— Я когда-нибудь докажу вам обратное, дорогой подполковник.

— Не уверен! Пока что вы своим поспешным докладом поставили и себя и нас в неловкое положение. В нашем распоряжении остается максимум три-четыре часа. А где Шварцбрук?

— Это я вас должен спросить!

Препирательства продолжались довольно долго. Мельтцер был в душе доволен тем, что Клетц попал в неловкое положение. Это послужит ему уроком, не будет соваться в дела. Подполковник был твердо уверен в том, что со Шварцбруком ничего серьезного не приключилось. Если бы капитан погиб во время бомбежки, то первый же санитар или патрульный, увидев труп офицера, немедленно доложил бы об этом по начальству. Безусловно, капитан жив. Может быть, он сошел по ошибке на одну станцию раньше, а может быть, не дожидаясь Либеля, уехал в Берлин. Мельтцер был уверен, что не позже завтрашнего утра Шварцбрук даст о себе знать.

Если бы заглянуть в мысли оберштурмбаннфюрера Клетца, то в них можно было бы обнаружить полный сумбур. Он понимал только одно: если Шварцбрук в ближайшие три-четыре часа не будет найден, то ему, Клетцу, угрожают большие неприятности. Он вовсе не был уверен, что Либель сможет найти исчезнувшего офицера, и с каждой минутой становился все раздражительнее, забыв о своей полицейской вежливости.

Мельтцер наслаждался этим, зная, что оберштурмбаннфюрер у него в руках. Он начал намекать на то, что мог бы уже сейчас доложить об исчезновении Шварцбрука генералу Кребсу.

Старинные часы на стене кабинета пробили девять.

Мишель встретил Либеля с расшифрованной радиограммой в руках.

— Москва просит немного задержать вылет командира группы «Циклон-Юг». Но мне и самому не понятно, как долго мы сможем тянуть с этими поисками. Может быть, мы предложим им наш план?

— Не спеши, я передал сегодня кое-что Фреду, мне кажется, что тебе сейчас представляется удобный случай вернуться к нашим. Однако надо все хорошо обдумать. Экспромты хорошо играть на рояле, а мы с тобой не пианисты.

Либель взял записку с шифром и аккуратно сжег ее над пепельницей.

— Но ведь пока все складывается в нашу пользу? — Мишель подсел ближе к столу.

— А ты знаешь такую русскую пословицу: «Семь раз отмерь — один раз отрежь»? Давай-ка сначала отмерять. Начнем сверху. Тащи портфель Шварцбрука.

Они склонились над столом, разбирая содержимое портфеля. Их интересовало все: и письма, и мелкие записки, и копии счетов. Здесь лежал и пакет на имя подполковника Мельтцера. План «Циклон» не был, конечно, новинкой дли Либеля. Через знакомых офицеров он знал его и в общих чертах и кое-что из детален. Он, например, слышал, что эпизод «Циклон-Юг» был задуман неплохо. Его авторы учли, что по дорогам Украины в глубь советской территории в то время постоянно шли колонны немецких военнопленных. Под видом такой колонны и должна была двинуться по советским тылам эта группа диверсантов абвера. Начальником конвоя должен был стать Шварцбрук, переодетый в форму старшего лейтенанта МВД. Либель и Мишель нашли в портфеле служебное удостоверение войск МВД на имя Вилиса Дутиса с фотографией покойного капитана.

— Значит, Шварцбрук с акцентом говорил по-русски, они, видать, хотели выдать его за латыша, — сказал Либель.

— И я тоже говорю с акцентом, — заметил Мишель.

В отдельном пакете лежали красноармейские книжки, продовольственные аттестаты, требования для перевозки по железной дороге.

Все было сделано чисто. Либель долго с профессиональным любопытством разглядывал документы.

— Все сработано на подлинных советских бланках. Трудно придраться, — сказал он.

Была в портфеле и карта, на которой нетерпеливый капитан Шварцбрук уже отметил едва заметным пунктиром маршрут группы.

— Да, — сказал Либель, — вывод можно сделать такой: к этой группе сейчас приковано внимание начальства, потому что она первое звено всего плана «Циклон». Вот почему Шварцбрука засылают через Берлин. Выгодно ли нам, если эта группа сразу провалится? Сменят начальство, могут сменить и меня.

Либель встал и прошелся вдоль стола.

— Я сегодня чертовски устал. Давно я не попадал в такой сложный переплет.

