На том же первом заседании назвали имя Михаила Романова, сына Филарета. Оно упоминалось в этой связи еще в 1611 году, после низложения царя Шуйского. Михаилу было тогда всего четырнадцать лет. Но его кандидатура, как и боярина князя В. В. Голицына (кое-кто из знати хотел видеть на престоле именно его), не прошла. «Семибоярское» правительство учитывало тяжелую ситуацию — в Можайске стоял С. Жолкевский с войском, в селе Коломенском, невдалеке от столицы, — отряды второго самозванца. Оно предпочло тогда кандидатуру королевича Владислава. Теперь же, к началу 1613 года, ситуация существенно изменилась._

После освобождения Москвы из польского плена выпустили брата Филарета Ивана Никитича Романова, сына Михаила Федоровича и жену старицу Марфу Ивановну. Последние двое уехали в Кострому, поближе к родовому владению Шестовой (девичья фамилия матери М.Ф. Романова).

В Москве, на соборе, в это время накалялись страсти. Образовались группы депутатов, своего рода фракции, и каждая из них предлагала своего кандидата в цари. Раздоры, взаимные обвинения, угрозы, подкуп депутатов и прочие ухищрения сопровождали борьбу за «превысочайший престол».

Седьмого января бояре отклонили кандидатуру М.Ф. Романова, предложенную казаками, и высказались в пользу Карла Филиппа, шведского королевича. Оказывается, казаки, помимо молодого Романова, имели в виду еще двух кандидатов — князей Д. Т. Трубецкого и Д. М. Черкасского. Но голосовались кандидатуры В. В. Голицына, И.М. Воротынского. "Повесть о Земском соборе 1613 года» приводит в связи с этим также имена бояр Ф.И. Мстиславского, главы «семибоярщины», Ф.И. Шереметева, И.Н. Романова, И.Б. Черкасского. Наконец, всплывали и имена князя Д.М. Пожарского, одного из руководителей Второго ополчения, князя П.И. Пронского.

Некоторые из кандидатов, по сообщениям источников, вели в свою пользу агитацию (в том числе Романовы), тратили немалые деньги на угощения. Например, Пожарский — до двадцати тысяч рублей, по утверждению дворянина Л. Сумина, прозвучавшему, правда, двенадцать лет спустя, да еще в пылу ссоры с князем В. Ромодановским Большим. Д.Т. Трубецкой целых полтора месяца устраивал пиры для казаков, которых в ту пору собралось в Москве немало, десять тысяч человек.

Самым подходящим по знатности (потомок Гедиминаса, великого князя литовского!), уму, способностям считался князь Василий Васильевич Голицын. Но его, как и Филарета, держали в плену предусмотрительные поляки. Остальные кандидаты — люди способностей отнюдь не выдающихся. «Московское государство, — пишет Ключевский, — выходило из страшной Смуты без героев; его выводили из беды добрые, но посредственные люди. Князь Пожарский был не Борис Годунов, а Михаил Романов — не князь Скопин-Шуйский. При недостатке настоящих сил дело решалось предрассудком и интригой».

После всех споров, волнений и несогласий победила кандидатура шестнадцатилетнего Романова. Однажды, по рассказу одного хронографа, какой-то галичский дворянин подал на соборе письменное мнение о Романове: он — де ближе всех по родству с прежними царями. Среди делегатов говорили и о том, что будто бы сын Грозного, умирая, завещал престол Федору Никитичу Романову, отцу Михаила, теперь монаху и польскому пленнику; что патриарх называл Михаила как возможного преемника царя Шуйского менее двух лет тому назад.

Из среды депутатов раздались возгласы:

— Кто принес такую грамоту? Кто? Откуда?

К столу, за которым сидел Пожарский, подошел донской атаман. Тоже протянул письменное мнение. Князь Дмитрий Михайлович спросил его:

— Что это ты подал, атаман?

— О природном царе Михаиле Федоровиче.

Нужно сказать, что подобные «писания» в пользу Михаила еще накануне подавали группы дворян, богатых купцов, казаков, жителей Северской земли. В литературе распространено мнение, что решение собора в пользу Романова предопределила позиция казаков. Конечно, она сыграла свою роль.

