В здании «Капитании» с октября 1936 г. были отведены помещения первому советскому военно-морскому атташе в Испании – главному военно-морскому советнику капитану 1-го ранга Н.Г. Кузнецову. После отъезда Николая Герасимовича на Родину его место занял Владимир Антонович Алафузов. Рядом с жилыми комнатами Владимира Антоновича располагался его рабочий кабинет. Поблизости находились жилая комната и рабочий кабинет Арсентия Григорьевича Головко, советника при командире Картахенской военно-морской базы. Он сменил находившегося до него на этом посту С.С. Рамишвили, уехавшего после добросовестного выполнения своих обязанностей в Советский Союз.

Мише Иванову и мне отвели небольшую комнату напротив помещений, занимаемых В.Л. Алафузовым. Мы вначале удивились тому, что к потолку был прикреплен вентилятор значительного размера, но вскоре смогли понять, что жара в комнате была невыносимой. В особенности она ощущалась ночью, когда накалившиеся за день горы излучали накопленное тепло.

Близость свинцово-цинковых рудников, очевидно, сказалась на том, что в районе Картахены не было питьевой воды, ее доставляли, правда, с перебоями, морем. Нам приходилось для мытья лица и рук, а также для бритья часто пользоваться газированной водой, которую было легче достать, чем обычную пресную.

То, что я увидел в Картахене, не позволяло судить о городе как о действительной крепости. Казалось, что усовершенствования, вносимые после Первой мировой войны, не задели Картахену.

В день нашего приезда мы были приняты В.Д. Алафузовым и А.Г. Головко. Николай Павлович Египко представил нас, указав, что Михаил Иванов может быть использован в качестве переводчика у любого военно-морского советника, так как по призыву в армию служил на флоте. По решению Г.М. Штерна я предназначен для работы с Иваном Алексеевичем Бурмистровым на подводной лодке.

Владимир Антонович, коротко обрисовав обстановку на республиканском флоте, отметил, что, хотя большинство военных кораблей с экипажами остались верны республике, многие офицеры всех рангов отказались от несения службы и перешли на сторону Франко или отсиживались дома. Он не привел тогда точных цифр. Много лет спустя я вспомнил слова Владимира Антоновича. В публикациях Н.Г. Кузнецова и других авторов я встретил более точные данные, подтверждающие высказанную В.А. Алафузовым мысль. Действительно, из 19 адмиралов остались верны республике только 2, из 31 капитана 1-го ранга – только 2, из 65 капитанов 2-го ранга – только 7, из 128 капитанов 3-го ранга – только 13, из 256 лейтенантов – только 10 и из 171 мичмана – только 1. Иначе говоря, из 670 офицеров верными остались только 35, что составляло 5,2%.

В то же время благодаря решительным мерам, принятым экипажами кораблей, остались в распоряжении республики: из 5 легких крейсеров 4, из 9 лидеров (в том числе 5 находившихся в постройке) – все, из 3 эсминцев – 2, из 13 находящихся в строю подводных лодок ни одна не перешла на сторону мятежников. Это относится также к 11 миноносцам, 4 заградителям и большинству канлодок.

На следующий день я был принят А.Г. Головко, с которым мы обсудили организационные вопросы, связанные с моим назначением на подводную лодку. В отличие от большинства наших переводчиков, в связи с тем, что я зачислялся приказом в состав экипажа подлодки, состоящего исключительно из испанцев, Арсентий Григорьевич придумал для меня испанское имя – Антонио Гонсалес. Так я, переводчик, стал адъютантом командира подводной лодки «С-4» испанского республиканского военно-морского флота и вскоре получил удостоверение, в котором значилось, что я являюсь «теньенте де навио» (лейтенантом флота).

Сразу же после прибытия в Картахену мы стали знакомиться с нашими военно-морскими советниками. Нам было очень приятно узнать, что почти все они в той или иной степени были в свое время связаны с Ленинградом: служили на Балтике, учились в военно-морских училищах, в академии. Советских переводчиков ко времени нашего приезда в Картахене не было. Там работа ли выходцы из стран Латинской Америки, освоившие русский язык и проживавшие ранее в Советском Союзе, а один происходил из семьи белоэмигрантов – Хорхе.

