Гостиница помещалась в конце главной улицы, близ мыса Лоцмана, замыкающего залив. Здесь кончалась Апиа для туристов. Пришлось повернуть к центру бульвара, являющегося главной артерией центра города. По пути я заглянул в кафедральный собор. Рядом с трехэтажными домами он казался величественным. Там в 1970 году отправлял богослужение сам папа Павел VI, единственный святой отец в истории церкви, который отправился из Ватикана в столь далекое путешествие.

В нескольких сотнях метров поодаль мое внимание привлекло огромное, крытое дранкой подобие сарая. Это сооружение должно было, по-видимому, гармонировать с архитектурой самоанских фале — типичных жилищ современных островитян, густо рассеянных также у дороги, ведущей с аэродрома Фалеоло. Сам замысел был, вероятно, хорош, однако то ли пропорции в масштабе макро были плохо соблюдены, то ли реализация проекта оказалась неудачной, но общий облик здания производил плохое впечатление. Все это не помешало мне заглянуть внутрь, где я обнаружил еще один отель «люкс». Холодное пиво несколько смягчило мои претензии по части архитектуры.

«Тузитала, Тузитала», — повторялось повсюду название отеля. Я спросил бармена, что означает это слово. Он укоризненно посмотрел на меня.

— Тузитала, милостивый государь, — это «слагатель историй». Так жители Самоа называли Роберта Льюиса Стивенсона, который здесь жил, умер и был похоронен. Это он прославил наши острова на весь мир.

Мне стало стыдно. Как я мог забыть о том, что автор «Острова сокровищ», которым я, бывало, тайком зачитывался в школе во время уроков, именно здесь закончил свою жизнь! Позор! Я решил исправить ошибку и на следующий же день обязательно побывать в его доме.

Я допивал кружку пива. В этот момент за моей спиной послышался голос:

— Простите, вы иностранец?

Я обернулся. Передо мной стоял молодой человек в рубашке цвета хаки.

— Да. Прилетел сюда вчера, — ответил я.

— Разрешите представиться: Боб Кинли из Калифорнии. Не согласитесь ли выпить со мной еще одну кружку пива?

Во время беседы я узнал, что Боба на Самоа направил отец, который поручил сыну приобрести там новые экземпляры раковин для его коллекции.

— У отца более десяти тысяч экземпляров, но, как подобает истинному коллекционеру, он все время ищет новые. Его мечта заполучить наконец-то «Морскую красу». Он уже стар и сам не может совершать подобные путешествия, — говорил американец, — и поэтому чаще всего посылает меня. А я и не жалуюсь.

— Вероятно, вы не только прекрасно разбираетесь в раковинах, но и знаете наизусть всю отцовскую коллекцию?

— Да, я кое-что знаю об этих великолепных сокровищах моря, так как с раннего детства помогал отцу перебирать раковины… — Боб глотнул пива, — Недавно отец чуть не заболел, когда узнал, что один австралийский аквалангист на острове Гуадалканал нашел на глубине десяти метров великолепную колонию из двадцати экземпляров раковины «Морская краса». Я сразу же вылетел в Сидней, но, к сожалению, опоздал. Австралиец передал один экземпляр музею в Хониаре, а остальные раковины продал по пятьсот долларов за штуку. Единственный оставшийся у него экземпляр он включил в свою коллекцию и ни за какие деньги не пожелал продать. Я боялся возвращаться домой с пустыми руками.

— Сейчас вы тоже ищете что-то определенное?

— Да, но не скажу что, чтобы не испортить дела.

Мы договорились с Бобом на следующий день поехать на экскурсию вместе.

Взяв напрокат автомобиль, мы отправились на другую сторону острова Уполу. Боб неплохо знал местность, ведь это было его второе пребывание на Самоа.

— В нескольких милях отсюда, у подножия горы Ваэи, стоит бывший дом Стивенсона. Он считал, что для его больных легких наиболее целесообразным будет пребывание в Южных морях. Однако один воздух мало чем мог помочь ему. Он прожил здесь пять лет и писал до самой смерти. Скончался Стивенсон в 1894 г. Заглянем туда?

Я охотно согласился.

