Время тянулось невыносимо медленно. Мартин гадал, сколько еще пассажиров утром поднимутся на борт «Легкой кошки», и надеялся, что в этой толпе таможенникам будет не до того, чтобы вчитываться в каждую подорожную. Если же сюда доставят еще и раненых французов, начнется сущее столпотворение.

В эти минуты он был готов размышлять о чем угодно, чтобы подспудный страх снова не овладел его душой. Этот страх сидел в нем с той минуты, когда он снова встретился со своим заклятым врагом де Шампером и понял, что того не так-то просто заставить подчиниться. Маршал ордена помешан на личной чести, безоглядно храбр и очень умен. А теперь, зная о том, что Мартин в Акре и пытается ускользнуть, он начнет действовать, и предсказать его поступки и намерения крайне сложно. Догадывается ли храмовник, что в облачении лазарита с ним говорил тот самый Арно де Бетсан, которого он некогда вздернул на дыбу, а палачи оставили страшные рубцы на теле узника?

Как знать… С каким же наслаждением посмеется над ним Мартин, оказавшись за пределами власти могущественного маршала тамплиеров, тем более что совершить побег помогла ему сестра врага!

Джоанна…

Нет, он должен запретить себе думать о ней. Он глубоко признателен ей за помощь, он восхищается ею, он все еще таит в глубине сердца сладость их последнего свидания… Но отныне она больше ничего не значит для него.

Мартин попытался представить Руфь, свою невесту. Сладкая и чувственная, смуглая, с глазами лани и кудрями, пышными, как виноградные лозы. Скоро они увидятся… И тогда он наконец-то обретет покой. Ибо если Руфь станет его женой, Ашер вряд ли решится и далее посылать его в дальние края с опаснейшими миссиями. Мартин наконец-то сможет начать жить для себя и своих близких.

С этими мыслями он и уснул под легкий плеск волн.

Разбудили его шум и оживленное движение вокруг. Возвращались из города матросы, между скамей прохаживался капитан Себастьяно, проверяя, надежно ли упакованы и принайтовлены тюки. Тюки эти пахли пряностями — драгоценным товаром, который в два счета может сделать человека богачом. Неплохим подспорьем в делах этого мореплавателя служила также перевозка пассажиров. Поэтому попутно он пересчитывал их взглядом, справляясь у помощника, все ли внесли положенную плату.

Помимо лжекрестоносца Эйрика и его свиты на борту уже находились какие-то мусульмане, а по сходням несли на носилках раненого франкского рыцаря, должно быть, знатную особу, ибо сопровождавшие его монахи-госпитальеры бесцеремонно потеснили сарацин из свиты Эйрика. Рыжий тотчас повел себя, как и полагалось опоясанному рыцарю: возмутился и вступил в перебранку. И при этом поднял такой шум, что расплакалась малышка его мнимой супруги Леа, а за ней и Эзра с перепугу поднял рев. Сарра тут же принялась его успокаивать, вытирая заплаканное личико парнишки краем своего черного хиджаба.

Мартин, перегнувшись через борт, зачерпнул воды и плеснул в лицо. Еще только начинало светать, а порт уже проснулся. Слышалась перекличка вахтенных на судах, кто-то спорил об оплате, орали и ссорились чайки, выхватывая из воды отбросы. Утренний бриз принес прохладу после душной ночи, а с нею и запахи смолы, печного дыма, соленой рыбы и сыромятных кож, — обычные ароматы припортовой жизни.

К Мартину приблизился Сабир.

— На все, конечно, воля Аллаха, — да будет он прославлен вовеки! — но не кажется ли тебе, что на причалах сегодня слишком много храмовников?

Мартин присмотрелся. Храмовники и госпитальеры обычно сопровождали покидающих Святую землю паломников, проверяли исправность их подорожных, напутствовали перед плаванием. На первый взгляд, их было не больше обычного, и это не вызывало тревоги.

Так он и ответил Сабиру, а затем надвинул на лицо капюшон и отделился от своих спутников, чтобы взглянуть, как таможенники и стражники поднимаются на выстроившиеся у причалов суда.

Эйрик окликнул капитана:

— Скажи, почтенный, скоро ли отчаливаем? Стоит ли ждать, пока падет жара?

