Но… после этих событий на Новых Гебридах пошли разговоры о праве собственности на землю. Тут же выяснилось, что почти половина территории архипелага уже не принадлежит местным жителям, а находится в собственности небольшой горстки пришельцев. Припомнилось, что самым крупным частным землевладельцем архипелага является французская корпорация Société Française de Nouvelle Hébrides (SFNH), а по существу — французское правительство. Корпорация владеет землями площадью около двухсот тысяч акров. Второй по значению землевладелец на этих островах — австралийское правительство, контролирующее пятьдесят тысяч акров. В этой ситуации Пиккок со своими шестью тысячами акров вовсе не был похож на акулу.

Затронули и некоторые другие аспекты, связанные с землевладением. Так, например, всплыл факт, что многие процветающие сейчас плантации приобретены несколько десятков лет назад по «повышенной» цене — за несколько бутылок плохого вина, дюжину испорченных ружей. Объединенный суд успел уже утвердить многие из этих сомнительных сделок, конечно, в пользу европейцев. Если даже согласиться с тем, что давние сделки были сравнительно честными, то тот факт, что огромные площади, принадлежащие, например, SFNH, являются залежными землями, в то время как жители окрестных деревень страдают от нехватки земли, все же заставляет призадуматься[21]. При этом стало ясно, что европейцы владеют самыми лучшими, наиболее плодородными землями, которые при развивающемся туризме стремительно растут в цене.

Так на Новых Гебридах возникло народное движение, целью которого было возвратить народу земли предков. Оно зародилось почти одновременно с появлением на островах мистера Пиккока и получило название «Нагриамель». Вождем его стал Джимми Стивенс, полуевропеец-полутонганец, который до этого был водителем бульдозера на американской военной базе. Он не без скромности предложил называть себя Моисеем и выдвинул сравнительно умеренные требования: передать участникам движения преимущественно те земли, которые не использовались белыми владельцами. У движения Нагриамель был свой флаг. Участники его жаждали иметь еще и армию. Движение Нагриамель стало, без сомнения, первым политическим движением в масштабе архипелага, несмотря на то что на первом организационном собрании, состоявшемся в 1966 году, присутствовало около двадцати членов.

К 1970 году движение насчитывало уже пятнадцать тысяч сторонников. «Моисей» ввел членские взносы на организационные нужды: два доллара в год платили мужчины, доллар — женщины и по двадцати центов — дети. Джимми стал часто ездить за границу, привез несколько молодых жен. Однако звезда его довольно скоро закатилась, особенно после того, как примерно в 1971 году выяснилось, что он большой любитель спиртного. К тому же оказалось, что он не закупил обещанного оружия для собственной «армии» и касса организации пуста. Нагриамель неизменно остается первым политическим движением на Новых Гебридах.

На развалинах движения «Моисея» возникла Национальная партия во главе с настоящим новогебридцем, воспитанником пресвитерианских миссионеров, отцом Уолтером Лини. Партия имела четкую программу, предусматривавшую получение независимости в 1977 году (что не было осуществлено. — Я. В.). Она намеревалась упразднить прежнюю систему управления кондоминиумом, требовала равных прав для всего населения, урегулирования права собственности на землю и прежде всего стремилась устранить от участия в управлении страной обе колониальные державы, владеющие архипелагом. Национальная партия резко критиковала существующее положение и указывала на бессмыслицы, которые возникали из-за англо-французского двоевластия.

Отец Лини весьма убедительно отстаивал позицию своей партии в апреле 1974 года на сессии подкомитета по деколонизации Организации Объединенных Наций. Тремя годами ранее (июль 1971 года) на том же форуме представитель Польши нанес, пожалуй, первый удар по архаичной структуре кондоминиума. Из протокольных записей следует, что мистер Тадеуш Струляк заявил, что в рамках устаревшей системы кондоминиума невозможен прогресс, и указал на отсутствие сотрудничества между британской и французской администрацией.

