Они проезжали через множество запущенных деревень, свидетельствующих о бедности страны. Города, населенные почти исключительно евреями, усиливали мрачное впечатление от голых полей. Иногда проезжали мимо хором какого-нибудь важного воеводы, построенных либо вне какого-то определенного архитектурного стиля, без истинного величия, – либо как копия Версаля!
Первая остановка была запланирована у Станислава Августа Понятовского, короля Польши, продолжавшего любить Екатерину всю жизнь, отдавшего ей на растерзание Польшу и презираемого за это своими подданными. Понятовский ожидал гостей в поместье Мнишков – Вишневце. Его Величество король Польши встретил гостей с небывалыми доселе простотой и обаянием. Его прием был более чем любезным: по словам самого царевича, он был сердечным.
«Граф и графиня Северные» не захотели посетить Варшаву, которая находилась слишком далеко от их маршрута. От короля Станислава они уехали в полном восторге. Тонкий психолог, Понятовский догадался, что сын Екатерины был вовсе не таким, каким ей хотелось бы его видеть.
Его Величество не без некоторого лукавства убедил царевича, что для того чтобы стать истинным патриотом, надо прежде всего быть настоящим россиянином. Оба они в течение долгой беседы позабыли о парадном тоне и придворном этикете, чтобы поведать друг другу о своих волнениях; король опасался, что под влиянием Екатерины в его стране вспыхнет революция; Павел не мог не согласиться с монархом. Он признался, что не имеет никакого влияния на императрицу, и, не доходя до прямых обвинений матери, пожаловался на ее деспотизм, из-за которого он страдал больше других.
На следующий день, сидя в карете, которая везла их на запад, он печально промолвил:
– Дорогая моя, как это отвратительно, когда одна нация угнетает другую. Но как этого избежать?
АВСТРИЯ
Страшная нравственная испорченность людей, стоявших у власти, не дает возможности ничего сделать для блага подданных. Об усердии, честности и добросовестности в управлении делами нечего было и думать, каждый старался выжиманием с подчиненных добыть средства, чтобы умилостивить начальство. Поэтому недовольство было общее, и поэтому императрица, как она ни скрывала это, страшилась взрыва. Она боялась всех – боялась даже собственного сына.
Иосиф II встретил гостей в Троппау, у самой австрийской границы, желая подчеркнуть, насколько он рад приезду наследника российской короны. Молодой государь был вне себя от счастья, поскольку предвидел возможность союза между Россией и его империей. Ему хотелось принять сына Екатерины с особой торжественностью: поднятые флаги, рукоплещущая толпа и крики «ура» никого не смогли бы оставить равнодушным.
«Великий Князь и Великая Княгиня, которых, при полном согласии и при дружбе, господствующими между ними, нужно считать как бы за одно лицо, – сообщает он своей матери, – чрезвычайно интересные личности. Они остроумны, богаты познаниями и обнаруживают самые честные, правдивые и справедливые чувства, предпочитая всему мир и ставя выше всего благоденствие человечества. Великий Князь одарен многими качествами, которые дают ему полное право на уважение».
Павел вовсе не старался специально испортить репутацию своей матери, о которой в Западной Европе сложилось мнение как о мудрой, благоразумной правительнице, покровительнице ученых и философов, выразительнице гуманистических идей. Но ему задавали вопросы о ней, – и он отвечал, заботясь лишь о том, чтобы ни в чем не солгать и, по возможности, смягчить выражения, найти какие угодно оправдания тому или иному ее поступку. Но это-то и оказывало неотразимый эффект! Репутация императрицы пошатнулась, – истории, которые и прежде просачивались из России и ужасали, оскорбляли слух пуритански настроенных монархов, получили подтверждение «из первых рук».
