Несмотря на глубокую эволюцию взглядов, произошедшую в 1668–1676 годах, или благодаря ей сама Кристина считала это время самым счастливым в своей жизни. Но одновременно этот период — самый тёмный для её биографов. О нём сохранились лишь общие и довольно скудные сведения, на основе которых трудно проследить процесс трансформации её мировоззрения от стоического к религиозно-мистическому.

Здравый смысл по-прежнему не изменял королеве. В 1679 году она писала во Францию своему другу Бурдело: «…Что касается меня, то я слепо верю взглядам римской церкви и безоговорочно верю всему, что провозглашают её руководители». В то же время своему камергеру дель Монте во время его пребывания в Стокгольме она писала такие строки: «Я сожалею, что в Стокгольме негде посещать мессу, но человек может найти Бога повсюду… и никакое учреждение, как бы хорошо и свято оно ни было, недостаточно без Него». Или епископу Бёрнету: «Церковь конечно же должна управляться Святым Духом; за время пребывания в Риме я видела четырёх пап и клянусь, ни в одном из них не было здравого смысла».

До определённого времени Кристина, приняв католическую веру и проявляя некоторый интерес к теологии, глубоко и серьёзно богословскими вопросами не интересовалась. Никакие модные течения и взгляды на религию её глубоко не волновали и не задевали. Совершенно безразлично, к примеру, она относилась к янсенизму[144], с которым Ватикан упорно и последовательно боролся многие годы.

После её столкновения с духовником Людовика XIV, иезуитским патером Анатом в Париже, Анна Австрийская предупредила Кристину, что критика иезуитов равнозначна поддержке янсенистов, на что Кристина возразила ей, что никакого янсенизма она вокруг себя не видит. Таким образом, борьба Римско-католической церкви с этим течением практически её не коснулась, хотя её друг кардинал Аззолино был членом комиссии по борьбе с янсенизмом.

Впрочем, равнодушие королевы Кристины к внутрирелигиозной борьбе было однажды всё-таки поколеблено. Во время поездок во Францию в 1656–1657 годах внимание Кристины неожиданно привлёк совершенно неизвестный слепой марсельский мистик Франсуа Малаваль. Выходец из буржуазной семьи, он, несмотря на свою слепоту, получил солидное теологическое образование, интересовался естественными науками, писал религиозные труды, принимал верующих и лечил их души. В Марселе его считали оракулом. Суть его учения сводилась к пассивному созерцанию жизни и полному подчинению божественной воле, то есть это был в чистом виде квиетизм[145]. Он говорил, что не обязательно быть учёным, чтобы созерцанием подарить душе покой — самые глупые и обычные люди способны на это.

Кристину, которой всегда претили ханжество и лицемерие служителей Церкви, всякие церковные реликвии и церковные таинства, коварные иезуиты и разгульные кардиналы, учение Малаваля заинтересовало. Марсельский «оракул» предлагал простой, мягкий и доступный путь к миру и спокойствию. Королева встретилась с ним, побеседовала, и он заронил в её душу семя сомнения. Между ними началась переписка. Это, по всей видимости, и стало началом пути, по которому Кристина пошла в своих душевных исканиях. Других видимых событий потом вроде бы не происходило.

Косвенным доказательством того, что среди её интересов был квиетизм, является упомянутая выше переписка с Аззолино из Гамбурга. В письме кардиналу от 15 сентября 1666 года, отвечая на продолжавшуюся в Риме критику её поведения, она пишет: «Я прошу Вас от моего имени передать патеру Фозио, что он напрасно теряет время своими просьбами, чтобы я стала святой, ибо я никогда не смогу обладать достаточной добродетелью для этого, а также достаточной низостью, чтобы притворяться таковой… Я непременно попытаюсь достать L’interieur Chretien и, как только мне это удастся, послать её Вам». Книга «L’interieur chretien»[146] в 1659 году была написана нормандским отшельником Анри де Верньером де Лувиньи и являлась своеобразной программой квиетизма.

