Пристать к берегу не удавалось. Плот сносило течением к середине, и Бригида с величайшим трудом удерживал его вблизи берега. Несшийся между тем навстречу, нарастая, гул падавшей воды являлся грозным предупреждением. Отчаявшись пристать, Лавро изо всех сил налег на длинную рулевую жердь и направил судно так, чтобы оно неслось под свешивавшимися над водой ветвями деревьев. Издали наметил ветку и, когда плот проносился под ней, повис над бурлящей водой, а затем осторожно добрался до берега, изрядно поранив руки.

Дальнейший путь охотника тянулся вдоль реки и намечался деревьями, обломанными зверем, и попадавшимися в топких местах его следами и следами старика-великана.

Во второй половине дня, утомленный длинным, безостановочным переходом, Бригида, наконец, достиг горного барьера, через который река, проложив себе узкую щель, яростно вырывалась на свободу из мрачной страны гигантов.

Охотник оглянулся — и не мог удержаться от радостного восклицания. Влево по крутому горному склону вилась неширокая дорога, несомненно проложенная человеческими руками. Бригида, после короткого отдыха, стал быстро взбираться по горному склону и, обогнув огромную скалу, увидел под собой и бушевавший водопад и в фиолетовых сумерках вдали ущелье патагонской речки.

Тропинка зигзагами спускалась к скале, нависшей над устьем ущелья, к тому месту, где когда-то стоял Лавро, впервые увидавший перед собой клокочущий водопад. Опасная экспедиция его близилась к концу, как вдруг сверху послышался крик. Лавро вздрогнул и оглянулся — над ним, высоко на повороте горной тропинки стояла Фарунх.

Несколько мгновений ее гордая, величественная фигура, четко выделяясь на фоне темневшего неба, сохраняла неподвижность бронзовой статуи. Потом, протянув руки к охотнику, Фарунх стала звать его. Бригида отрицательно покачал головой и, указывая по направлению к ущелью, знаками стал предлагать жрице присоединиться к нему.

Неожиданно девушка наклонилась и, когда снова выпрямилась, в руках у нее был зажат большой камень. Она ступила несколько шагов вперед и замахнулась, а Лавро инстинктивно зажмурился. Когда, через минуту, он взглянул вверх, Фарунх быстрым твердым шагом взбиралась вверх по крутой тропинке и, ни разу не оглянувшись, исчезла за скалой…

…Через месяц Бригида работал в качестве «эскаладоре»30 в большом степном ранчо и, как странный сон, вспоминал свою жизнь в стране великанов. В самом деле, трудно было себе представить в сравнительно близком расстоянии от прозаических построек обширного промышленного владения «бараньего короля», этого важного торгаша Альваро ди Каруна, — другое, сказочное царство Аталдатл с людьми-великанами, с гигантскими невиданными зверями, гранитным храмом-лабиринтом.

Фарунх… Что стало с ней? Неужто, по таинственному приказу свыше, она тоже отправилась на суд в «страну отца света»?.. И часто перед мысленным взором украинца возникала одна и та же волнующая картина… Мрачная терраса дворца Аталдатл, окутанная вечерними тенями… Впереди сверкает кроваво-красная черта, отделяющая жизнь от смерти… И к этой черте обычным решительным, спокойным шагом идет молодая жрица, вопреки жестоким законам своего народа пощадившая жизнь пленника…

Неистово зазвонивший колокольчик возвещал о закрытии заведения Дель-Варто. Было уже совсем светло, и к гавани с грохотом тянулись вереницы грузовых авто, нагруженных серыми мешками с красными трафаретами фирменных марок и клейм…

Генри Де Вер Стэкпул

Из глубины глубин

I. Выход в Японское море

Произошло повреждение на линии Владивосток — Нагасаки.

Кабель Владивостока-Нагасаки пролегает в шести тысячах футах от бухты Петра Великого и на глубине десяти тысяч футов проходит около 42-ой параллели северной широты, южнее ее.