В последние годы администрация кондоминиума ввела кое-какие, якобы прогрессивные новшества. Однако в общем эти действия можно было считать лишь чисто внешними попытками замаскировать нежелание существенных перемен в системе власти. Жители архипелага по-прежнему практически не имели гражданства, не имели они и паспортов, поскольку до этого для них были введены странные документы «для употребления в качестве паспорта». Двойная система просвещения приводила к тому, что общество архипелага было дезинтегрировано, принадлежало к сфере влияния либо английского языка, либо французского.

Маневрирование среди рифов

«Росинант» продолжал лавировать между рифами. Мы бросали якорь то тут, то там. Нашего агронома, который стал самой важной персоной экспедиции, интересовали главным образом небольшие острова. Однако делами он занят был весьма умеренно, и я подозревал, что агроном хотел помочь своему другу Фрэнсису наслаждаться подводным плаванием, до которого и сам был большой охотник. Мацей тоже казался довольным таким поворотом событий — это давало ему возможность сделать наброски отдельных рифов и якорных стоянок. Оказывается, он давно лелеял надежду издать, как он выразился, «на старости лет» подробную лоцию этих вод. Я гордился его замыслом. Приятно сознавать, что поляк завершит дело, начатое самим Джемсом Куком. Впрочем, капитану Мачи полагалась такая честь хотя бы по должности: ведь он был обладателем капитанского патента Master of New Hebrides под номером первым.

Таким образом, эта часть плавания на «Росинанте» оказалась по душе всем без исключения. На палубе целыми днями работал компрессор, беспрерывно нагнетая воздух в баллоны. Весь экипаж увлекся подводным плаванием. Ребята прекрасно обходились без аквалангов и ласт. Я все-таки аквалангом пользовался. Фрэнсис почти всегда плавал с гарпуном, так что наш камбуз был завален рыбой. Я погружался под воду бесцельно. Мне нравилось парить в глубинах трехмерного пространства седьмого континента.

Подводные пейзажи не показались мне столь красивыми и разнообразными, как на Большом Барьерном рифе, которые я наблюдал всего несколько недель назад. Однако и здесь они были настолько привлекательны, что каждый раз, когда в баллонах кончался воздух, я с большим сожалением поднимался на поверхность.

На Новых Гебридах в зарослях рифов мне удалось увидеть нечто такое, о чем я не смел и мечтать, — удивительную особенность морских звезд, которая оправдывает их название «странствующих желудков океана». Погрузившись на дно, я наткнулся на морскую звезду. Она «стояла», выгнувшись дугой, образуя щупальцами нечто вроде миниатюрных арок. Подплыв ближе, я рассмотрел, что под этими «арками» стоит перпендикулярно двухстворчатый моллюск (Lamelibranchiata). Сначала я даже и не понял, что являюсь свидетелем напряженных драматических событий. Я долго наблюдал за схваткой не на жизнь, а на смерть между моллюском и морской звездой. Изогнувшись, звезда обхватила моллюска своими ножками-присосками так, что они были крепко прижаты к обеим половинкам раковины, и старались приоткрыть створку. Ножки-присоски делали невероятные усилия, чтобы преодолеть сопротивление мышц, смыкающих раковину, и добраться до нежного тельца моллюска. Морские звезды очень прожорливы. Полагают, что эти вечно голодные создания, имеющие весьма малый вес, способны съесть от восьми до десяти устриц в день. Отчаянная борьба продолжалась около двадцати минут, и я почувствовал, что целиком захвачен ею. Я «болел», как на лучшем футбольном матче, несмотря на то что внешне ничего не происходило. Я был так увлечен этим зрелищем, что не мог покинуть «поля боя».

Наконец раковина раскрылась! Но не так, как это бывает, когда, мерясь силой, один человек вдруг прижимает согнутую руку другого к столу. Нет. Щель не увеличивалась. Видимо, моллюск еще сопротивлялся. Но судьба его уже была предопределена. Происходило самое страшное, о чем обычно ученые пишут с восторгом и ужасом: в щель между двумя створками протискивалось нечто бесформенное, напоминающее желе. Это был желудок морской звезды. Да, желудок!