Кристине всегда был чужд аскетизм: «Что плохого в том, что человек хочет развлечений?» или «Богу причиняют немало неприятностей, когда думают умилостивить Его подобными глупостями». (Кстати, именно на этой почве у неё и произошёл конфликт с последним папой в её жизни Иннокентием XI.)

В Италии получила распространение испанская форма квиетизма. Римско-католическая церковь считала квиетизм одной из опаснейших разновидностей еретичества и вела с ним непримиримую борьбу. Квиетизм, в отличие от официальной католической религии, был доступной формой общения с Богом без всяких посредников и легко воспринимался всеми слоями населения. Иезуиты, например, разработали целую систему приёмов для культивации души, создали подробнейшие рекомендации о том, как человек должен был себя вести в определённой ситуации, но система была слишком сложной, для многих непонятной и утомительной. У тех, кто пытался ей следовать, всё оставалось по-старому: душа — голодной и неудовлетворённой и там, где была.

Квиетисты же нашли простое и эффективное решение. Человеку не надо было напрягаться, делать над собой какие-либо усилия и разбивать лоб до крови, чтобы быть услышанным на небесах. Достаточно было лояльно настроиться к Богу и в тишине прислушаться к Нему. Молитва могла быть пассивной, ожидающей, воспринимающей, и не было надобности в том, чтобы постоянно думать о Христе, триединстве или о каких-нибудь иных христианских догмах и божественных атрибутах. Если Бог говорил с пассивно настроенной душой — хорошо, если нет — ничего страшного, никаких попыток приблизиться к Нему делать не надо. Достаточно, если человек хотя бы раз в жизни искренно отдаст себя Богу. Если на его пути появится искушение — пусть: и искушение имеет отношение к всевластию Всевышнего.

Не удивительно, что в Италии квиетизм нашёл многочисленных сторонников. Многие священники и кардиналы пришли к выводу, что традиционные устные молитвы и другие упражнения верующих были необязательными и бесполезными. Даже сам верховный понтифик симпатизировал квиетизму, но инквизиция была на страже, и в стране против квиетистов прошло несколько процессов.

Самым видным квиетистом в Италии был испанский священник Мигуэль Молинос (1627–1696), пользовавшийся на первых порах благосклонностью самого Иннокентия XI и кардинала Аззолино. Он приехал в Италию в 1663 году и с помощью Аззолино был введён в дом Кристины. Он использовал палаццо Риарио как своеобразную платформу для пропаганды своего учения и стал популярным как среди церковников, так и во всех слоях населения. Многие считали его святым. Его книги быстро распространялись среди верующих и были переведены в других католических странах.

Квиетизм стал лишь подсобным инструментом Кристины на пути к Богу. Д. Мэссон пишет, что учение Молиноса привлекло Кристину тем, что оно совпало с её жизненным убеждением — считать себя подотчётной одному лишь Господу. Мигуэль Молинос практически стал её исповедником, но в то же время у историков практически нет никаких данных, что королева целиком и полностью поддерживала его учение. Несомненно, он казался ей симпатичным, ей импонировала его критика внешней набожности Ватикана и лицемерия иезуитов, но, по всей видимости, не более того. Она продолжала считать мессы основным способом обращения к Богу, не приняла тезис Молиноса о так называемой мистической смерти («Думается, мистическая смерть — это какая-то химера») и «болтовню» о совершенном человеке («Кто из нас не грешник? Совершенства на земле нет»), не соглашалась с тезисом об абсолютном покое в этой жизни. Наибольший отпор королева оказала положению квиетизма о том, что душа человека, освободившая себя от воли и особенно подверженная нападкам дьявола, не может служить основой для обвинения в самых страшных прегрешениях, совершённых обладателями таких опустошённых душ. Она вполне трезво считала, что дьявол здесь вовсе ни при чём.