Судья взял бумагу, которую протягивала ему Мисси. Он на время перестал раскачиваться, подписывая ее, потом вернул обратно и сказал:

— Но их отец утверждает, что дети прекрасно себя чувствуют и без матери.

«Дети даже не знают, что у них теперь нет матери, — в истерике подумала я. — Они думают, что у меня обычная деловая поездка в Санта-Фе, и ждут меня домой сегодня вечером».

На это замечание Кармен отреагировала довольно быстро.

— Дети привыкли, что их мать часто находится в отъезде. Но, как вы уже успели заметить из показаний моей подзащитной, они уверены, что после своего возвращения она решит все вопросы, которые не способен решить их отец во время отсутствия матери. Мистер Рафаэль не готовит, не покупает им одежду, не проверяет домашнее задание, не посещает родительские собрания, не выбирает подарки для их друзей. Дети еще слишком малы. К тому же у дочери миссис Рафаэль серьезное заболевание, поэтому девочка должна находиться под удвоенной заботой матери.

— Последнее весьма сомнительно, если принять во внимание это, — и Сильви указал на бумагу.

— В данном случае проблема заключалась в лекарстве, ваша честь. Мистер Рафаэль запаниковал и забыл, где оно лежит, хотя миссис Рафаэль сто раз напоминала ему об этом. И тут он выставил себя в очень некрасивом свете, обвинив во всем жену. Любой человек хотя бы из соображений здравого смысла положил бы лекарства в холодильник.

Сильви уставился на Кармен через очки.

— Мне никогда бы не пришла в голову мысль положить лекарства в холодильник. Значит, я лишен здравого смысла?

— Нет. Я сейчас говорила о том, что человеку, который постоянно сталкивается с этой проблемой, здравый смысл подскажет: лекарства лежат в холодильнике. А мистер Рафаэль не раз наблюдал приступы дочери. Ему, должно быть, прекрасно известно, где искать лекарство. Тот факт, что мистер Рафаэль не знал об этом, свидетельствует, что ему чего-то не хватает, чтобы стать по-настоящему хорошим отцом. Моя же подзащитная, напротив, прекрасная мать.

— Правда? Она деловая женщина. Ее мать больна, она умирает на другом конце страны, и еще бизнес, из-за которого она постоянно отсутствует дома. Мне кажется, миссис Рафаэль даже обрадуется, если кто-нибудь другой будет присматривать за ее детьми какое-то время.

Я уже открыла рот, чтобы возразить, но Кармен жестом заставила меня замолчать.

— Вовсе нет, ваша честь. Дети всегда стояли у миссис Рафаэль на первом месте. И, несмотря на то, что она была весьма занята, что ее бизнес очень вырос за последнее время, она всегда проводила с детьми гораздо больше времени, чем ее муж.

Сильви хлопнул ладонью по бумагам:

— Хорошо, допустим, вы утверждаете это. Но тут встает вопрос о превосходстве качества над количеством. Возможно, она и проводила с детьми больше времени, — хоть это и звучит не очень правдоподобно, если вспомнить последние несколько недель, что я вполне могу понять, — но вопрос о качестве очень сомнителен. Миссис Рафаэль совершенно обезумела. Она подвергала своих детей опасности не единожды.

— Неправда! — пылко возразила я. Я не могла больше сдерживаться, не могла спокойно слушать человека, который порочил меня, не зная при этом обо мне ровным счетом ничего.

Несмотря на то что мой протест прозвучал очень тихо, судья бросил на меня негодующий взгляд.

— Миссис Рафаэль, это слушание. Все ваши слова совершенно ничего не значат, пока вы не начнете давать показания под присягой. А сейчас ваш адвокат говорит за вас. Вы поняли меня?

Мое сердце билось так громко, что на секунду мне показалось, что судья отругает меня еще и за это. Я была вынуждена молча кивнуть.

— Хорошо. — Сильви взял мои письменные показания.

— Ваша честь? — вмешалась Кармен.

Вздохнув, он с усталым и несколько снисходительным видом отложил бумаги:

ѕ Да?

— Миссис Рафаэль никогда намеренно не подвергала детей опасности. Она готова поклясться в этом под присягой. Мы также можем предоставить свидетеля, который подтвердит, что она прилежная мать.

