А через два дня после штурма долговременных оборонительных сооружений войска Западного фронта освободили Духовщину и Ярцево.
На путях отхода противника мы разрушали мосты, станции, перегоны, способствуя наступлению наземных войск. С высоты полета с болью в душе наблюдали повсеместные пожары в Смоленске, Рославле, в деревнях и селах, где гитлеровские выродки уничтожали все, что еще сохранилось на смоленской земле к моменту их отступления. Платя фашистам за разбой, экипажи летали очень в трудных для полетов погодных условиях, на пределе возможного. Но никто не хотел и думать о вынужденной передышке.
22 сентября не стало среди нас замечательного летчика — командира 119-го гвардейского бомбардировочного авиаполка гвардии подполковника Григория Максимовича Маркова, его штурмана — меткого снайпера бомбовых ударов гвардии старшего лейтенанта В. Г. Харитича. Из рассказа стрелка-радиста гвардии старшины П. С. Немчинова, который входил в состав командирского экипажа и возвратился через два дня в полк, мы узнали подробности гибели пилотов.
...Из-за резкого ухудшения погоды командир авиаполка Марков приказал экипажам «пешек» бомбить запасные цели, а сам стал пробиваться к основному объекту. И пробился — все бомбы легли точно на вражеские самолеты, рассредоточенные по стоянкам аэродрома.
Злым зенитным огнем ответили с земли на дерзкий вызов одиночного краснозвездного бомбардировщика. И вот Марков видит: от прямого попадания зенитного снаряда загорелся левый мотор их машины. На полуслове умолк штурман. Вспыхнул разрыв справа от кабины — и осколком снаряда поражает командира экипажа. На запросы стрелка-радиста он отвечает слабым прерывистым голосом: тяжело ранен. С большим креном машина начинает снижаться, и уже совсем близко земля. Удар — и самолет превращается в огромный пылающий костер. Стрелок-радист успевает вырваться из пламени, но помочь пилоту и штурману уже ничем не может...
Я хорошо помню отважного командира полка подполковника Маркова. Собранный, волевой, в любое время дня и ночи готовый идти на любое боевое задание; для нас, ветеранов дивизии, для молодых пилотов он являл собой пример мужества, самообладания, беззаветного служения Родине. В дивизии знали, что отвага этого летчика проявилась уже в первые дни войны. В воздушном бою над Балтийским морем Григорию Максимовичу пришлось покинуть горящий самолет. С парашютом он сел на воду, в холодные волны Финского залива. Несколько часов боролся за жизнь и победил — добрался до берега. Теперь же ему суждено было сгореть в сражении с врагом на многострадальной смоленской земле...
Об освобождении Смоленска и Рославля мы узнали не из сообщения штаба 1-й воздушной армии. Пока офицер оперативного отдела переходил от аппарата к аппарату, армейские связисты, опередив его, отбили морзянкой: «Кричите «Ура!». Взяты Смоленск и Рославль!..»
В ночь на 26 сентября по радио мы услышали приказ Верховного Главнокомандующего о присвоении соединениям и частям, которые отличились при овладении Смоленском и Рославлём, почетных наименований. Наша гвардейская бомбардировочная авиадивизия отныне стала называться Смоленской.
Приказ застал нас в суматохе нового перебазирования. Следуя за наступающими войсками, мы продвинулись на запад на пятьдесят километров. Штаб развернули в уцелевшей, но до нитки разграбленной немцами деревне Зиновино. Местные жители рассказали о зверствах оккупантов, показывали нам колодец, в который палачи свалили более двадцати расстрелянных сельчан «за связь с партизанами».