В первый же день Миша Иванов и я познакомились с Валентином Лукичем Богденко, который только что сдал свои дела советника артиллериста в штабе Комфлота ленинградцу Ивану Амвросиевичу Яхненко и готовился к отъезду на Родину. Доброжелательный, веселый, хорошо освоивший обстановку на республиканском флоте, Валентин Лукич нам с Мишей очень помог в ознакомлении с положением на кораблях и на базе, с жизнью военных моряков.

Недалеко от «Капитании» в обычном жилом доме находился клуб для советских добровольцев, где по вечерам собирались наши моряки, свободные от службы. Изредка к ним присоединялись и летчики. Летчики приезжали с расположенных поблизости от Картахены двух аэродромов – Лос-Алькасарес и Сан Хавьер. Это были в основном летчики истребители. Всем хотелось пообщаться, послушать хорошие пластинки наших артистов и полюбившуюся всем испанскую музыку, перекусить и попить черный кофе. Мы посещали в дальнейшем эти аэродромы, в первую очередь в Лос- Алькасарес, где могли воспользоваться настоящими ваннами, которых нам так не хватало в Картахене, и как следует помыться.

В клубе я встретился с Н.А. Питерским, Н.И. Ильиным, Н.О. Абрамовым, И.Д. Елисеевым, И.А. Яхненко и другими нашими добровольцами. Мы с ними быстро нашли общие темы для разговора, и я вскоре перестал чувствовать себя новичком, чужаком, случайно оказавшимся в этой морской семье. Этому содействовало и то, что по совместной общественной работе в Ленинграде в областном и городском советах «Осоавиахима», и шефской комиссии над флотом и в редакции газеты «За оборону» я был знаком со многими моряками. Поэтому в беседах с новыми друзьями в Картахене находились общие знакомые.

Знакомство с Вальдесом, адъютант-переводчиком Н.П. Египко, всколыхнуло во мне прежние сомнения. Вальдес, думал я, находится, безусловно, на своем месте, вполне подготовлен к выполнению новых заданий. А вот я как справлюсь с новой работой? В разговоре с ним я узнал, что к моменту мятежа подводный флот состоял из 6 лодок типа «С» и 6 более старых лодок типа «В». К нашему приезду в составе республиканского флота осталось только 3 лодки типа «С». Они имели водоизмещение 915 тонн, 6 торпедных аппаратов, надводную скорость в 16 и подводную в 6 узлов и 40 человек экипажа каждая.

Очень милый и дружелюбный Вальдес, знавший лодку от киля до клотика, старался меня успокоить и обещал активно помогать в изучении подводной лодки, на которой мне предстояло служить. С этой целью он проводил меня на единственную базирующуюся в Картахене «С-1», где он ранее служил вместе с Иваном Алексеевичем Бурмистровым. Узнав, что я являюсь адъютант-переводчиком Ивана Алексеевича, которого многие на лодке вспоминали с большой любовью, члены экипажа встретили меня очень дружелюбно, дали комплект чертежей лодки, предлагали почаще приходить. Естественно, они не знали, что я никогда не ходил на подводной лодке.

И вот с помощью Вальдеса я буквально сутками, по его словам успешно, изучал устройство лодки, испанскую терминологию и принятые на ней команды. Особенно трудно оказалось освоить схемы электрических кабелей и воздуховода, системы погружения и всплытия, систему продувания цистерн балласта. Мало было изучить это по чертежам, надо было все хорошо узнать непосредственно на месте, в отсеках корабля, центральном посту и боевой рубке. Часто посещая подлодку «С-1», я с помощью Вальдеса, а в особенности членов экипажа, смог легче освоить все то, что мне казалось совершенно недосягаемым.

В Картахене, ближе знакомясь с Николаем Павловичем Египко, я узнал некоторые подробности о его службе на флоте. Еще до Испании он командовал подводной лодкой «Щ-117» на Тихом океане и установит рекорд автономного плавания. Без захода на базу в январе феврале 1936 г. лодка пробыла в море 40 суток, в том числе под водой немногим более 340 часов. За этот поход всю команду наградили орденами «Знак почета», а командира – орденом «Красной Звезды». «Щ-117» стала первым в истории советского Военно-морского флота кораблем, экипаж которого состоял полностью из орденоносцев.