Одну рукопись Элис утаила от биографов. Точнее, пыталась утаить. То было первое произведение Гертруды — Q.E.D.
Гертруда отдала его Токлас и попросила нигде не упоминать о нем. Что Токлас и сделала. Тем не менее, прижатая к стенке Геллапом, она вынуждена была признаться, что хранит рукопись и готова отдать для публикации, но только после своей смерти: «Я не хотела бы ее читать, а потому и печатать при моей жизни». Все-таки рукопись с купюрами опубликовали в 1950 году, но читала ее Токлас или нет, неведомо.
Элис зорко следила не только за публикацией работ Гертруды, но и за появлением критических статей о ней и вмешивалась, когда чувствовала, что критические стрелы несправедливы.
Так было в случае с Джульеном Сойером, в своих лекциях анализировавшим сексуальные мотивы в работах Гертруды. Так произошло и в случае явно негативной статьи журналистки Катрины Портер, назвавшей стиль писательницы монотонным и обвинившей ее «в отсутствии интереса к любым идеям, кроме своих, и в бесконечном потоке страниц». Досталось и старому другу Вильяму Роджерсу за его книгу-воспоминание. Упреки относились к авторским (и нежелательным для Токлас) изменениям в тексте, после того, как рукопись была согласована с нею.
Но оставалась еще одна забота и статья расходов и о ней следует поговорить.
В письмах Токлас повторяла одну и ту же мысль: «Я делаю только то, что сделала бы Гертруда». А Гертруда неустанно беспокоилась бы о судьбе верного друга Бернара Фея. И, зная ее характер, предприняла бы усилия по его освобождению. Со времени смерти Хуана Гриса не было для Гертруды большего несчастья, чем заключение Бернара Фея в тюрьму. Для Элис спасение Фея стало «святым делом».
Она написала ряду весьма ответственных людей, прося их о помощи, но безуспешно.
Письма и просьбы не могли сделать то, что сделали деньги.
Вначале Вирджил Томсон через друга, юриста Министерства иностранных дел, добился перевода Фея из крепости на острове Ре в тюрьму близлежащего города Анжер. Затем тихая, скромная Токлас продала несколько рисунков Пикассо. На вырученные деньги наняли людей. И в 1951 году Бернар Фей бежал из тюрьмы, точнее из тюремной больницы, куда его поместили из-за жалобы на ухудшение (симуляция?) здоровья.
Известны лишь немногие подробности побега, тщательно скрываемые.
В 1968 году Бернс, один из ведущих специалистов-стайноведов отправился во Францию в поисках писем Элис Токлас. Беседуя со многими свидетелями, знавшими ее, он постепенно вышел на след женщины, прояснившей, спустя 17 лет, участие Токлас в деле спасения Бернара Фея. У Дениз Эме-Азам, в девичестве Коэн, еврейки, перешедшей по настоянию Фея в католичество, имелись веские причины помочь Фею. Она дважды побывала в концлагере Дранси, чудом избежала смерти. И по ее свидетельству, Фей принял участие в ее спасении от депортации. Дениз яростно защищала своего благодетеля на суде, а после приговора пыталась помочь Фею. Она-то и подтвердила, что Элис продала несколько рисунков Пикассо, чтобы раздобыть деньги. Обе женщины обеспечили финансовую поддержку и планирование спасательной операции.
В своих мемуарах Бернар Фей написал, что в 1951 году его здоровье ухудшилось, и его перевели в больницу. 29 сентября под окном палаты, где находился заключенный, заметили молодую женщину в форме сотрудницы Красного Креста. На следующий день после воскресного богослужения Фей якобы случайно столкнулся с той же самой женщиной, заслужив замечание от сопровождавшего его охранника. В возникшей сутолоке он передал женщине записку. Возвратившись в палату, Бернар попросился в туалет, расположенный в конце длинного и темного коридора. Видя, как его подопечный, едва пошатываясь, ходит, охранник не возражал. Спохватился он только через 15 минут — заключенный больной бежал. Один из интернов впоследствии вспомнил, что видел, как молодая женщина выводила пожилого человека через боковой выход из больницы. Поднятая на ноги полиция оказалась бессильной, задержать беглеца не удалось. Первого октября, одетый в сутану, Бернар Фей перешел границу со Швейцарией и оказался в объятиях друзей, еще раньше покинувших Францию[77].
Была ли при этом замешана церковь или нет, неизвестно. Радостная Токлас дважды летала навещать Фея в Швейцарию[78].
