– К вам Армахог, Пресветлый. С письмом от вашего отца.

– Пускай войдет, – велел Талигхилл, не отрываясь от своего занятия. – И справься, обедал ли он. Если нет – пускай накроют стол на двоих.

– А если да, господин?

– А если да, тогда принесут что-нибудь легкое на веранду. Тоже на двоих. И кстати, пускай выпустят Раф-аль-Мона, со Слугами и с распиской на получение денег за махтас.

– Как будет угодно Пресветлому.

Так бы и запустил чем-нибудь тяжелым в эту морду! Как же он – надоел мне со своими вечными заботами!

Армахог вошел на веранду, звякая шпорами, и встал неподалеку от принца, вытянувшись и ожидая, пока на него обратят внимание. То, что старэгх позволял себе в беседе с правителем, того он не позволял при встречах с принцем. Талигхилл умел быть заносчивым и жестоким, словно вознамерился доказать всему миру, что он – наследный принц. Ему невдомек, что и так все об этом знают, даже чересчур хорошо.

Поставив очередного латника на надлежащую клеточку, Пресветлый обернулся и жестом пригласил Армахога садиться.

– Домаб сказал, вы с письмом от отца, – заметил он.

– Да, Пресветлый, – подтвердил старэгх. – Правитель был очень… удивлен тем, что вы не приехали попрощаться с ним. Он ждал вас целый час сверх срока, а не дождавшись, попросил передать это письмо.

– Благодарю вас, Армахог. – Порази меня молния, если я стану оправдываться перед ним. – Ну-ка, ну-ка.

Талигхилл принял от старэгха запечатанный пергаментный листок, сорвал сургуч и развернул послание. На миг оторвавшись от чтения, он поднял кверху правую бровь:

– Кстати, ты не голоден?

– Нет, Пресветлый. Благодарю вас, но я сегодня уже завтракал.

– Ну что ж, как знаете. – Принц снова вернулся к прерванному чтению.

В письме отец был довольно сдержан. Он просил Талигхилла на время отсутствия правителя переехать во дворец. Странно, ведь мы уже говорили об этом и решили, что такие меры не понадобятся. Харлин справился бы со всем сам, а наиболее важные вопросы посылал на рассмотрение мне сюда. Еще отец писал о всяких мелочах, но в общем был краток.

Талигхилл отложил письмо и недовольно покачал головой. Он не хотел переезжать в Гардгэн – там было еще жарче и противнее, чем в усадьбе. И потом – игра…

– Да, Армахог… – небрежно произнес принц, – если вы не голодны и не торопитесь, может быть, сразитесь со мной пару раз в махтас?

Старэгх неодобрительно покосился на игровое поле, но смолчал. Он догадывался, что не позволило наследнику приехать во дворец, чтобы попрощаться с отцом. И это ему не нравилось.

– Почту за честь, Пресветлый.

– В таком случае я познакомлю вас с правилами, – с облегчением в голосе вымолвил Талигхилл. Его совсем не прельщала перспектива играть в одиночку, а случай сам предоставил партнера. Старэгх – кто еще более подходит для того, чтобы оттачивать мастерство игры?

Принц стал объяснять.

/еще одно смещение – неожиданное, как вспышка молнии/

В усадьбу Пресветлых Раф-аль-Мон приехал в карете. Здесь и сейчас кареты были не в моде, но ему больше нравились они, нежели паланкины. Кроме прочего, передвижение в экипаже отнимало меньше времени, а иногда это могло сыграть решающую роль. Как, например, в данном случае.

Раф-аль-Мон ждал, устроившись на мягком сиденье, пока его слуги запрягали коней, и в очередной раз перечитывал расписку. Сумма, указанная в ней, должна была изрядно удивить придворного казначея. Не исключено, что она удивит некоторое время спустя и самого принца. Но к тому времени Раф-аль-Мон планировал оказаться далеко от Гардгэна. Да и не будет тогда у Талигхилла времени, чтобы разыскивать старого торговца, – другие заботы лягут на пресветлое чело.

Раф-аль-Мон выглянул в окошечко кареты и скрипучим голосом окликнул слуг:

– Поживее, поживее, сожри вас демон! Главный из них, сухощавый Джулах, торопливо подошел и отвесил земной поклон:

– Все готово, господин.

– Тогда чего же вы ждете, бездари? В путь! Немедленно в путь, – велел торговец, захлопывая окошечко перед самым носом слуги.

