Кент: «Не только не возражаю, но и принимаю ваше предложение с большим удовольствием. Буду очень рад еще раз встретиться с вашей весьма симпатичной супругой».
Хоро: «Не только симпатичной супругой, но и с надежной боевой подругой, моей бесстрашной Либертас. Мне очень повезло в жизни. Несколько лет тому назад я встретился с Либертас на соревнованиях по парусному спорту, и вскоре она стала моей женой. С тех пор мы вместе и очень любим друг друга». (Все это Хоро говорил с веселой улыбкой.)
Мы медленно шли к дому, до которого было недалеко, и в сопровождении Хоро, поднимаясь по изученной накануне лестнице с табличками на дверях, на этот раз я чувствовал себя более уверенным, на душе было абсолютно спокойно.
Во время встречи Либертас произвела на меня очень хорошее впечатление. Она была весьма привлекательной, красивой женщиной. Несмотря на пальто, чувствовалось, что у нее очень хорошая фигура. Её походка произвела на меня огромное впечатление. Она как-то выделялась среди других встречаемых мною в Берлине женщин. Обо всем этом я думал, поднимаясь вместе с Харро по лестнице.
Я еще не мог себе точно представить, каков Харро в действительности, но полагал, что у столь эрудированной и разносторонне развитой женщины и муж должен был обладать соответствующей подготовкой. В оценке Либертас я был уверен.
Мы остановились у двери, ведущей в квартиру, занимаемую семьей Шульце-Бойзена.
Харро не успел еще вынуть ключ из замка, как улыбающаяся Либертас открыла дверь и с теплыми приветствиями впустила нас в прихожую. Сняв пальто и шляпу, несмотря на возражения хозяйки, сменив туфли на домашние тапочки, я вместе с хозяевами вошел в комнату, где уже был накрыт стол. Пользуясь правами хозяйки, извинившись, Либертас отправилась на несколько минут на кухню. Мы остались вдвоем в уютно обставленной комнате. Среди красивой мебели бросались в глаза книжные полки. На них много книг. Присмотревшись, заметил, что они были не только на немецком, но и на других языках, и был буквально потрясен. Особенно меня поразило, когда я увидел и различные издания документального характера, и в частности труды В.И. Ленина.
Заметив мое смущение от увиденного, Харро успокоил меня, сказав, что ему это положено и связано с его работой и тем более он не должен ни от кого скрывать, что знает русский язык.
Показывая некоторые книги, Харро с лукавством признался, что очень любит поэзию, поэтому подобрал авторов наиболее нравившихся ему. В то же время он не постеснялся сказать, что и сам немного пишет. К сожалению, для этого увлечения не хватает времени.
Осматривая комнату, я приходил к заключению, что во всем чувствуется большой вкус хозяев. Несомненно, эта комната принадлежала работникам культуры и искусства. О Либертас я уже кое- что узнал из первой беседы с ней, а вот понять, кем является Харро – человек в офицерском мундире, – я еще не мог.
До начала деловых разговоров новые друзья сели за стол, красиво накрытый и уставленный вкусными блюдами приготовленного Либертас ужина, а Харро в дополнение к выставленным бутылкам вина поставил бутылку водки, настоящей советской водки. Увидев мое удивление, он рассмеявшись, сказал: «Не удивляйтесь, это действительно советская водка. Этот "трофей" привезли мне мои друзья с Восточного фронта. Думаю, что на этот раз она будет по прямому назначению – использована теми, кому по праву положено».
Уже за ужином Харро вкратце поведал мне о положении в руководимой им и Арвидом Харнаком антифашистской организации, о той работе, которую эти самоотверженные люди и настоящие патриоты Германии проводят на заводах, в учреждениях, среди населения и иностранных рабочих. Он подчеркивал значение проводимой разъяснительной и пропагандистской работы, в том числе и выпускаемых ими листовок.
