Вспоминая через 17 лет о своем разговоре с Константином Николаевичем на борту «Витязя», Миклухо-Маклай умолчал о замысле проникнуть во внутренние районы Новой Гвинеи по реке Эйрд (Кикори) и самом письме Елены Павловны, зато упомянул о некоторых других пожеланиях, высказанных им великому князю: «Ввиду того, что я не могу сказать заранее, как долго мне придется прожить в Новой Гвинее, так как это будет зависеть от местной лихорадки и от нрава туземцев, я принял предосторожность запастись несколькими медными цилиндрами для манускриптов разного рода (дневников, заметок и т. п.), которые могут пролежать зарытыми в земле несколько лет. Я был бы поэтому очень благодарен е.и.в., если бы можно было устроить таким образом, чтобы судно русское военное зашло через год или несколько лет в то место берега Новой Гвинеи, где я останусь, с тем чтобы, если меня не будет в живых, мои рукописи в цилиндрах были бы вырыты и пересланы имп. Русск. Географическому обществу»[311]. «Выслушав меня внимательно, — добавил Миклухо-Маклай, — е.и.в., пожимая мне на прощанье руку, сказал, что обещает не забыть ни меня, ни мои рукописи на Новой Гвинее».

Неизвестно, как проходило прощание путешественника со своей семьей, но едва ли оно было особенно сердечным. Единственное исключение — сестра Ольга, которая искренне печалилась долгой разлуке с любимым братом. По ее словам, Николай Николаевич попросил хранить все его письма в особом пакете «для своей будущей биографии»[312]. Похоже, он твердо верил в свое предназначение.

Наконец была назначена окончательная дата отплытия «Витязя». В этот день с борта корвета Миклухо-Маклай отправил два коротких письма: одно — матери и сестре, другое — Александру Мещерскому. В первом письме говорилось: «До свидания или прощайте. Держите обещания ваши, как я свои». Второе письмо, не имевшее, впрочем, юридической силы, свидетельствовало о непростых отношениях в семействе Е. С. Миклухи: «В случае, если я не вернусь из предстоящего путешествия, желаю, чтобы все, что мне следует или придется, перешло сестре моей Ольге»[313].

В полдень 8 ноября 1870 года корвет «Витязь» с 24-летним путешественником на борту вышел из Кронштадта в дальний вояж.

Глава пятая.

К ОСТРОВАМ ДАЛЕКОЙ ОКЕАНИИ

Прощание с Европой

В период подготовки Миклухо-Маклая к экспедиции на Новую Гвинею в России была очень популярна книга И.А. Гончарова «Фрегат "Паллада"», в которой писатель красочно и вместе с тем достоверно описал свое путешествие на этом фрегате в Китай, Японию и на русский Дальний Восток в 1852 — 1854 годах. «Паллада», как и «Витязь», вышла из Кронштадта поздней осенью и сразу же попала в жестокий шторм, когда, по выражению писателя, «палуба вырывается из-под ног и море как будто опрокидывается на голову»[314]. Штормовые ветры с дождем и снегом обрушивались на фрегат и в Финском заливе, и в самом Балтийском море. Гончаров не был подвержен морской болезни, но и он при сильной качке не мог «ни читать, ни писать, ни думать свободно»[315].

В отличие от Гончарова Миклухо-Маклай не вел на «Витязе» — во всяком случае до выхода в Атлантику — путевого дневника, но из его краткого письма сестре, отправленного по прибытии корвета в Копенгаген 14 ноября 1870 года, видно, какие испытания пришлось пережить ученому в первую неделю плавания, когда «прикачивание» проявляется особенно остро: «Последние дни потерпели мы сильный шторм: утлегарь сломало, несколько парусов порвало в тряпки, руль тоже повредило. Ветер и море задали славный концерт. Во время плавания этого я страшно мерз, все белье мокро и холодно оказалось. <…> Холод, пробирающая до костей сырость и мороз, которые мешают всяким разумным занятиям, почти что не уменьшаются в Немецком (Балтийском. — Д. Т.) море»[316].

