— Нечего тут кумекать! — отрезал Ёрш. — Он их только припугнул — они и повелись.

— Так считаешь ты, или это он тебе по-свойски поведал? — поинтересовался Макарыч.

— Он.

— Тогда всё гораздо веселее, чем я думал.

— И в чём эта весёлость выражается? — начал заводиться Ёрш.

— В том, что такая метода является нормой для того времени, откуда мы прибыли, здесь этого пока не понимают.

— А ведь Макарыч прав, — вмешался я. — Парень не по-здешнему коварен.

— Может, это у него случайно получилось? — неуверенно произнёс Ёрш.

— Может и случайно, — не стал спорить Макарыч. — Только второй такой поступок станет уже признаком закономерности.

— И что делать? — загрустил Ёрш.

— Твоя Наташа, кажись, «понесла»? — казалось, невпопад спросил Макарыч.

— А вы откуда… — обвёл нас глазами Ёрш.

Мы дружно захохотали.

— Понятно, — сообразил Ёрш. — Сарафанное радио сообщило. А ведь договорились, что пока никому.

— Парочка близких подруг — это как раз и есть «никому» — усмехнулся Макарыч. — Так что Наташа твоя кремень! Но я хотел тебя о другом спросить. Ты когда Наташе открыться собираешься?

— Думал после родов, — растерянно произнёс Ёрш.

Я, честно говоря, тоже не понимал, куда гнёт Макарыч.

— А может, не стоит тянуть? — хитро прищурился Макарыч. — Ты ведь уже убедился, что она всецело твоя?

Ёрш кивнул.

— Ну, так и открой ей свою страшную тайну, а заодно и братцу её…

А что? Макарыч прав, это выход! А то ведь можем и потерять парня.

НИКОЛАЙ

— Что, вот так и сказал: «Я пытался подражать вам?», — переспросил Шеф.

Я кивнул.

Шеф и Васич переглянулись.

— Дела… — протянул Шеф. — Не думал, что со стороны мы кажемся столь жестокосердными.

— Жестокосердия тут и без нас хватает, — возразил Васич. — Вадим, скорее, пытался перенять наш прагматизм.

— Это плохо? — спросил я.

— Если делать это осмысленно, наверное, нет, — пожал плечами Шеф. — А Вадим, как мне думается, просто пытался нас копировать, не переложив чужие поступки на свою личность.

— То есть, ты хочешь сказать, что Вадим должен был облечь содержание в несколько иную форму? — уточнил я.

— Где-то так, — кивнул Шеф. — Тогда бы это выглядело более естественно, и было понято его офицерам. Ему — наука, нам — урок! Никогда не следует забывать, что мы…

— … в ответе за тех, кого приручили, — закончил за него Васич. — Макарыч, кончай говорить штампами!

— Мудрая мысль не может быть штампом, — поднял вверх указательный палец правой руки Шеф. — Ибо гений Экзюпери состоит в том… — Шеф неожиданно запнулся. Лицо его стало забавно-растерянным, палец опустился вниз. — Ни в чём он не состоит. Нет пока никакого гения, и фразы этой, кстати, тоже пока ещё нет.

Со стороны это выглядело весьма забавно, мы с Васичем не могли не рассмеяться. Обстановка разрядилась и слегка напряжённый разговор перетёк в обычную беседу.

— Как близкие отреагировали на сообщение о том, что ты пришелец из будущего? — поинтересовался Васич.

— По обычной схеме: удивление, сомнение, приятие.

— Оба одинаково? — удивился Шеф.

— Ты знаешь, да. Они хоть и разного пола, но очень схожи характерами.

— Вот и славно, — хлопнул ладонями по коленям Шеф. — Теперь у нас есть возможность, не отвлекаясь на побочные, всецело заняться основной проблемой!

Divide et impera — Разделяй и властвуй! Нам, не буду утверждать что первым, пришла в голову мысль: а что если «разделяй» интерпретировать не как «разобщай», а как «делись»? Власть — тяжкая ноша. Редко кому удавалось не согнуться под её тяжестью, а то и вовсе не быть ею раздавленным. Так может, проще поделиться властью с теми, кто готов подставить под неё плечо? Или пойти ещё дальше, и принудить принять часть ноши тех, кто не стремится к этому в данном политическом контексте? Руководствуясь этой идеей, мы создали союз большевиков и эсеров, руководствуясь ей же, принудили надеть чиновничий мундир члена бывшей царской семьи.

