— А ну-ка пойдем пройдемся, — воспитатель как будто догадался, о чем думает Рокх.

В коридоре было пусто. Двери «камеры» с воспитанниками давно перестали охранять, а больше в этой башенке никто не жил, здесь и комнат-то не было, одни окна.

— Я обещал тебе все объяснить, — сказал господин Миссинец. — И я сдержу свое слово. Начну прямо сейчас. Завтра я намерен заложить круг огромной семьи, которая вскорости появится у нас на глазах. Я называю это Державой Сынов Господних. В нее будут входить все земли, на которых сейчас обитают кхарги — и возможно, со временем не только они. Я знаю, что ты можешь мне возразить. Я не намерен — пока не намерен — замахиваться на власть градоправителей и старост. Я возьму то, что издревле оставалось вне сферы их интересов. Вера, религия. Я создам единый храм для всех наших земель. И в этом ты должен мне помочь.

— Как? — спросил ошеломленный Рокх. О да, теперь он понимал, что замысленное Голосом Господним вполне способно воплотиться в жизнь.

— Об этом я скажу тебе завтра. Но сперва тебе придется выйти к гунархторцам и сыграть свою роль. Это будет несложно… конечно, при одном условии. Если ты сам захочешь помогать мне.

— Мой воспитатель, я…

— Не торопись. Не торопись уверять меня в своей преданности, ты ведь не кхарг-зверь. Я мог бы, конечно, просто потребовать от тебя то, что мне нужно, — в конце концов, я ведь и вправду твой воспитатель. Но в этом деле я не могу позволить себе такую роскошь. Мне требуется твое искреннее желание быть рядом во время строительства Державы — и участвовать в нем. Иначе толку и надежности в происходящем будет не больше, чем в прошлогодней скорлупе. Подумай хорошенько. Если ты откажешься, я смогу использовать Быстряка.

— Тогда ответь, почему ты готовил к той роли, о которой я даже не знаю, именно меня?

— Ты лучше подходишь, — отрезал господин Миссинец. — Но на этом этапе вы еще взаимозаменяемы. Я даю тебе шанс — завтра вечером пути назад уже не будет, учти это.

— Я выбираю служение тебе, — сказал Рокх. — Только… справлюсь ли я с тем, что ты уготовил мне?

— Если не справишься, все мы погибнем. Так что постарайся.

И в урочный час, в первый день неболивня, собрал Голос Господен всех гунархторцев на площади перед храмом, и сказал он им: «Вот пришел я и говорю: отныне и вовек быть нам единой семьей и единой державой! Каждый из нас отличается от другого, как и каждый семейный от других семейных, но вера наша, Господь наш, подобно кругу семьи, объединяет нас. Сколь же будем мы, ослепшие в заблуждениях своих, не замечать этого?..»

Столько кхаргов сразу Рокх еще никогда не видел. Казалось, здесь собрался весь город. Разглядывая площадь через потайное окно, Клеточник в который раз поразился тому, насколько продуманно действовал его воспитатель.

Еще несколько дней назад по городу поползли слухи — как о самом факте выступления, так и о его цели. Были они противоречивы до правдоподобности, поэтому в них охотно верили. В город начали сходиться кхарги, причем нередко — весьма подозрительной внешности. По просьбе пророка стражи порядка их не отлавливали и не выпроваживали из Гунархтора. Рокх был уверен, что присутствие сомнительных типов заранее продумано Голосом Господним. Может, и то, что сегодня начало сезона дождей, тоже не случайно? Правда, Рокх пока не понимал, какую пользу может воспитатель извлечь из этого факта. Да, с наступлением неболивня жизнь кхаргов менялась, они значительно больше времени уделяли особам противоположного пола и при этом становились агрессивнее, чем обычно. Но как сие связано с задуманным господином Миссинцем?

Рокх оглянулся на Быстряка и Желтоклыкого, стоявших рядом. Голос Господен велел надзирателю привести обоих воспитанников в храм с черного хода, спрятать в этой комнатке и до условленного сигнала никуда не выпускать. Разумеется, о самом сигнале не сказал ни слова, но, судя по уверенности, которой пахли Ллурм и Желтоклыкий, оба знали о нем; только Рокх пребывал в неведении. Но он не стал слишком переживать по этому поводу, зато принялся с интересом разглядывать саму комнатку. Она еще раз укрепила то презрение, с которым Рокх относился к святошам. Это так по-храмовничьи: устроить потайное окошко, чтобы наблюдать за толпой на площади! И продолжать обманывать народ.

