Охотники долго спускали вождя, он был жив, но весь изранен. Кроме глубокой раны на груди от удара саблезубого, у него были сломаны ноги и разбита голова. Он был в беспамятстве и все время порывался вскочить на ноги. Они, как могли, успокоили его, и Гений принялся врачевать: накладывать жеваные травы и перевязывать раны. Охотники ушли за товарищем и вскоре вернулись, ведя его под руки. Он был не так беспомощен, как вождь, — так казалось на первый взгляд. Но, перевязывая его, Гений заметил выступающие сквозь кожу сломанные ребра, и к тому же у него было разбито плечо. Он также впал в беспамятство.

Они сидели возле раненых и совещались, как быть дальше:

— Надо кому-то идти в стойбище и звать на помощь людей, — сказал Таргей и посмотрел на собравшихся.

— Таргей верно говорит, — согласился Угру и закончил, — приведет много людей и шамана.

На совете порешили, что пойдет Варту, остальные останутся с ранеными в помощь Гению.

Варту не сказал ни слова, взял дротик и ушел к стойбищу, до которого было два дня ходу.

Оставшиеся не могли знать, что видят его живым в последний раз. На полпути к стойбищу, у родника, его смертельно укусит черная змея.

Они найдут его обглоданные гиенами и грифами кости на третий день, опознают его по ожерелью из звериных зубов. Там же, недалеко от ручья, Варту и похоронят.

А пока Гений ухаживал за ранеными и между делом возился со своим необычным камнем. Он усилил палку, входящую в отверстие камня, и заготовил толстые жерди для привязи к самодельной оси. Затем взял три древка разной величины и снизу доверху привязал к жердям. Получилась первобытная тачка.

Товарищи с ухмылкой смотрели на все его хитроумные чудачества и, не веря ни во что путное из его затеи, качали головой и недоверчиво выполняли все его указания по строительству странного сооружения.

На второй день у молодого охотника вздулась и почернела нога. Он стонал, не приходя в сознание.

Гений застелил свои связанные палки шкурами, взятыми у охотников, и предложил положить на них раненых. Затем привязал к ним и самих раненых охотников.

Потом каждый из соплеменников взялся за жердь, и они толкнули первую на Земле тачку. И тачка пошла. Первые минуты неровно, толчками, зигзагами, но все же пошла. Гений хромал позади, не веря в созданное им же самим чудо. Со временем охотники приловчились к новому сооружению, и все пошло, как надо. На привалах они удивленно восторгались поделкой Гения.

— Ну ты и голова, надо ж такое придумать! Вот голова!

На второй день из леса неожиданно выбежало человек двадцать вооруженных воинов. Охотники взялись за оружие и, приняв боевую стойку, встали навстречу бегущим. Позже оказалось, что это были охотники из Свирепого зубра. Их вождь, рыжеволосый гигант Аран, долго с любопытством рассматривал тачку и в конце зацокал языком, тряся патлатой головой:

— Кто придумал такое умное сооружение?

— Гений! — вскрикнули в один голос его товарищи, указывая на него.

— Гений, — звонко повторил вождь и опять зацокал языком.

Воины проводили охотников в стойбище, и вождь еще долго не уходил, присев на корточки, все качал головой и заинтересованно рассматривал тачку.

В их стойбище он вернулся через три дня, пришедшие с ним охотники сложили убитую дичь и рыбу возле большой пещеры, а вождь ушел разговаривать с шаманом. Из шаманской пещеры вышли вдвоем, и вождь, пробежав глазами по столпившимся людям, окликнул Гения:

— Шаман разрешил, идешь к нам в стойбище.

Гений не стал задавать вопросов, а только в знак согласия кивнул головой. А когда стал разбирать тачку, вождь остановил его:

— Не надо брать колесо, мои люди сделают тебе хоть десять.

Колесо — это прозвище носило солнце, значит, люди Свирепого зубра его именем назвали каменный круг. Гений очень удивился этому названию, сегодня вообще ему было очень радостно, и не потому, что он шел в незнакомое стойбище, просто у него было как никогда хорошо на душе.