Судья бросил взгляд на часы, которые лежали перед ним.

— Нет времени.

Нет времени… Нет времени?! Решалась моя судьба, судьба моих детей, а у него нет времени?

Сильви потянулся, взял чистый лист бумаги и начал говорить, одновременно записывая свои слова:

— Поскольку обе стороны так и не смогли договориться о том, кто примет на себя опеку над детьми, я назначаю судебного куратора, чтобы изучить данное дело. Вы можете предложить какую-нибудь кандидатуру? — Сильви пристально посмотрел на Кармен через очки.

У меня упало сердце. Мы обсуждали с Кармен подобное развитие событий, но я все же надеялась, что этого не произойдет. Изучение дела займет еще тридцать дней, а мне очень хотелось, чтобы все решилось сегодня, сейчас.

Сначала выбор Кармен пал на работника социальной сферы Нору Спеллман. Она находилась в разводе, одна воспитывала троих детей и, без сомнения, отнеслась бы ко мне справедливо. Но она олицетворяла собой все, что так ненавидел судья Сильви. Он отклонил бы ее кандидатуру, и мы потеряли бы право голоса. Поэтому, как мы и договорились в субботу, Кармен назвала другое имя.

— Энтони Тумей, адвокат в адвокатской конторе Кон и Нугент. Он сторонник традиционных взглядов, но справедлив.

Судья посмотрел на Артура Хейбера.

— Вы знаете Энтони Тумейя?

— Я знаю, — ответил Артур. Его неодобрение едва можно было уловить по твердо сжатым губам и опущенному подбородку.

— Кого предлагаете вы?

— Питера Хейля.

Кармен быстро перевела дыхание, но ничего не сказала. Я могла только догадываться, что ей не хотелось, чтобы за мое дело брался Питер Хейль. А если не хотела она, то не хотела и я. У меня не оставалось выбора.

— Я назначаю Дина Дженовица, — объявил судья и записал это имя у себя в блокноте. — Психолог. Доктор философии. Его офис находится на Кэмбриджской улице. Если он не свяжется с вами сам в течение недели, позвоните ему.

Неделя? Плюс еще тридцать дней на изучение дела?

— Ваша честь, — начала Кармен, — а что касается судебного решения, подписанного вами в прошлый четверг…

— Я оставляю детей на попечении отца.

Я онемела.

Сильви бросил на меня предостерегающий взгляд.

— У меня слишком много сомнений в вашей способности вести себя разумно, по крайней мере, в данный период вашей жизни.

— Какого рода сомнений? — спросила Кармен.

— Миссис Рафаэль не в состоянии говорить правду.

— Ее письменные показания правдивы до последней точки.

— А как тогда понимать это? — спросил судья и, вынув из стопки какую-то бумагу, видимо, письменное показание Дэниса, протянул ее Кармен. Выглядывая из-за ее локтя, я увидела фотографию — Броди и я у него на кухне, в прошлый четверг, если верить дате, проставленной в самом углу. Фотограф явно стоял рядом с домом, направляя объектив в окно, и ждал подходящего момента. Потому что на фотографии я обнимала Броди, а он меня, склонив ко мне голову.

— Она сделана в тот самый момент, когда он звонил вам, — в ужасе прошептала я Кармен. — Я тогда просто обезумела от горя. Броди успокаивал меня. Это все. — Я с недоверием посмотрела на Дэниса. Он обожал фотографировать. Все прошлые его фотографии были прекрасны. А эта нет. И не потому, что не отражала реального положения вещей. Она явно свидетельствовала о том, что Дэнис пойдет на что угодно, чтобы уничтожить меня. И именно в тот момент, когда моя мать лежала при смерти.

— Ваша честь, — твердо и четко проговорила Кармен, — коль скоро вы позволяете предоставлять в качестве доказательств такие улики, как эта фотография, я почтительно прошу позволить моей подзащитной засвидетельствовать свою невиновность. Ведь до сих пор ее лишали возможности высказаться.

— Дин Дженовиц выслушает ее.

— Пройдет еще месяц, а то и больше, прежде чем он составит отчет. Мы просим передать право опеки над детьми моей подзащитной, пока дело будет находиться на рассмотрении суда.