Карета покачнулась и тронулась с места. Выехала из конюшни, прогремела по мощеной дорожке, ведущей к главным воротам усадьбы, миновала их и запылила по тракту.

Домаб, наблюдавший за отбытием торговца и слышавший его последние слова, недовольно дернул головой: «Интересно, куда он так торопится?»

Нужно было бы, конечно, рассказать об увиденном принцу, но тот ведь не послушает. Талигхиллу словно вожжа под хвост попала. Домаб попытался убедить себя, что слишком уж рьяно заботится о том, что не входит в его компетенцию, но убедить себя не удалось.

Холодно.

/снова смещение/

Карета Раф-аль-Мона въехала в столицу и направилась прямиком ко дворцу Пресветлых. Задремавший во время пути торговец проснулся, стоило только колесам начать подпрыгивать на булыжнике мостовой. Выругавшись вполголоса и потирая ушибленное плечо, старик уселся поудобнее и выглянул в окошко.

Экипаж подкатил к высокой каменной стене, опоясывающей холм, на котором был построен дворец Пресветлых. Широкая мощеная дорога уходила за массивные двустворчатые ворота. Над ними, на стене, возвышались караульные будки, так искусно оформленные снаружи, что несведущему человеку казались лишь украшениями стены. Но Раф-аль-Мон знал, что за узорами и лепниной скрываются лучники, готовые при необходимости поразить цель размером с ноготь мизинца. Сейчас эти лучники, вне сомнения, наблюдали за экипажем.

Джулах соскочил со скамеечки позади кареты и подошел к воротам:

– Многоуважаемый Раф-аль-Мон просит аудиенции у Харлина, дворцового казначея.

Ничто не свидетельствовало о том, что слова Джулаха были услышаны, но ворота начали открываться. Карета въехала во двор и остановилась перед двумя стражниками, взявшими лошадей под уздцы. Возница отложил кнут и покорно спустился вниз. То же делали и остальные слуги – кто слезал, как Джулах, со скамеечки позади кареты, кто спешивался и придерживал фыркающих коней.

Джулах с поклоном открыл дверцу, и Раф-аль-Мон ступил на камни внутреннего дворика, щурясь от послеполуденного солнца, бившего в глаза особенно ярко. Он осмотрелся и сделал знак стражнику, который, видимо, был за главного.

– Мне нужно увидеться с господином Харлином, – произнес торговец голосом, не допускавшим каких-либо возражений.

– О вас доложат, господин, – невозмутимо ответил стражник, передавая поводья подоспевшему конюшему. – Прикажете выпрячь коней?

– Нет, – угрожающе проскрипел Раф-аль-Мон. – Прикажу провести меня к господину дворцовому казначею. У меня нет времени – я слишком тороплюсь, чтобы…

– И тем не менее вам придется подождать, – оборвал его стражник. – Не я писал эти правила, господин. И они одинаковы для всех.

Торговец недовольно покачал головой и вернулся в карету, проклиная все на свете. Он не любил задержек, подобных этой.

После ожидания, показавшегося старику невыносимо и неоправданно долгим, явился слуга – он передал соизволение господина дворцового казначея на то, чтобы допустить к нему гостя. Раф-аль-Мон снова выбрался из кареты и зашагал во дворец, сопровождаемый двумя стражниками. Во дворике к тому моменту их набралось достаточно, чтобы сдержать атаку много большего количества людей, чем было слуг у торговца. Торговец не мог не отдать должное профессиональному уровню охраны дворца.

Это, впрочем, не уменьшило его раздражения. Раф-аль-Мон вышагивал по разноцветным плиткам пола, словно охваченный похотью журавль, высоко вздымая длинные ноги и покачиваясь всем телом. Старик знал, что со стороны это выглядит не лучшим образом, но ничего не мог с собой поделать. Он нервничал… потому что он нервничал.

Харлин сидел в большой комнате, заполненной столами и людьми; люди постоянно что-то говорили, перелистывали или писали. Над их головами, словно невидимое облако, висело ровное гудение осиного гнезда. И Раф-аль-Мон сейчас сунул в это гнездо свою руку.

Дворцовый казначей был невысоким пожилым человеком с намечавшейся лысиной и прочерками седины – отметинами, которые оставил на нем возраст. Одевался Харлин неброско, но удобно: одеяние не стесняло движений, хотя и не спасало от жары, которая царила в эти дни повсюду. Пот, выступавший время от времени на испещренном морщинами лбу, дворцовый казначей вытирал шелковым платком без узоров и надписей.