Издательство вскоре прекратило свое существование. Особого смысла оставаться в Париже не было, и женщины теперь большую часть года проводили в Билиньине, туда же зачастили и гости. На сей раз контингент посетителей значительно изменился, как и условия приема. На улицу Флерюс любой из принятого круга или гость с рекомендательным письмом мог объявиться почти без предупреждения и на короткое время. Билиньин же отстоял от Парижа на 500 с лишним километров, и добираться поездом, да еще на ‘минутку’, не выходило. Требовалась предварительная договоренность с хозяевами. Гертруда и раньше была разборчива в приглашениях, но ныне присмотр за домом, серьезный возраст и усиленная работа над рукописью воспоминаний вынудили ее быть разборчивей в выборе приглашенных. Да и круг прежних знакомых сузился.

Павла Челищева уже ‘переправили’ к Эдит Ситвелл. Хотя к художнику, не без помощи патронессы (ангел-хранитель, по выражению Челищева), пришел финансовый успех, он писал отчаянные письма Гертруде, сравнивая свое положение ‘русского’ с положением негров в Америке. Томсон получил ‘двухлетний’ отпуск, художнику Жене Берману дали понять, что Гертруда утратила интерес к его живописи. Еще ранее канули в небытие и Мейбл Додж, и Мейбл Викс, и Этта Коун — всех не перечислить. Складывается впечатление, что к началу 30-х годов теряется регулярность проведения парижских субботних вечеров.

В январе 1931 года Гертруда констатировала в письме к Ван Вехтену: «В остальном, всерьез поссорившись с нашими юными друзьями, мы наладили мирную жизнь».

Летом 1931 года в Париж приехали американский композитор Аарон Копленд и будущий писатель и музыкант Пол Боулз. Перед Боулзом, молодым, очаровательным, безупречно одетым и богатым человеком, открывались в Париже все двери, но особенно его привлекла Гертруда Стайн. Он пожил в Билиньине две недели, во время которых Гертруда подвергла разбору и критике его раннюю поэзию. Боулз согласился с доводами и занялся своим основным увлечением — сочинением музыки и прозой. К поэзии он вернулся гораздо позже, в зрелом возрасте, будучи уже сложившимся писателем. В обширном, двухчастном интервью, данном в 1995–1996 году, он признал влияние Стайн на свое творчество. Вот отрывок из интервью:

Так уж сложилось, что интервью Боулз дал в Марокко, куда за 65 лет до этого Гертруда рекомендовала ему и Аарону Копленду отправиться.

Не все юные друзья, однако, ушли в забытье. Об одном из них — художнике Франсисе Роузе — она беспокоилась всю свою жизнь, другой — Бернар Фей, французский ученый и литератор, стал ее единомышленником и в определенной степени наставником.

Появившись как-то в Париже — надо было показать Баскета ветеринару, — Гертруда, не пропускавшая ни одну встреченную на пути картинную галерею, заглянула к Жану Бонжану. Там она увидела живопись сэра Франсиса Роуза, которая целиком захватила ее внимание, да настолько, что она купила одну, а затем почти все выставленные там картины. Пришлось даже нанимать такси, чтобы привезти их на улицу Флерюс. Вечером Токлас занялась перевешиванием картин Пикассо, Сезанна и Гриса, чтобы расчистить место для нового приобретения. «Я нашла Франсиса Роуза единственным интересным художником среди рисующей молодежи, — писала Гертруда. — Он — врожденный художник, и с раннего детства рисовал не как ребенок, а как сложившийся мастер». Особенно покорил ее цвет на картинах Роуза — он соответствовал ее настроению.

Гордая очередным открытием, она показала картины Пикассо. Тот, уже ставший мэтром и приобретший широкую известность, не был снисходителен. Взглянув на один из пейзажей, Пикассо поинтересовался стоимостью. Ответ ‘300 франков’, вызвал у него полуулыбку: «За такую цену можно приобрести что-нибудь довольно приличное». Но сарказм Пабло не произвел никакого эффекта. Скорее наоборот. Личное знакомство Гертруды и сэра Франсиса Роуза состоялось примерно через полгода, когда очередной период пребывания в Билиньине закончился и пара вернулась в Париж. За чаем у общего знакомого, художника Геварры, Франсиса представили женщинам. К концу вечера Гертруда обратилась к Роузу: «Хотите взглянуть на свои картины». Художник, ошеломленный, согласился, и вся компания отправилась на улицу Флерюс.