2 октября в освобожденном Смоленске состоялся многолюдный митинг. На том митинге было принято обращение к воинам частей и соединений, удостоенных почетного звания «Смоленские». В нем говорилось: «Трудящиеся Смоленска, освобожденного вами от фашистского рабства, шлют вам свой горячий привет и передают великую благодарность... Дорогие товарищи! Славные пехотинцы, кавалеристы, летчики-соколы, танкисты, минометчики, пулеметчики, артиллеристы, зенитчики, бойцы комсомольской инженерной бригады! В немецком рабстве томятся еще миллионы советских людей. И мы, смоляне, призываем вас, бойцов, офицеров и генералов Красной Армии: идите им на выручку, они с нетерпением ждут вашей помощи! Мы благословляем вас, храбрые воины, на новые ратные подвиги. Смело и бесстрашно бейте врага, ни днем, ни ночью не давайте ему покоя.
Бойцы, офицеры и генералы, освободившие город Смоленск! Вы носите наименование Смоленских. Это вселяет в нас чувство законной гордости и радости. Отныне мы с вами как единая семья. Вы наши почетные граждане, наши земляки».
Эти призывные слова жителей Смоленска глубоко взволновали каждого воина. На проведенных в полках митингах авиаторы-смоленцы заверили тружеников города, что они сторицей отомстят проклятым фашистам за все злодеяния, которые совершены ими на смоленской земле.
Наступление советских войск в те дни разворачивалось на широком фронте. Очищалась от врага Левобережная Украина, близилось освобождение Киева. Пленные немцы рассказывали о приказе Гитлера, который требовал от них ценой любых жертв удержаться на рубеже Днепра. Не имея возможности скрыть от немецкого парода правду об отступлении своих войск, геббельсовская пропаганда утверждала, что все делается по плану фюрера якобы в целях «выпрямления линии фронта» и «отрыва войск от противника».
На Западном фронте «выпрямляли линию» со скоростью двадцать километров в сутки. В кровопролитных боях под Ленино плечом к плечу с воинами 33-й армии в наступление шли солдаты и офицеры 1-й польской дивизии имени Тадеуша Костюшко под командованием полковника З. Берлинга. Эта дивизия была сформирована летом 1943 года по инициативе Союза польских патриотов и добровольцев-поляков, проживающих в нашей стране. Теперь годовщина боев под белорусским селом Ленино ежегодно отмечается в народной Польше как День Войска Польского.
Наступила осень 1943 года. Трудно приходилось всем родам войск, в том числе частям и органам тыла. Бездорожье. Там, где люди и техника двигались по дорогам, легче было не на много: разрушенные бомбами и снарядами, ослабленные осенней распутицей, дороги те мало соответствовали своему названию и назначению. Отступая, немцы разрушали все, что попадалось на пути, — не осталось ни одного целого железнодорожного полотна, ни одного моста, ни одного летного поля. Инженерно-строительным частям приходилось затрачивать на восстановление объектов большие силы, уйму времени. Понятно, не успевали. А из-за несвоевременной подготовки передовых аэродромов, доставки боеприпасов и горюче-смазочных материалов авиаполки отставали от войск, что резко снижало их наступательный порыв.
Накануне праздника Октября представилась возможность подтянуться ближе к линии фронта, и дивизия перелетела под Смоленск, заняла те самые аэродромы, которые мы совсем недавно бомбили.
Два местечка, где обосновалась наша дивизия, перед войной представляли собой крупные благоустроенные военные городки. Теперь тут громоздились сплошные развалины, не уцелело ни одного здания. Поэтому в день 7 ноября и последующие дни авиаторы соединения восстанавливали землянки, оборудовали самолетные стоянки, ремонтировали взлетно-посадочные полосы.
Переход к наступательным операциям предъявил новые, повышенные требования к партийной и воинской дисциплине. Необходимость разлома с воздуха глубоко эшелонированной, сильно укрепленной обороны противника обязывала авиаторов 3-й гвардейской бомбардировочной авиадивизии проявлять особую заботу о тесном взаимодействии с наземными войсками, о точных и безошибочных ударах. Четкое выполнение боевых приказов и распоряжений, эффективное использование техники и оружия в бою — все эти вопросы настоятельно вставали на повестку дня.
Иначе говоря, ужесточение борьбы с врагом, его упорное сопротивление наступательному порыву советских войск требовали от каждого авиатора не только отточенного мастерства, но и высокой личной ответственности, организованности и инициативы при выполнении боевых задач.