Такая смена тактики хотя и дала некоторую передышку авиации, но была совершенно необъяснимой. Если бы атаки на военные аэродромы продолжались, возможно, через несколько недель авиация была бы выведена из строя, что повлекло бы за собой изменения во всем ходе войны. Теперь авиационные заводы могли выпускать больше самолетов, чем немцы успевали вывести из строя. Время играло на них. В коридорах Министерства авиации затеплилась искра надежды. И тем не менее едва ли, как думали прежде, войну можно было выиграть только в воздухе, хотя летчики прилагали усилия на пределе человеческих возможностей.

Каждую ночь, пока эскадрилья истребителей вплоть почти до единого часолета брала на себя невообразимо трудную задачу перехвата и обстрела немецких бомбардировщиков в темноте, пилоты, что сражались днем, пытались расслабиться и забыть о тяготах войны. Это было непросто, даже для тех, кто напивался до бесчувствия. Всегда могло случиться так, что летчик шел искать своего приятеля, с которым он выпивал предыдущим вечером, но — увы! — его больше не было. Казалось, что с каждым днем тех, что искали и не могли найти, становилось все больше.

Те, кто оставался в живых, за успехи в воздушных боях получали награды от страны, а также повышения в чине. Хью, на счету которого было уже семь сбитых немецких самолетов, теперь носил орденскую ленту «Крест за летные заслуги», а рукав кителя его летной формы опоясывали две бледно-голубые полоски, указывающие на продвижение по службе до чина лейтенанта авиации.

Сэра Джеймса Кэмерона, ведущего летчика эскадрильи, наградили вторым крестом «За летные заслуги». К этим наградам добавилась сине-голубая лента ордена «За безупречную службу». Имея на счету четырнадцать сбитых самолетов, Джеймс стал одним из самых сильных асов истребителей.

Иногда, когда погода не позволяла Люфтваффе осуществлять бомбардировки Британии в глубине страны и наступала небольшая передышка, оба молодых человека вместе обследовали окрестности Англии. Но такое случалось не часто. Сэр Джеймс считал своим долгом как можно больше времени проводить со своей эскадрильей, чтобы дать возможность новым летчикам узнать его получше.

Хью часто ходил на прогулки один. Он нашел одну английскую пивную, где любил посидеть в уголке, выпивая полпинты сидра и думая о своем. Местные жители относились к нему уважительно и скоро прозвали «Тихим американцем». Когда он входил в пивную, ему освобождали полюбившийся угол, а к молчанию его относились с пониманием.

Однажды, когда облачность и моросящий дождь дали британским боевым летчикам долгожданную передышку, Хью подумывал, не совершить ли ему одну из своих прогулок, и тут раздался стук в дверь его комнаты. Сэр Джеймс Кэмерон вошел до того, как Хью успел ему ответить. Ведущий эскадрильи был в приподнятом настроении.

— Снимай свои лохмотья, Золушка. Сегодня вечером ты идешь со мной на бал.

— Я не так уж хорошо владею английским языком. Что бы это могло означать? Даже приблизительный перевод подойдет.

— Это означает, что наш достопочтенный капитан отряда согласился одолжить мне свою машину, в которой я собираюсь отвезти тебя в Лондон, чтобы приобщить к культуре. У меня есть билеты в театр. Спектакль, конечно, не в Вест-Энде, но все равно, театр есть театр. Я также устроил так, что нас представят двум девушкам из кордебалета после спектакля.

— Если бы ты сразу начал с конца, я бы тотчас же был готов. А теперь, дай мне пять минут, и я с тобой хоть на край света.

Сэр Джеймс считал, что все нужно делать с шиком. Первое, куда он заглянул, был отель «Савой». Оставив спортивную машину командира авиаотряда — генерал-майора — под присмотром пожилого швейцара, он направился в ресторан. Вечер только начинался, и он объявил, что им нужно поесть, прежде чем идти в театр.

Меню не отличалось разнообразием, но, как заметил Хью, для военного времени все было очень неплохо. Большая проблема возникла только с выпивкой. Джеймсу хотелось чего-нибудь особенного, но ему сказали, что, к сожалению, в отель временно не поставляют алкогольные напитки. Исключение делается только для тех, кто там живет.