Франсис вспоминал: «Она не хотела знакомиться с новым художником, но так уж получилось, и мы встречались дальше. Уединенная жизнь начинала надоедать ей, она позвала Элис для совета. ‘Да, — согласилась Элис, — Франсис Роуз должен приходить’».

С тех пор Роуз обрел покровителей, которые остались с ним на многие годы, вплоть до последних дней жизни.

Сын шотландского баронета, убитого во время Первой мировой войны, Франсис Сирил Роуз, 1909 года рождения, воспитывался в иезуитском колледже Бомон и частными учителями. В юношеском возрасте переехал вместе с матерью, родом из испанской королевской династии, во Францию. Уроки живописи Франсис брал у художника Пикабия, а, познакомившись с Дягилевым, участвовал в оформлении нескольких балетов и разработке одежды. А там уж он перезнакомился со всеми молодыми художниками упоминавшейся выше группы неоромантиков.

Увлекшись работами Роуза, Стайн предпринимала обычные в таких случаях шаги, обсуждала его работы, постоянно подталкивала к более серьезному занятию живописью. Искала заказы, знакомила с нужными людьми и т. п. Талант Роуза развился довольно рано, и уже в 1930–31 годах он дважды выставлялся в галерее Мари Кутолли в Париже.

Роуз частенько проводил время в Билиньине, рисовал на природе, общался с другими гостями, посещавшими Билиньин.

Гертруда оставалась самым лояльным его другом, заняла место матери и неизменно поддерживала художника. «Я думаю, — писал он, — она была единственным человеком, кто понял трансформацию, происшедшую со мной». А характер у Роуза был нелегкий, юноша был склонен к различным эскападам. Они частенько ссорились, но каждый раз, как и положено матери и сыну, мирились. Гертруда в Автобиографии всякого приводит случай, как после одной из таких размолвок Роуз появился у них в Билиньине с новой картиной. Гертруда поблагодарила его и поцеловала. Потом, проводив, поцеловала опять.

Будучи после смерти матери финансово обеспеченным, Роуз постоянно путешествовал, но не забывал написать пару слов в Билиньин, а иногда и послать ‘вещественный’ привет, к примеру, мед из Цейлона.

В 1936 году Гертруда писала Роджерсу: «Франсис Роуз выслал мне все работы, сделанные им в Индокитае…. Он все еще остается моим фаворитом среди молодых художников». В том же году Гертруда организовывает выставку картин Франсиса в галерее Пьера Лоба, а спустя год-два расстается с несколькими работами Челищева, Бермана и другого художника, Кристианса Тонни, чтобы расширить свою коллекцию Роуза: «…он, безусловно, самый большой [художник] из этого поколения».

«Изобразительное искусство 19 века создали французы, искусство начала 20-го века — испанцы, а искусство, устремленное в первую половину 20-го века, создает ныне англичанин», — так охарактеризовала Гертруда творчество художника и баронета, сэра Франсиса Роуза. Слова эти сказаны в 1939 году, и мало кто к ним прислушался. Спустя 10 лет критик журнала Тайм писал о новой выставке родовитого художника: «В последнюю неделю все обстояло по-иному. Новая экспозиция Роуза в небольшой, но престижной галерее Гимпел Филс вылилась в триумф».

После кончины Гертруды, Фредерика, жена Франсиса, послала соболезнование Токлас, где упоминала, что «Мисс Стайн была основой его жизни, матерью-защитницей и матерью вдохновения».

Роуз сделал несколько прижизненных портретов Стайн и Токлас, иллюстрировал британское издание книги Мир круглый и Поваренную книгу Токлас. В 1968 году в Лондоне вышла из печати небольшая (32 страницы) брошюра, написанная самим Роузом, под названием Гертруда Стайн и живопись с предисловием Элис Токлас[48]. Текст полон признательности своей благодетельнице.