О нет, к «народу» Рокх тоже не относился с пиететом; просто он вполне допускал, что, сложись судьба иначе, он мог бы быть любым из тех, кто стоял сейчас на площади: кхаргом-зверем, селюком, ремесленником, купцом, стражем порядка, а то и градоправителем. И Рокх бы не хотел быть обманутым какими-то храмовниками.

Он покосился на дальний правый край площади, который просматривался лучше всего. Там возвышался наскоро возведенный помост. Помост окружали стражники из личной гвардии градоправителя, сам же Хитромудрый сидел вместе со своими помощниками-заместителями в центре, выказывая этим свою близость к народу, но в то же время оставаясь надежно защищенным от назойливых просителей и наемных убийц. «Интересно, он тоже искренне верит в Господа и чудеса Его?» — лениво размышлял Рокх, наблюдая за Хитромудрым. Тот о чем-то переговаривался с одним из своих подчиненных и нервно поглядывал на площадку.

На площадке вот-вот должен был появиться Голос Господен, во всем своем величии. Об этом свидетельствовал приближавшийся к площади устойчивый гул толпы. В отличие от воспитанников и надзирателя, господин Миссинец был намерен явиться к храму публично, посему вернулся в свой холм и теперь второй раз за сегодня приближался к холму Одноокого. «Очень умно. Не придется объявлять о начале выступления», — решил Рокх. И зябко повел плечами, вспомнив, что от оного выступления зависит не только его судьба, но и жизнь. В толпе хватало стражей порядка, так что если Хитромудрый решит пленить или казнить пророка и его воспитанников, приказ будет выполнен незамедлительно. И никакой Одноокий не поможет.

Наконец господин Миссинец ступил на площадь. Торжественно прошествовал сквозь взволнованное месиво из хвостов, клыков, взглядов, вздохов, надежд, опасений… прошествовал и медленно поднялся по ступеням на площадку, венчавшую парадную лестницу. Поднял руку, призывая толпу к тишине.

И — поистине чудо! — эта многоликая толпа замолчала.

Особенно громким в воцарившейся паузе показался голос Желтоклыкого, прошептавшего своим подопечным:

— Готовьтесь. Скоро…

А потом заговорил господин Миссинец.

— Когда Господь наш послал меня сюда, Он хотел, чтобы я принес в ваши жизни спокойствие и порядок. И я, да узрит Он сие, делал все, от меня зависящее. Но мы меняемся, меняются наши возможности. Теперь я могу сделать большее. И сделаю. Прежде всего — отныне и навеки — положу я конец распрям вашим, которые ведете вы из-за искреннего желания своего оказаться как можно ближе к Господу. Я говорю о молитвах. Господь наш указал мне способ, наиболее для Него приемлемый.

Здесь Голосу пришлось прерваться, ибо толпа у основания лестницы забурлила, послышались крики: «Долой Левачей!» и «Долой Правачей!» — почти одинаково громкие и яростные. Также кто-то орал о том, что господин Миссинец — никакой не пророк Господен, а просто прихвостень Правачей. Взволнованные же Правачи, водночасье вспомнив, что Голос никогда открыто их не поддерживал, начали в выкриках высказывать подозрения прямо противоположные — о том, что господин Миссинец — тайный сторонник и ставленник Левачей и вот теперь намерен…

— Молчите! — молнией ударило сверху. Сейчас пророк выглядел разъяренным настолько, что Рокх забеспокоился, не появится ли у воспитателя то самое занятие. Это могло бы стать крушением всех планов воспитателя (какими бы они ни были). Но Голос пока держался. — Замолчите и выслушайте меня, ибо говорю с вами от имени Его! Желает Он, чтобы молились вы отныне, закрыв оба глаза своих, — и никак иначе. Ибо в такой молитве вы окажетесь ближе всего к Нему…

Дальнейшие слова Голоса потонули в очередном всплеске криков толпища. Одни из кхаргов были обескуражены таким поворотом событий, другие — в отчаянном приступе неприятия вопили, что их обманывают; но все-таки больше всего было тех, кто с радостью и облегчением воспринял сказанное.