Встречной телеграммой в Москву Симферополь передал:

«Провозглашая создание Крымской Социалистической Советской Республики, Советское Временное Рабоче-Крестьянское правительство Крыма обращается с коммунистическим приветом к братским социалистическим республикам России, Украины, Венгрии, Баварии и Литвы, а также ко всему международному коммунистическому пролетариату и выражает полную решимость бороться в тесном союзе со всеми советскими республиками до полного торжества мировой коммунистической революции. Временное Рабоче-Крестьянское правительство Крыма твердо уверено в том, что близок день, когда на развалинах залитого кровью капиталистического мира Третьим Коммунистическим Интернационалом будет воздвигнуто царство свободного труда.

Да здравствует международная коммунистическая революция!

Да здравствует международная Республика Советов!

За председателя Временного Рабоче-Крестьянского правительства Дмитрий Ульянов».

Телеграмма шла с грифом «срочная» и поэтому немедленно была вручена Ленину. В ответной телеграмме Владимир Ильич потребовал сообщить состав правительства, а также упрекнул брата в том, что он ни строчкой не обмолвился о себе, о своей жизни за последний год. Секретарь Совнаркома Крыма Давыдов подготовил до предела лаконичную информацию, которая, в сущности, касалась только деятельности правительства. Но Москва ждала от Совнаркома главного: какие вопросы в настоящий момент решают крымчане. Поэтому Дмитрий Ильич счел нужным добавить: «Опубликовали правительственную декларацию, в общем схожую с вашей. На днях, собрав фактические данные о зверствах добровольцев, учиненных под охраной союзников над мирным населением, опубликуем по радио протест против пошлых действий Антанты и продолжающейся блокады Крыма. Копию ноты протеста сообщим немедленно».

И еще об одной телеграмме стоит напомнить. Ее прислал старый друг еще по Симбирску, а ныне заведующий отделом Наркомата здравоохранения РСФСР, Зиновий Петрович Соловьев. Зиновий Петрович просил Дмитрия Ильича рассказать о своей одиссее в Крыму и предлагал помощь.

С первого дня работы Крымского Совнаркома в Симферополе находился Климент Ефремович Ворошилов. По поручению правительства РСФСР и УССР он вместе с другими товарищами помогал Дмитрию Ильичу Ульянову в организации деятельности наркоматов молодой республики, с его участием состоялось несколько заседаний, в том числе по распределению наркомовских постов. Климент Ефремович щедро делился с Дмитрием Ильичом московскими новостями, рассказал о том, как и при каких обстоятельствах был ранен Ленин. Дмитрий Ильич расспрашивал о родственниках. И вдруг — чего никак не ожидал — он узнал о внезапной смерти в марте этого года Марка Тимофеевича Елизарова. Умер он от тифа, будучи в командировке в Петрограде.

Однако Дмитрий Ильич имел сведения не обо всех близких ему людях. Он предпринимает попытку отыскать жену — Александру Федоровну Карпову, телеграфирует в Севастополь, в ревком. Оттуда сообщили, что по указанному адресу Карпова не проживает. Где же она? Может, в другом городе Крыма? А может, и вовсе не в Крыму? Ему было известно, что в связи с оккупацией Крыма многие севастопольцы выехали в Новороссийск. Но сейчас с Новороссийском нет связи. Была надежда, что Александра Федоровна, прочитав декреты за подписью Д. Ульянова, догадается отозваться. Но нп звонка, ни письма за весь 1919 год от нее не последовало.

Дмитрий Ильич хотел было сразу написать в Москву, но срочные дела не дали… Только через несколько дней он сумел выкроить время для письма родным: «Дорогая Маня!.. Я должен был остаться в Симферополе наркомом здравоохранения…

Вследствие болезни Гавена, приковавшей его к постели, его нельзя было избрать председателем, хотя он наиболее подходил бы к этому, как известный хорошо по прошлому году севастопольским и симферопольским рабочим и матросам.

Временно, за неимением лучшего, посадили меня — в ожидании сильного кандидата с севера от вас.

Работы много, планы широкие у нас, но без помощи от вас и Киева сядем на мель — полное отсутствие денег и т. п.