Удивительно было слушать этот страстный рассказ. Трудно было поверить, что при усиленном терроре, не прекращающейся слежке, проверках и отборе в различные государственные и военные учреждения смогли, рискуя жизнью, проникнуть люди, стремящиеся вернуть Германии ее честь, завоевать право немецкого народа на похищенную у него свободу, пользоваться всеми благами, которые создавались культурой, трудом настоящих немцев, лучшими его представителями, такими как Гете, Шиллер, Гримм, Граббе, Гауптман, Гольц, Ницше, Т. Манн, Дюрер, Штраус, Фейхтвангер, Эйнштейн и многими другими. Конечно, в мыслях у меня были и Карл Маркс, и Фридрих Энгельс.
Вальдес, под этим именем я представился Либертас и Харро, сидел и слушал ставшего дорогим собеседника, переносился в другой мир, в мир близких людей. Мне больше не приходило в голову, что в этом же доме живут и другие, гордящиеся коричневым цветом, своей ставшей ненавистной всему миру свастикой. Я начинал понимать, что в Германии рядом живут фашисты, предпочитающие, чтобы их называли национал-социалистами, и настоящие антифашисты.
Мне становилось все более ясно, что ни пропаганда Геббельса, ни террор Гиммлера, ни даже «Майн кампф» Гитлера не сумели затуманить мозги всем немцам, не смогли запутать тех, кто привык бороться за справедливость, свободу и счастье народов, безусловно, в первую очередь своего собственного. Эти люди не признавали себя побежденными. Они черпали из горя, к которому их привели фашисты, новые силы. Они предпочитали рисковать своей жизнью, погибать, но не сдаваться, не жить «своими личными» интересами ради «блага», которое им сулили главари гитлеровской Германии.
Хочу напомнить, что наша встреча состоялась, как я уже писал, в октябре 1941 г., то есть после ряда неудачных операций, проведенных немецкими войсками против советских вооруженных сил. Это вызвало чувство тревоги даже в некоторых высоких кругах вермахта, не говоря уже о простом народе. Это было заметно в особенности в связи с явными неудачами блицкрига, имевшего основной целью захват Ленинграда и Москвы. Несмотря на усилившуюся пропаганду геббельсовского ведомства, направленную на повышение боеспособности немецкой армии, в результате возросшего числа убитых, раненых и попавших в плен в Советском Союзе среди народа, правда, не всегда проявляемые открыто, растут растерянность и тревога за своих близких, сражающихся на Востоке.
Услышав эти суждения, я спросил Либертас и Харро, слышали ли они очень забавный анекдотик, рассказ по поводу успехов немецкой пропаганды, проводимой на уже захваченной вермахтом территории Советского Союза? Не дожидаясь ответа, я рассказал, что сам слышал уже неоднократно:
Если бы русские хотели правильно оценить результаты немецкой пропаганды, направленной против Советской России, в первую очередь, широко распространяемую непосредственно на оккупированной немецкими войсками территории, они должны были бы удостоить высокой правительственной награды вдохновителя этой пропаганды доктора Геббельса. Именно «удачная» геббельсовская пропаганда успешно поднимает советский народ на защиту своей Родины, на борьбу с агрессором!
Либертас и Харро, услышав этот пересказ распускаемых на Западе слухов, помолчали немного, и Харро отметил, что в этом народном сказании есть, безусловно, вполне оправданный смысл. Аппарат Геббельса, стремясь поднять дух немецкого народа, часто придумывает весьма неудачные, ни на чем не обоснованные истории и историйки, а они как раз и могут вызвать обратную реакцию не только в стане противника, но и у собственного народа.
Сидя за столом, ведя общие разговоры, я внимательно наблюдаю, больше того, пытаюсь изучить своих собеседников. Напротив сидит Харро Шульце-Бойзен. К сожалению, я знаю о нем очень мало, но он к себе располагает. Да, о нем потом скажут очень много хорошего. Отметя, что он великолепный человек, может служить непревзойденным персонажем блестящего романа. Так характеризовали его многие из тех, кто его знал, многие его друзья. Действительно, у него было не только красивое, открытое, но и очень энергичное, принадлежащее человеку, словно сошедшему со страниц романа, лицо. Стройная фигура. Не знаю, но мне показалось или действительно у него были голубые глаза. Смелый человек. За его внешностью скрывался проницательный политик. Примерно так отозвался о нем его соратник, писатель Грюннер Вайзенборг, о чем я прочел много лет спустя.