Одним из основных обвинений была даже не сама крайняя распущенность российского двора, «примером для подражания» в котором была императрица, а нежелание набросить на многочисленные альковные истории хоть какой-нибудь флер благопристойности. Это шокировало королей. Екатерина просила английского короля Георга III, отца большого семейства, пожаловать Потемкину орден Подвязки. Но кто такой Потемкин? Семинарист? Унтер-офицер? Король был потрясен этой бестактностью, и орден, разумеется, пожалован не был. Австрийская императрица Мария-Терезия, воинствующая моралистка, наивно решившая очистить свой двор от адюльтеров, называла Екатерину не иначе как «та женщина».
Впрочем, семейство великих князей было вне подозрений. Начиная с Троппо, поездка превратилась в триумфальное шествие. Остановки делали почти во всех городах. Провинции, через которые проезжали великие князья, посылали к ним своих представителей; как только становилось известно об их прибытии, войска салютовали в их честь; а сколько было организовано для них балов, представлений, выступлений, какие собирались толпы, чтобы поприветствовать их!
10 ноября поезд29*Ряд карет, следующих одна за другой.* «графа Северного» прибыл в Вену. В первый же вечер им был оказан роскошный прием. В их честь организовали невиданный по своему великолепию ужин; затем последовали военные праздники, танцевальные вечера, маскарады и парады. Специально в честь этого визита в окрестностях Вены были проведены полномасштабные воинские учения.
Павел временами не мог прийти в себя от такой торжественности. Ему никогда бы не оказали такие почести в его мрачном дворце в России. Элегантность, утонченность и дворянская роскошь австрийского дома показались ему прекрасной сказкой. Мария Федоровна и Павел, выйдя на балкон дворца по просьбе императора, приветствовали толпу со слезами умиления на глазах. Какое воодушевление, какое гостеприимство! Иосиф II уже и не знал, чем еще ублажить царевича.
Он даже расспрашивал окружение царевича, свиту и слуг, чтобы узнать о его привычках, вкусах и пристрастиях. Во Флоренцию и Парму, Неаполь и Версаль30*Мария-Антуанетта, супруга Людовика XVI, была младшей дочерью Марии-Терезии Австрийской, т.е. родной сестрой Иосифа II.*, полетели послания братьям и сестрам государя, в которых Иосиф II представлял августейших гостей из России как какой-нибудь импресарио своих звезд во время турне:
«Великий князь и великая княгиня обладают не только незаурядными талантами и обширными познаниями, но и сильной волей к знаниям и открытиям. Они хотят понравиться Европе, причем искренне и честно; можно полностью положиться на то, что они не разболтают доверенные им тайны, поэтому, чтобы сделать им приятное, достаточно лишь быть откровенными с ними. Они недоверчивы, но причина этого – в условиях их жизни, а не в их характере, и поэтому следует избегать всего, что может им показаться театральным и лицемерным».
Подобное внимание к нему, совершенно для него непривычное, оставило царевича в счастливом недоумении. Впрочем, постоянно испытывая ко всем людям не только недоверие, но и страх, Павел пытался отыскать потаенные корни такого пылкого гостеприимства, и – не мог! Причина была одна: Австрия хотела союза с Россией. Но так ли уж это плохо?
Мария Федоровна чувствовала себя как в раю, тем более, что император сделал ей приятнейший сюрприз: пригласил в Вену не только ее родителей, но и сестру Елизавету, просватанную за эрцгерцога Франциска Тосканского, племянника Иосифа II и возможного наследника австрийского престола Елизавета, неуклюжий пятнадцатилетний подросток, не отличалась ни красотой, ни обаянием. Иосиф II оплатил не только пансион девушки в монастыре салецианок, но и гонорары стоматологов, лечивших и выпрямлявших ее кривые зубки. Супруги Виттенберг с благодарностью приняли эту «материальную помощь», переданную им через канцлера Кауница.
– Bella gerant alii, tu, felix Austria, nube!*Пусть воюют другие, а ты, счастливая Австрия, заключай браки! (лат.). Ср. bella gerant alii, Protesilaus amet (Овидий. Героиды, XIII:84); другие воюют, Протесилай предается любви.* – повторил Павел слова трехвековой давности: венгерский король Матьяш Корвин, заметив, что Австрию расширяют не войны, а брачные союзы, не без юмора переделал стих Овидия.