его ребёнка чудовище, воплощённое зло…
Нет! Он не оставит его на откуп ведьминской жестокости, не уподобится собственному отцу, бросившему сына ради своей заветной любви. Он не повторит ошибок прошлого и вернёт себе сына. И посвятит ему всю жизнь…
Как там сказал хозяин? Туманные Острова, прибежище изгнанников и жутких чудищ? Прекрасное место для того, чтобы исполнить предсказание! Виверия всё просчитала, даже место, из которого следует восстать будущему повелителю тьмы… но она ошиблась! Потому что он, Януш, не позволит… не позволит…
— Я не отдам тебя ей…
Хозяин вздохнул, провожая взглядом полубезумного мужчину, и покачал головой, когда дверь за ним захлопнулась. Ведьма определённо лишила его разума! Что ж, по крайней мере, он был добр к бедолаге — возможно, он последний. Какая судьба ждёт побывавшего в ведьминских лапах, харчевник не знал — и не хотел знать.
Махнув рукой, хозяин принялся начищать стойку: вот-вот должен был прибыть торговый караван.
Нестор коснулся ладонью гладкой кожи, запустил пальцы в волнистые пряди, и замер, глядя, как она прикрывает глаза, прислоняясь щекой к его раскрытой ладони. Он боялся верить в то, что видит, боялся испортить то, что есть. И даже не потянулся вслед за ней, приказывая себе оставаться на месте, когда Марион наконец отстранилась и улыбнулась ему — на самом деле улыбнулась, той сдержанной, но мягкой улыбкой, которая раньше мелькала на её лице лишь для Михаэля.
— Доброй ночи.
— Нестор, — терпеливо добавил командующий. И когда только эта женщина научится звать его по имени!
Марион усмехнулась, качнула головой, и затворила за собой дверь, оставляя его одного в тускло освещённом коридоре. Баронесса разрешила проводить себя до опочивальни — и лишь после того, как убедилась, что Михаэль, соскучившийся по обществу герцога, также вернулся в свои покои. Сэр Эйр вызвался охранять сон баронета, и она впервые за полгода могла позволить себе наконец-то выспаться.
Нестор не настаивал на своём обществе. Несмотря на то, как сильно он скучал по её холодной и сводящей с ума сдержанности, по её понимающему взгляду и желанному запаху — он готов был ждать столько, сколько потребуется. Он прождал достаточно, чтобы не испортить своим нетерпением всё именно сейчас, когда тончайшая, дрожащая нить их отношений только-только сплелась в крохотный и ещё такой слабый узел.
Развернувшись, валлийский командующий быстрым шагом направился к главной лестнице. Марион не желала видеть ни регента, ни Августу — и она их не увидит. Августа ещё днём, собравшись в рекордные сроки, выехала из замка, с небольшим эскортом, захватив с собой лишь камеристку и одного слугу — остальная свита должна была догнать Нивелийскую леди уже в дороге. Августа очень торопилась покинуть замок так, чтобы не встретиться ни с их законными хозяевами, ни с будущим супругом баронессы. И ей это почти удалось.