Но старый недруг России, Англия, не желала делиться ни чем и ни с кем, а уж тем более с нами. Успешные действия России на заключительной стадии Первой Мировой войны на Кавказе, на Балканах, в Восточной Европе, в Прибалтике, вызвали у англичан не просто раздражение, они посчитали (скажу, не без основания) что тут затронуты их интересы. И империя решила нанести ответный удар. Как всегда — на свои деньги и как всегда — чужими руками.

Организовать заговор против действующей власти возможно, в принципе, везде, поскольку любая власть порочна по определению. В России, с её огромным количеством нерешённых проблем, такой заговор существовал веками. Менялись правители, менялись заговорщики, но заговор оставался всегда. Это как пар в трубе (труба — государство). В местах, где источилась изоляция, можно обжечься — неприятно, но не смертельно. В местах, где пробило трубу, можно обжечься уже смертельно, да и сил на заделку отверстия надо потратить куда больше, чем на замену куска изоляции. Если рванёт так, как случилось в феврале 1917 года, — без замены трубы уже не обойтись. Что, собственно, и случилось. В новой трубе тут же образовался новый заговор, пока он лишь изредка пробивает изоляцию (но не трубу!). Теперь в ней (трубе) с помощью английского сверла пытаются насверлить отверстий, благо условия для этого сейчас подходящие. Война с внешним врагом, которая определённым образом нивелировала классовые противоречия и помогала (парадоксально — но факт!) переносить экономические трудности, закончилась.

Теперь бывшие товарищи по оружию стали разбредаться по разным лагерям, оружия при этом из рук не выпуская. Справедливости ради хочу отметить, что желающих применить это оружие в деле в противном лагере немного — но так это пока не прорвало! А нашему внешнему врагу очень хочется, чтобы прорвало. Надеются ли они при этом на свержение Советской власти? Ну, не знаю. Если не совсем дураки, то вряд ли. Впрочем, их устроит и внутренняя напряжённость. Конфликты, лучше вооружённые. А ещё лучше — гражданская война. Тогда нам точно будет не до чужих интересов вблизи наших рубежей.

Заговор, пока он находится внутри трубы — если продолжить сравнение с паропроводом, — опасность представляет исключительно потенциальную. Но при этом он и невидим глазу. Мы знаем о его наличии, догадываемся о составе участников, но никаких прямых улик против кого-либо у нас нет.

МИХАИЛ

Теперь есть. И очень странно, что появились эти улики перед самым открытием второй сессии Учредительного собрания. Да и попали они к нам при очень странных обстоятельствах. Судите сами.

Ребята из СВР (Службы Внутренних Расследований при ВЧК СФРР — так называется новый политический сыск) по анонимному звонку, совместно с сотрудниками службы безопасности Генштаба, проводят обыск в квартире одного из штабных офицеров, мелкой сошки в чине капитана. При этом обнаруживают тайник, а в нём документы некой антисоветской организации (включая полный список её членов), ставящей целью захват власти насильственным путём, в случае, если Учредительное собрание оставит в силе своё прошлогоднее решение о передаче власти в руки Советов. Офицера арестовывают. На допросах он признаётся, что действительно знаком с некоторыми лицами из списка. Признаётся и в том, что вёл с этими людьми разговоры антисоветского содержания. Но категорически отрицает факт существования самой организации.

«Нам этот «заговор» подсунули, — убеждал я членов коллегии ВЧК. — Вы посмотрите на список участников. Чиновники средней руки из различных госучреждений. Офицеры из Генштаба и частей Петроградского гарнизона. Представители творческой и научной интеллигенции. Их всех объединяет только одно: они все критически настроены по отношению к новой власти. Но поймите, они всего лишь фрондёры, а не реальные заговорщики!» — «Вы на сто процентов уверены в том, что говорите, товарищ Жехорский?» — довольно сухо интересуется Дзержинский. Я слегка мнусь. «Процентов на девяносто пять, Феликс Эдмундович» — «Оставшихся пяти процентов вполне достаточно, чтобы пустить нам кровь. — Глаза Дзержинского блестят, как две голубые льдинки. — Однако в ваших рассуждениях есть свой резон. Массовые аресты накануне открытия сессии Учредительного собрания могут негативно отразиться на итогах голосования по важнейшему для нас вопросу: быть или не быть Советской власти, утверждённой законодательным путём. Поступим так. Офицеров и чиновников, поименованных в списке, под разными предлогами от службы отстраняем. За всеми без исключения устанавливаем наблюдение. Параллельно пытаемся выяснить: если список был подброшен, кто это мог сделать и зачем?»