Капитан был занят. Взглянув с раздражением на рыжего рыцаря, он пояснил: суда начнут выходить в море лишь после того, как закончится досмотр. Слава Пресвятой Деве, им не придется ждать, когда соизволит отплыть граф Неверский, — иначе не миновать вчерашней толчеи и неразберихи. Однако без досмотра никто не посмеет отдать швартовы, и хуже того: тамплиеры ищут какого-то беглеца, поэтому придется дождаться разрешения самого маршала де Шампера.

Венецианец удалился, не обратив внимания на то, как резко проступили веснушки на лице рыжего рыцаря — так он побледнел.

— Это еще ничего не значит, малыш, — проговорил он, облокачиваясь на фальшборт подле Мартина. — Я понял так, что они ищут тех троих беглецов из числа пленных сарацин, а не тебя. К тому же готов поклясться, что красавица Джоанна не выдаст тебя брату, будь он хоть трижды маршал и весь в крестах с ног до головы.

— На нем всего один крест, — откликнулся Сабир, указывая кивком головы в сторону набережной.

Алый крест на белой котте, надетой поверх доспехов… Маршал ордена Храма неподвижно, как изваяние, восседал на коне. Вокруг него толпились сервиенты,[152] а он с непроницаемым лицом отдавал им какие-то указания. Те, выслушав, тут же расходились — каждая группа направлялась к одному из кораблей. Их черные с алыми крестами туники были видны повсюду — у причалов, на судах, рядом с группами тех, кто еще только собирался подняться на корабль. Действовали сервиенты основательно: будили спящих, заглядывали в лица, просматривали бумаги, задавали вопросы. Кого-то уже вели на берег под стражей.

Лицо Мартина напряглось, под ложечкой похолодело. Он попытался убедить себя, что это обычный досмотр, не более. Но ведь он и прежде бывал в порту при отплытии военных и купеческих судов и никогда не видел ничего подобного. Может, и впрямь дело в сарацинах-беглецах? И тем не менее он все яснее понимал, что оставаться на корабле для него — смертельный риск.

Рядом негромко и злобно помянул нечистого Сабир.

— Ты только взгляни, друг! — он указал на стоявший невдалеке корабль.

Едва Мартин понял, на что он указывает, его замутило: от страха, разочарования, мучительного напряжения.

На палубе соседней галеры сервиенты пытались заставить одного из французских рыцарей раздеться. Тот был высок, светловолос и худощав. Рыцарь возмущался, отталкивал слуг ордена, в конце концов его схватили и, несмотря на гневные протесты спутников, потащили к сходням, а затем прямиком к де Шамперу. Там с него все же сорвали одежду.

— Тебе лучше исчезнуть, Мартин, — с непроницаемым видом произнес Сабир.

— Это еще ничего не значит! — вскипел Эйрик. — Вон, гляди: они отпустили этого парня, а маршал даже поклонился с седла, приносит извинения.

— Мартина они не отпустят, — с тем же спокойствием возразил Сабир.

Теперь он в упор смотрел на друга.

— Послушай, я понимаю, как ты хочешь уехать отсюда и все забыть. Но этот де Шампер… Порождение Иблиса! Не стоит рисковать… — он со злостью сплюнул в воду. — Твоя проклятая англичанка выдала тебя брату-храмовнику. Разве это не очевидно?

Душу Мартина охватила тоска. Он доверился ей…

К ним приблизилась госпожа Сарра, понявшая, что на берегу творится неладное.

— Дорогие мои, нам что-то угрожает?

Мартин взглянул на нее. Лицо женщины было скрыто под темным покрывалом, черные глаза взволнованно блестели. Если его опознают и схватят, и Сарре, и ее детям придется несладко.

— Все уладится, госпожа моя. Но мне… Мне придется скрыться.

Она ахнула и вцепилась в его запястье.

— Что же мы будем делать без тебя, мальчик мой?

Вмешался Сабир:

— Все будет хорошо, госпожа. Мы с Эйриком позаботимся о вас и о детях. Вы будете в безопасности.

— А Мартин? — Она все еще сжимала руку посланца брата.

Сабир оттеснил еврейку.

— Беги, друг, пока еще есть время. Если ты исчезнешь… Юная Нэхама выглядит достаточно взрослой, чтобы выдать ее за одну из тех шестерых, что упомянуты в подорожной. А печать ордена Храма стоит не только на нашем пергаменте, но и на всех других. Эйрик, если спросят, заявит, что оруженосец всего лишь проводил его, сам же намерен остаться в Святой земле. А в остальном положись на меня — я справлюсь, Аллах тому свидетель! Ни один волос не упадет с головы этих женщин и детей, пока я жив.