«Повесть о Земском соборе 1613 года», составленная, вероятно, по свежим следам событий, сообщает данные, свидетельствующие в пользу мнения о большой, если не решающей роли казаков в царском избрании. Она, между прочим, описывает «столы честныя и пиры многия на казаков», которые давал Трубецкой, мечтавший, как и некоторые другие вельможи, о царской короне. Но те, кого он с надеждой угощал, всерьез на него как на возможного кандидата не смотрели: «казаки же, честь от него принимающе, ядяще, и пиюще, и хваляще его лестию, а прочь от него отходяще в свои полки браняще его и смеющеся его безумию такову».

Бояре тянули время на соборе, стремясь решить вопрос о царе «втаи» от казаков и дожидаясь их выезда из Москвы. Но те не только не уезжали, но вели себя активней. Однажды, посоветовавшись «всем казацким воинством", они послали до пятисот человек к Крутицкому митрополиту. Насильно, выломав ворота, ворвались к нему во двор и „грубными словесы“ потребовали:

— Дай нам, митрополит, царя государя на Росию, кому нам поклонитися и служити и у ково жалованья просити, до чево нам гладною смертию измирати!

Испуганный митрополит, «бежа через хоромы тайными пути к бояром», сообщил им:

— Казаки хотят мя жива разторгнути, а прошают на Росию царя.

Бояре и дворяне спешно созвали депутатов на собор. Пригласили казаков, и их атаманы повторили казацкое требование о скорейшем избрании царя. Бояре пытались лавировать:

— Царские роды минушася, но на Бога упование возложим и по вашей мысли, атаманы, и все войско казачье, кому быти подобает царем: но толико из вельмож боярских.

Далее следует перечень названных выше восьми бояр.

— Толико ли, — спрашивали казаки, — ис тех вельмож по вашему умышлению изобран будет?

— Да, ис тех изберем и жеребьем, да кому Бог подаст.

— Князи и боляра и все московские вельможи! — возражал на соборе казачий атаман. — Не по Божий воли, но по самовластию и по своей воли вы избираете самодержавного. Но по Божий воли и по благословению благовернаго, и благочестиваго, и христолюбиваго царя государя и великого князя Федора Ивановича всея Руси при блаженной его памяти, кому он, государь, благослови посох свой царской и державствовать на Росии князю Федору Никитичу Романову. И тот ныне в Литве полонен. И от благодобраго корене и отрасль добрая и честь — сын его князь Михайло Федорович. Да подобает по Божий воли на царствующем граде Москве и всея Русии да будет царь государь и великий князь Михайло Федорович всея Русии.

Бояре, по словам автора повести, «все страхом одержими и трепетни трясущеся, и лица их кровию пременяющеся". Все молчали, только И. Н. Романов возразил:

— Тот князь Михайло Федорович еще млад и не в полнеем разуме. Кому державствовати?

— Но ты, Иван Никитич, — услышал ответ он, — стар, в полне разуме, а ему, государю, ты по плоти дядюшка прироженный; и ты ему крепкий потпор будеши.

Настойчивость казаков возымела действие. Но дело не только в ней. Кандидатура Михаила в конце концов устроила большинство депутатов собора. Действительно, сыграли свою роль родство с династией Рюриковичей-Калитовичей, хотя бы и по женской линии; имя отца Филарета, митрополита, по решению первого самозванца, патриарха — по воле второго (а среди депутатов, тех же бояр, дворян, казаков, немало было «перелетов», сторонников обоих «воров»). В Михаиле многие, прежде всего представители низов, увидели «доброго" царя, имея в виду нрав, сходный с тем, которым судьба наделила его двоюродного дядю, царя Федора Ивановича.

Окончательный приговор о царе состоялся 21 февраля, ровно полтора месяца спустя после первого заседания собора. До избрания по стране ездили посланные собором представители, выясняя по городам и уездам мнение народа о намеченном кандидате. К назначенному дню приехали в Москву и они, и отставшие выборные депутаты собора, в том числе князь Ф.И. Мстиславский и иные бояре, из членов «семибоярщины", приверженцев поляков и самозванцев. Народ, по сообщениям представителей, с радостью приветствует кандидатуру Романова.