Когда в излучине реки остановились на отдых, он спросил, подсев к вождю:

— А зачем я вам? Чтобы делать наконечники? Вождь улыбнулся и ответил:

— У нас есть ручной бык, и я хочу, чтобы ты сделал для него повозку на колесах. Тогда мы будем возить лес и камни для строительства запруды на реке. А сейчас он тащит одно бревно, а я хочу, чтобы он тащил много. И ты придумаешь для повозки много колес. Помощники для этого дела у тебя будут.

Он вытащил из-за пояса большой охотничий нож и подал Гению: «Это тебе…» В стойбище Свирепого зубра ему выделили отдельное место в большой пещере и собрали необходимый инструмент.

Вечером Гений присел возле пещеры у костра и всю ночь просидел, не меняя позы, подле него, забывая подбрасывать хворост. Он думал о повозке. И кажется, нашел решение. Он уже воочию представлял ее едущей по земле.

Рассвет был хрупким и нежным, и играл пламенем костра ветерок. А у костра, сидя на четвереньках, все чертил и чертил на песке геометрические фигуры длинноволосый паренек в накинутой на худые плечи звериной шкуре. Он не знал, да и не мог знать, что его изобретение «колесо» перевернет жизнь всех поколений. Часы, машины, даже ракеты и много-много других вещей, так необходимых в жизни людей, будут зависеть от его чудо-колеса. А самых выдающихся из них, из людей, будут называть его именем «Идущий в рассвет», или просто Гений.

Баня с буфетом

Это Егор Савенков всю деревню с панталыку сбил. А до того дня все как положено было. Под выходной день топили хозяйки бани. Хороший банный дух по дворам стоял. Особенно морозным зимним вечером, когда идешь улицей, и в ядреном, жгучем воздухе каждую баньку носом чуешь. Так сказать, всю ее канцелярию: кто чем топил, чем пропаривал. В таком, на вид простом деле, каждый истопник свою хитринку, свой кураж имел.

В основном культурные люди осину да березу жгли. Угару от них немного, дым легкий, даже приятственный для нутра.

А вот пропаривал баньку каждый хозяин по-своему, свой умысел, свою закавыку, так сказать, в этом, очень даже надобном, деле имел. Одни — водой ключевой, это самые ленивые, что не шибко свое тело уважали, другие — березовой или хвойной щелочью, а самые искусные да искушенные, к баньке большую любовь питающие, пивом или хлебным квасом каленые каменья поливали.

В общем, в деревне каждый свою привычку или сноровку имел. И таким руслом все шло, пока Егор Савенков, конюх из второй бригады, к куму в гости в соседнюю область не съездил. Приехал он, значит, оттельва и давай на каждом своем дежурстве нашенским мужикам чудеса несусветные расписывать. Будто в каком городе Париже побывал, а не в деревне Загогули.

Мужики и без того каждый вечер в конюшенной сторожке гуртовались, там в картишки на антирес перекинутся али полбанки приголубят и про колхозную жизнь покалякают. А тут, прослышав про чудное Егорово путешествие, стали собираться, как на передачу «Вокруг света». И каждый норовил дружка с собой прихватить. Чтоб послухал Егоркину брехню.

Набьются в сторожку, как селедки в бочку, притулятся кто где, сосут до одурения злые, дешевые папироски, преют в своих работных стеганках, а не разойдутся по дворам, пока Егоркину тарабарщину не услышат.

На один из таких вечеров кто-то карту той области невесть где раздобыл и в красном углу под висячими часами с давно подохшей кукушкой повесил. Село то, где Егоров кум как сыр в масле катался, чернильным кружком обвели, чтоб, значит, каждый интересующийся мог беспрепятственно его отыскать.

Лупили мужики намагниченными глазами на этот хренов кружок, и по какой-то им самим непонятной причине каждый норовил его своими пальцами потрогать. От этого очень скоро село Егорова кума просто безобразно заляпали своими работными пальцами. А Савенков, восседая за шатким дощатым столом, теперь говорил, щуря для важности свои кошачье-зеленые глаза на карту:

— Вон там оно, робяты, где чичас не прочитаешь. Загогули прозывается.

Мужики завистливо вздыхали и растопыривали уши. Егор для солидности кхекал в кулак и начинал свой рассказ о деревне Загогули.