Японское море, к югу от 42° северной широты, имеет форму громадного блюда в триста миль ширины и четыреста миль длины, простираясь от северной части Матсу-Шима до той широты, на которой находится самая южная бухта всей сибирской территории — залив Поссьета.

И вот, пароход франко-датской телеграфной компании «Президент Гирлинг», зайдя для ремонта в Гонконг, получил там известие об этом повреждении и, одновременно, приказ произвести починку кабеля.

«Президент Гирлинг» имел турбинный двигатель и был последним словом техники, начиная с заслонок и переборок и кончая грапнелем31, — бреймовским патентованным грапнелем с клещами из цельной стали, изобретатель которого был главным кабельным инженером на том же самом «Президенте Гирлинге».

Известие пришло на борт судна в 11 часов утра, и капитан Грондааль получил его в тот момент, когда выходил на палубу из рубки кают-компании. Он сейчас же отправился отыскивать главного корабельного инженера Брейма, занятого в это время работой на носу.

Перед капитанским мостиком помещалась электрическая станция, а за нею подъемный аппарат, состоявший из громадного барабана, вокруг которого вился намотанный на него канат. Рядом стояла машина, вращавшая этот барабан. Окрашенные в красный цвет буи так и горели под ярким солнцем, заливавшим палубу, устланную канатами от них; их разбирали, чтобы обнаружить перетертые места, и огромный плечистый Брейм стоял тут же, наблюдая за работой. Капитан Грондааль подошел к нему, держа в руках только что полученную от главной конторы компании каблограмму.

— К вечеру надо будет выйти в море, — сказал он. — Хорошо еще, что все нужное снабжение у нас на борту.

Брейм взял у него каблограмму и медленно прочитал ее. Там указывалось, что место повреждения не было выяснено электриками-специалистами в Нагасаки, иначе сказать, повреждение надо было искать… на протяжении всей длины кабеля! Но все же были и кое-какие указания, позволявшие начать поиски не с самого берега.

— Это, вероятно, немножко севернее места наибольшей глубины, — сказал Брейм. — Скверное, покрытое кораллами дно.

— Да, там или около того места, — согласился с ним Грондааль. — У вас все готово?

— Да, да, — ответил Брейм. — У меня все готово.

Оба они были люди, не тратившие лишних слов. Грондааль через минуту уже отправился в помещение электрической станции, чтобы предупредить электриков, а Брейм пошел говорить со старшим по кабельной команде — Стеффансоном.

Беловолосый гигант-ирландец Стеффансон был опытным моряком, с пятидесятилетним стажем по ловле трески и по кабельной службе, и до своего поступления в франко-датскую компанию он работал в копенгагенской компании Ларссен. Некогда он плавал шкипером в ирландской рыболовной флотилии и провел сезон на консервных заводах на Аляске. О нем даже можно было сказать, что он, собственно, всегда был рыболовом, потому что работа по исправлению повреждений в кабелях по существу на три четверти является специальной работой кабельного мастера, а на девять десятых это то же, что и работа рыболова.

Как Стеффансон был правой рукой Брейма, так и у него самого была правая рука — датчанин Андерсен, на котором лежал главный надзор по управлению подъемным аппаратом.

Эти трое людей составляли как бы одно собирательное целое, и каждый из них представлял собой, так сказать, часть единого трехсильного механизма. Когда приходилось поднимать поврежденный кабель и начинали работать барабан и подъемный аппарат, то Брейм становился у бимсов32, Стеффансон у барабана, а Андерсен, положив руку на верхнюю часть машины, следил за общим ходом работы аппарата; исполняя ту же роль, что играют клеточки нервных узлов, контролирующие наши сложнейшие мускульные движения. И достаточно бывало одного знака, одного слова Брейма, а порою даже одного помысла его — как это уже мгновенно воспринималось его помощниками, и перевоплощалось в ту или иную тонну энергии.