В Копенгагене Назимов и Миклухо-Маклай узнали из газет «о затруднениях, возникших между Россией и европейскими державами по поводу черноморского вопроса». После поражения Франции в войне с Пруссией и падения Второй империи Россия в октябре 1870 года объявила, что больше не считает себя связанной условиями Парижского трактата, запрещавшего ей иметь на Черном море военный флот. Это вызвало большое недовольство в правящих кругах Англии, пытавшихся даже угрожать русскому правительству войной. Эти сообщения встревожили командира «Витязя» и его пассажира. Назимов обратился за указаниями к русскому посланнику в Копенгагене Н.В. Кноррингу, но оказалось, что тот знаком с ситуацией только из газет, «с той разницей, — съязвил Павел Николаевич в письме ученому, — что я читал газетные известия всегда двумя днями раньше его». По просьбе Назимова посланник запросил телеграммой инструкции у канцлера Горчакова, но глава дипломатического ведомства счел за лучшее не спешить с ответом на этот деликатный вопрос. Тогда командир «Витязя» решил продолжить плавание по предписанному ему маршруту, но как можно скорее уйти от европейских берегов. 29 ноября он прибыл в Портсмут, а оттуда через восемь дней перешел в Плимут, расположенный на юго-западной оконечности Англии, чтобы пополнить запасы угля и свежей провизии и изготовить судно к длительному плаванию по Атлантическому океану.

Что касается Миклухо-Маклая, то он согласно предварительной договоренности покинул корвет в Копенгагене, чтобы совершить поездку по европейским городам и вернуться на борт в английском порту, откуда «Витязь» выйдет в океан. Четыре дня ученый пробыл в Копенгагене, а оттуда отправился в Германию, Голландию и Бельгию. В его записной книжке зафиксированы маршрут и график этой поездки: Гамбург (17-18 ноября), Берлин (19 — 24 ноября), Галле (25 ноября), Иена (26 — 27 ноября), Гота (28 ноября), Кёльн (29 ноября), Гаага (29 ноября — 2 декабря), Роттердам (2 декабря), Антверпен, Гент (3 декабря), Остенде (4 декабря). На следующий день Николай Николаевич прибыл пароходом в Лондон, а затем отправился к месту стоянки «Витязя».

Во время этой поездки Миклухо-Маклай посещал музеи и библиотеки, встречался с официальными лицами, учеными и предпринимателями, чтобы получить рекомендательные письма или дополнительные консультации по интересовавшим его научным проблемам, приобретал недостающее экспедиционное оборудование, причем счета за покупки нередко отправлял для оплаты в Петербург — старшему брату или А.А. Мещерскому.

Сам ученый в своих письмах сообщил мало конкретных данных об этой поездке, но по прибытии в Англию рассказал о ней командиру «Витязя». Летом 1872 года, когда распространился слух о смерти Миклухо-Маклая от «злокачественной лихорадки», П.Н. Назимов по приказу начальства составил подробную «Записку» о пребывании Миклухо-Маклая на «Витязе» от Кронштадта до Новой Гвинеи. В этом интересном документе мы находим и некоторые сведения о поездке ученого по европейским городам в ноябре — декабре 1870 года[317].

Однако поездка Миклухо-Маклая по городам Европы была предпринята не только в интересах дела, но и имела эмоциональную составляющую. Ученый прощался с друзьями и коллегами (например, с Дорном, встреченным в Йене) перед долгой разлукой, возможно — навсегда. Собеседники Николая Николаевича восхищались смелостью его планов, но считали их неосуществимыми. «Все они согласны, — писал он сестре, — что выбор мой совершенно удачен, что мое путешествие и задача очень важны, но вместе с тем опасны. Я не встречал ни одного порядочного дельного человека, который бы мне не позавидовал бы, но вместе с тем не прибавил какое-нибудь многозначительное: оо! аа! или aber etc.»[318].