— Может, хочешь кофе? — Мишель отправился на кухню. А Либель сел в кресло и задумался. «Чем они сейчас располагают: есть свидетельские показания кондуктора и этого Гарднера о капитане, есть еще список машин, который можно проверить».

— Но все это не главное, не главное… — сказал он вслух.

— Что не главное, Карл? — откликнулся из кухни Мишель.

— Да то, над чем мы с тобой ломаем голову. Главное, что нет Шварцбрука. Остались лишь мундир и портфель.

— Но ведь Клетц и Мельтцер пока не знают об этом. — Мишель разливал кофе в большие чашки. Снова наступило молчание.

— Да, — наконец сказал Либель, — надо выиграть время. Мы тоже не знаем, что они намерены теперь предпринять. Кстати, который час? Уже десять? Мне надо доложить о том, как идут поиски Шварцбрука. — Он вышел в соседнюю комнату к телефону.

Оставшись один, Мишель взял со стола удостоверение на имя Вилиса Дутиса и долгое время разглядывал фотографию.

Вскоре вернулся Либель.

— Клетц требует, чтобы я немедленно явился к нему. Я поеду. — Обер-лейтенант переложил пистолет из заднего кармана в боковой. — А ты приготовься к нашему первому варианту, о котором мы говорили утром. Жди звонка!

Глава седьмая

Иоахим Клетц совершает подвиг

Вызвав Либеля, Клетц грохнул трубкой об аппарат и заметался по бункеру. Вот когда начался настоящий спектакль! Мельтцер, устроившись поудобнее в кресле, молча наблюдал его. Иоахим Клетц в следующие полчаса успел израсходовать весь обширный запас ругани, который ему удалось накопить во время его полицейской службы в гамбургских трущобах. Он начал уже повторяться, когда в дверях бункера появился бледный и серьезный обер-лейтенант Либель. Клетц замолчал. При подчиненном он снова овладел собой.

— Докладывайте все и насколько возможно подробнее, — сказал он. — Что вы сделали, чтобы найти Шварцбрука?

Обер-лейтенант неторопливо рассказал обо всем, что произошло на станции Зоссен.

— Таким образом, — закончил он, — я убежден, что в этой панике гауптман Шварцбрук, не дожидаясь меня, уехал в Берлин.

— Кто это может подтвердить? — Клетц переходил уже на тон допроса.

— Кондуктор четвертого вагона, затем раненый в госпитале и — наиболее категорически — господин Гарднер, адрес которого я могу нам предоставить. — Либель подошел к столу и положил перед Клетцем листок из блокнота.

Клетц взял его и спросил:

— Ну, а что же вы предприняли дальше, обер-лейтенант?

Либель устало улыбнулся.

— Дальше, господин оберштурмбаннфюрер, дело времени. Видите ли, там у самой станции есть пост фольксштурма. Старичок фельдфебель и с десяток мальчишек, но они делают полезное дело: у них записаны все номера машин, которые проходят через их пост в Берлин. В интересующий нас отрезок времени прошло двенадцать машин. Семь из них я уже разыскал, но пока безрезультатно. Вы вызвали меня в тот момент, когда я уже почти нашел восьмую.

Мельтцер торжествующе посмотрел на Клетца.

— Ну что? Каковы люди абвера?!

— Должен вам сказать, — продолжал Либель, — что фотография или словесный портрет гауптмана значительно облегчили бы мне поиски, сэкономили бы время. Я бы показал фотографию водителям или мог бы им рассказать, как этот Шварцбрук выглядит.

— Я уже говорил вам, Либель, — голос Клетца снова обрел вкрадчивость, — что у нас нет его портрета. Я пытался найти здесь человека, который лично знаком с Шварцбруком, но и такого не оказалось. Он находился в ведении фронтовой разведки. Пробовали связаться с фронтом, но ведь сейчас такое время! — Клетц безнадежно махнул рукой. — Я прошу вас только учесть, что в нашем распоряжении остается часа три-четыре. По приказу генерала Кребса Шварцбрук должен вылететь не послезавтра, а сегодня ночью.

— Я думаю, что нам не следует ничего скрывать от нашего офицера, — сказал молчавший до сих пор Мельтцер, обращаясь к Клетцу. Тот молча кивнул головой. — Сегодня днем господин оберштурмбаннфюрер по ошибке доложил генералу Кребсу, что Шварцбрук уже в Берлине и благополучно отдыхает. Вы понимаете теперь всю остроту положения?