После нескольких минут безрезультатных препирательств, Джеймс сказал, что хочет поговорить с главным метрдотелем. Когда он подошел к его столику, уже по выражению лица метрдотеля было ясно, что он на стороне официанта. Однако, прежде чем он успел хоть что-то сказать, Джеймс произнес:

— Сеньор Раффери? Гарри О'Коннор попросил меня передать вам привет.

На мгновенье внушительный метрдотель нахмурился, затем лицо его прояснилось, хотя в глазах заметно было некоторое замешательство.

— Гарри О'Коннор, посыльный?

— Да, да, бывший посыльный вашего отеля, а теперь он — сержант авиационных войск в моей эскадрилье. Как только он узнал, что я поведу своего товарища отмечать его награждение крестом «За летные заслуги», он сказал, что я непременно должен подойти к вам и передать его наилучшие пожелания.

Взгляд главного метрдотеля прошелся по орденской планке над карманом кителя Хью. Затем он снова обернулся к сэру Джеймсу Кэмерону.

— У вас тоже есть крест «За летные заслуги» — даже два, если я не ошибаюсь. И орден «За безупречную службу» тоже.

Затем он быстро сказал что-то официанту по-испански и жестом, каким обычно отгоняют мух, отправил его куда-то.

Поклонившись двум авиаторам, метрдотель сказал:

— Я обслужу вас сам.

Быстро оглянувшись вокруг, сеньор Раффери шагнул к ним поближе и сказал шепотом:

— Сегодня из Шотландии мы получили новую партию куропаток. Сейчас мы готовим парочку для кого-то очень важного, но это секрет, понимаете? Я думаю, что они обойдутся и одной. А что касается напитков… А! Вот и Хуан.

Появился официант с ведерком для льда в руке, содержимое ведерка было прикрыто салфеткой, наброшенной сверху. Когда ведерко поставили на подставку между двумя мужчинами, скромно спрятав от глаз немногочисленных посетителей, салфетка была снята, и взорам предстала бутылка шампанского.

— Это — очень хорошее марочное вино, джентльмены. Примите его с наилучшими пожеланиями от управляющего.

Еда была такой, какой ей и следовало быть в хорошем ресторане, и, наслаждаясь шампанским, Хью сиял от удовольствия. Он не помнил, когда ему приходилось так отдыхать, с тех пор как он уехал из Америки.

Покидая отель незадолго до наступления темноты, Хью похвалил Джеймса за выбор и за тот прием, какой им был оказан, добавив:

— Но кто такой сержант авиации О'Коннор? В эскадрилье нет никого с таким именем.

— Был, — без всякого смущения сказал Джеймс. — Но ему так и не доверили «харрикейн». Его потом перевели в стрелки в ночных полетах.

«Стрелок» управлял пулеметом в башне за пилотом. Эскадрилья, которая осуществляла ночные вылеты, располагалась на том же аэродроме, где и Хью с Джеймсом.

— Мы у него в долгу. Завтра я пошлю ему в столовой выпивку.

Ловко управляя небольшим спортивным автомобилем, объезжая заграждение воронки, которое заняло почти половину дороги, сэр Джеймс покачал головой. Не поднимая глаз на Хью, он сказал:

— Не стоит входить в такие расходы, Хью. Просто помолись за него, когда в следующий раз будешь стоять на коленях. Я звонил ему в казарму, чтобы поговорить как раз перед тем, как нам уехать. Мне сказали, что он сбит над Лондоном прошлой ночью. Сначала он медленно падал, а потом ударился о стену многоэтажного жилого дома. Вся беда с самолетами этого типа в том, что, если ты внутри, тебе никак не выбраться наружу без помощи консервного ножа.

— Говорю же тебе, я не ошибаюсь. Вот два билета. Адрес на них — театр Кингсленд, на Хокни-Роуд. А теперь смотри сюда — на стену. Тут афиша этого ревю. Это — Хокни-Роуд, но где же театр?

Было темно, и им давно было пора занять свои места в «Ревю, усыпанном звездами», как объявляла афиша, но два летчика уже в третий раз курсировали вдоль по всей Хокни-Роуд в машине своего командира, не находя здания театра.