По обеим сторонам дороги раскинулись поистине райские сады. На острове росло много пальм. Самое большое впечатление произвели на меня не плантации кокосовых пальм и деревьев какао, а обыкновенные фале. Это, несомненно, самое хорошее жилище аборигенов, какое мне когда-либо приходилось видеть во время моего путешествия по Океании. Элипсообразные сооружения с соломенными крышами, вместо стен — редко расставленные столбы. Поэтому повседневная жизнь, протекающая в доме, проходит как на театральной сцене. Женщины, удобно устроившись на циновках, плели корзины, делали ожерелья из раковин. Одновременно они утихомиривали свое расшалившееся потомство. Пожилые мужчины лениво беседовали. Молодых почти не было — они, видимо, работали. В хижинах кое-где можно было увидеть европейские кровати и кресла, совсем не гармонирующие с пленительными домиками и еще более усиливающие впечатление, что все это происходило на сцене театра. Все фале были оборудованы искусно изготовленными жалюзи. Пользовались ими, очевидно, лишь при сильном ветре или дожде. Трудно представить себе более гигиенические жилые помещения, приспособленные к местному климату. Благодаря своим совершенным пропорциям они производили прекрасное впечатление.

К дому автора «Странной истории д-ра Джекиля и м-ра Хайда» подобное определение никак не подходило. Просторное здание с верандами, покатой крышей — сочетание, пожалуй, элементов германской архитектуры с требованиями местного климата.

— Дом перестраивался много раз, — пояснил мне Боб. — Ныне это своего рода эквивалент Белого дома и живет в нем сам О ле Ао Ле Мало. Трудно поверить, но говорят, что в доме есть даже камин. Думаю, вряд ли знаменитый шотландский писатель им пользовался: морозов здесь не бывает.

Наша следующая остановка у небольшого водопада.

— Водопад Тиави, — сказал Боб. — Он небольшой, но, как видите, декоративный.

— Здесь чего-то не хватает.

— Чего же?

— Обнаженных девушек, купающихся в водопаде. Их показывают в каждом фильме, посвященном южной части Тихого океана.

— Вы правы. Однако увидите фильм, вернее, место, где его снимали. Мой контрагент по раковинам проживает в деревне Лефага, месте съемок фильма, нашумевшего в пятидесятых годах. В нем участвовал Гарри Купер. Фильм назывался «Возвращение в рай».

— Там показывали купающихся в водопаде девушек.

— Эти девушки живут здесь и поныне. Когда я был тут в последний раз, то в соответствии с фаа Самоа меня угощали кавой, которую, по местному обычаю, готовит дочь вождя или кого-то из местной знати.

— Сегодня это редкость…

Мы тронулись в путь, и вскоре дорога пошла резко вниз. Вдали виднелось изумрудное море, которое плохо просматривалось из-за крон пальм. Двадцатимильная поездка поперек Уполу не заняла у нас много времени.

— Вы знакомы с местным этикетом? — вдруг забеспокоился Боб.

— Не имею о нем ни малейшего представления. А вы думаете, что нам устроят прием?

— Если застанем старого Оволу, то кто знает… Итак, слушайте и запоминайте. Никогда не начинайте беседу в самоанском доме стоя. Беседу ведут сидя. Этикет требует сидеть со скрещенными ногами. Ноги вытягивать перед собой не следует. Уж если совсем невмоготу сидеть в такой позе, то можно прикрыть ноги циновкой и изменить положение.

— Хорошо, постараюсь запомнить.

— Если нас будут потчевать кавой, то нужно стряхнуть несколько капель.

— Понятно, что еще я должен знать?

— Нельзя ездить верхом на лошади или раскрывать зонтик вблизи фале, в котором происходит собрание…

— Ни лошади, ни зонтика у меня нет…

— А ведь в самом деле.

Боб замолчал.

Деревня Лефага оказалась такой красивой, что так и просилась в кадр. Песок на пляже был ослепительнобелым. Маслянистые волны набегали на берег. Стволы деревьев склонились над водой. В пальмовой роще стояли аккуратные домики местных жителей. Деревню со всех сторон окружали крутые зеленые холмы. Чувствовалось легкое дуновение ветерка, слышались глухие раскаты волн, бьющихся о прибрежные коралловые рифы. Пейзаж украшали рыбачьи лодки да красочные фигурки в легких разноцветных рубашках и лавалава, мелькающие на протоптанных тропинках.