Любопытный (недокументированный) эпизод приводится в одном из воспоминаний о Токлас. Вскоре после побега Фея Токлас рассчитала служанку Габриеллу. Ходили слухи, что Фея в машине поджидала женщина, полностью скрытая густой вуалью. Служанка предполагала, что под вуалью скрывалась ее госпожа.
Социальной жизнью Элис не была обделена. Двери квартиры не закрывались, особенно в первые годы после смерти Гертруды. Визиты новых и старых друзей, обширная переписка (сотни и сотни писем) и литературная работа заполняли ее время. Элис, бывшая долгие годы тенью Гертруды, обрела свой голос. Не написавшая самостоятельно практически ни одного большого письма при жизни подруги, Элис затеяла оживленную и интересную переписку со старыми друзьями. И если первые письма касались только Гертруды, то затем они превратились в длинные и детальные отчеты и воспоминания о людях и событиях.
Литературная работа в первые годы заключалась в подготовке (иногда перепечатке) рукописей и отправке их в библиотеку Йельского университета. Переняла Элис и менторство Гертруды, привечая молодых литераторов. Комментируя их приток в Париж, она писала:
Ныне среди молодых американских писателей в Париже есть и многие ДжиАй[79] с Биллем о правах и вторым романом на выходе, изучающие в Сорбонне курс французской цивилизации, по окончании которого они получат сертификат прослушивания. Есть и более серьезные литературоведы, стипендиаты Фулбрайта, пишущие тома по своим диссертациям. Есть и молодой, очень молодой человек по фамилии Отто Фридрих, который работает над своим четвертым романом и легко может стать в будущем важной фигурой. И молодой Джордж Джон, чьи ранние поэтические успехи в значительной степени поразили Гертруду Стайн и чей теперешний прогресс она предвосхитила. Хорошо было бы закончить на этой обнадеживающей ноте, но нельзя целиком игнорировать достаточно пеструю группу [людей] в кафе и около него на Сен-Жермен дю Пре, хоть их писания подверглись всего лишь одной короткой рецензии. Их можно спокойно игнорировать как «непредсказуемое будущее».
Упомянутый Отто Фридрих стал постоянным визитером у Элис. Она представила его Торнтону Уайлдеру и Ван Вехтену и старалась сделать его имя известным на американском рынке.
В 1948 году Элис познакомилась с молодым иракским художником, а через него — с его матерью, принцессой Зейд, женой иракского посла в Англии. И рекомендовала знакомым приобретать его картины.
Одна за другой стали появляться биографии Стайн, и как следствие, просьбы об интервью. Токлас давала их весьма неохотно, сообщая скупые детали.
Письмо от некоего жителя, приславшего (по рекомендации Розеншайн) рисунок дома, где она жила с родителями в конце XIX века и подружилась с Аннетт, дал ей повод восстановить переписку с подругой молодости. Наладилась переписка и с Гарриет. Гарриет работала над собственными воспоминаниями и справлялась у Токлас касательно некоторых подробностей их совместной жизни в Калифорнии. Опубликованные мемуары 920 OʼFarrell Street Гарриет Леви прислала Токлас. Элис осталась недовольна: «Она должна была воздержаться подольше [от публикации] <…> Хуже всего, она может писать»[80]. Другая книга воспоминаний Гарриет о парижской жизни вышла из печати в 2011 году, 61 год спустя после ее смерти.
Франсис Роуз не покинул Токлас (а может, правильней сказать, Элис не оставила Франсиса в беде).
Поначалу Элис казалось, что после женитьбы он остепенился и забросил свою эксцентричность. Художник, кроме надгробья Гертруде, иллюстрировал ее книгу, вышедшую в Англии, сделал портрет Элис, затем занялся разработкой узоров для продукции текстильной промышленности. Фредерика, жена Роуза, уехав на Корсику, просила Элис проследить за мужем. Как там Элис следила, сказать трудно, да только жизнь Франсиса в начале 50-х годов пошла вкривь и вкось. Токлас в 1952 году в письме к Самуэлю Стюарду определила его частную жизнь как несколько «фантастическую». ‘Фантастичность’ выразилась в разводе с женой, затем Роуз вознамерился усыновить своего юного валета и любовника, чтобы передать ему при совершеннолетии титул испанской аристократии. После участия в какой-то драке он попал в военной госпиталь, затем влип в политический скандал. Все его приключения так или иначе затрагивали Элис Токлас — звонки, письма, просьбы о помощи.