О своем плане по курортному делу пишу Зиновию Соловьеву, на завтра созываю совещание товарищей и специалистов врачей, так что общего доклада и сметы представить пока не могу…

…У меня самочувствие великолепное, работа бодрит. При вашей поддержке будем налаживать курортную работу, после нескольких лет разгрома и хищений находящуюся в жалком состоянии. И устроим настоящую пролетарскую здравницу для всей Советской России, использовав все лечебные ресурсы Крыма.

Крепко целую тебя, Аню и Володю. Привет и пожелание здоровья Н. К. и всем вам. Печальную весть о Марке узнал недавно. Она как громом поразила меня. Твой Дмитрий».

Дмитрий Ильич успел только поставить на конверте адрес: «Москва, Редакция «Правды», Марии Ильиничне Ульяновой», как его срочно вызвали к аппарату. Звонил председатель Джанкойской ЧК, докладывал о выполнении задания. Подробности обещал сообщить при встрече.

Наконец-то история с Мочаловым прояснилась. ЧК Джанкоя установила, что в декабре 1917 года Мочалов прибыл в Джанкой и вел какое-то расследование. Затем с приходом белогвардейцев его уже видели в форме офицера «Добрармии». В апреле 1919 года он отступил вместе с белогвардейскими частями не то в Ялту, не то в Севастополь. И сейчас, по всей вероятности, находится по ту сторону фронта: в Керчи или на Кубани. Председатель Джанкойской ЧК пообещал доставить Мочалова живым или мертвым. Дмитрий Ильич объяснил чекисту, что Мочалов большевик-подпольщик. Его нужно разыскать, установить с ним связь, и если он прочно легализовался, пусть остается на месте. Но без заданий не оставлять. К нему необходимо послать человека абсолютно надежного, смелого, осмотрительного.

На Мочалова Дмитрий Ильич возлагал большие надежды. Мочалов мог добыть сведения о подпольных контрреволюционных организациях Крыма. Крымская контрреволюция получала от белогвардейской армии и самой Антанты щедрую материальную поддержку. Необходимы были эффективные меры по пресечению враждебной деятельности кадетов, меньшевиков, левых и правых эсеров, татарских националистов, немцев-колонистов, бандитов, называвших себя «зелеными», наконец, штатных агентов, навербованных и оставленных интервентами для диверсионной и идеологической борьбы с большевизмом.

На заседании Совета Народных Комиссаров в числе важнейших рассматривался вопрос о ликвидации контрреволюции на полуострове. Специальным декретом было решено упразднить чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией и уголовными преступлениями, главные функции ЧК передать особому отделу при Военно-революционном совете республики. Ему же передавался батальон особого назначения. Декрет подписали Ульянов и народный комиссар внутренних дел Гавен. Согласно этому декрету на местные органы власти ложилась вся ответственность за наведение революционного порядка в уездах и волостях. Сами трудящиеся активно включились в работу по выявлению и ликвидации замаскировавшихся врагов.

Одновременно принимались меры по укреплению революционной законности. По указанию Ульянова на всех собраниях, митингах, был зачитан следующий приказ:

«1) Самочинные обыски, аресты, захваты частных квартир, всякие самосуды, в том числе и над бывшими чинами «Добровольческой армии», реквизиции, конфискации и т. п. нарушения революционного порядка будут рассматриваться как действия, направленные против Советской власти, будут караться со всей строгостью революционных законов.

2) Всякие призывы и выступления против отдельных наций будут караться со всей строгостью революционных законов до расстрела включительно.

3) Лица, пойманные и уличенные в убийствах, налетах, грабежах и в расхищении народного достояния, будут беспощадно расстреливаться…»

Приказ вступал в силу немедленно. И друзья и враги сразу же почувствовали железную власть — пролетарскую диктатуру в действии.

Вскоре из штаба деникинской армии от Мочалова поступили первые сведения. Мочалов передал имена некоторых руководителей террористических групп, действовавших в портовых городах Крыма. Кроме того, ему удалось установить, что ряд меньшевиков и эсеров ведут активную идеологическую работу на предприятиях Симферополя и Севастополя, агитируя против Советской власти.