– Так, ладно, хватит лирики. Давай‑ка лучше небольшой обход твоих «владений» учиним, посмотрим, что к чему.

Провести рекогносцировку на местности – это у любого нормального командира всегда первым делом после размещения личного состава. Посмотреть все своими глазами, руками пощупать, рубежи обороны наметить, слабые места в ней определить. А то мало ли. Не слишком‑то мне улыбается выяснить, что зомби через забор где‑нибудь перелезли и открытую дверь нашли, уже в тот момент, когда они всей толпой в вестибюль нас кушать заявятся. Но опасения мои оказались напрасными. Все двери были надежно заперты, окна первого этажа изнутри закрыты бронированными ставнями с узкими бойницами, которые с улицы были не видны из‑за заслоняющих их легких пластиковых жалюзи. Напоследок, быстренько прикинув график, выставил трех наблюдателей, по одному на каждую из сторон здания, благо, планировка у него проще некуда. Квадрат, он и в Африке квадрат. Уж за фасадом‑то мы и сами проследим как‑нибудь, а вот фланги и тыл без прикрытия оставлять нельзя. Стены стенами, бронеставни – бронеставнями, а пригляд все равно необходим. Словом, после продолжавшейся почти час инспекции я смог смело сделать однозначный вывод – самое слабое место в нашей обороне – это здоровенные тонированные окна вестибюля, выходящие на Калужскую площадь. Но и эта «слабость» весьма относительная, потому что в этом самом вестибюле сидим мы. Что называется, вооруженные и смертельно опасные. Даже как‑то обидно стало, честное слово! Такой опорный пункт, почти что крепость… Хотя, в нынешних условиях – крепость, без всяких «почти» – ограда высокая, стены прочные, окна пуленепробиваемыми щитами прикрыты, своя артезианская скважина, автономное электроснабжение. Для мертвяков, которые не то что стрелять, но даже камни кидать не умеют – неприступная твердыня. И на все это богатство – аж целых двадцать человек гарнизона, из которых пятеро – женщины. Толку от которых, уж будем до конца честными сами с собой, никакого. Если под ногами особо мешаться не будут – и то хорошо.

– Борян! – машет мне рукой сидящий возле радиостанции Буров.

Колонку он, видимо, чтоб не добавлять лишних переживаний женщинам, отключил и теперь вальяжно развалился в большом кожаном кресле на колесиках, нацепив на голову наушники. И креслице‑то непростое: натуральная кожа, полированные деревянные подлокотники. Явно из какого‑то начальственного кабинета увел, шельма. Когда ж все успел‑то? Хотя, судя по тому, что рядом с ним, в почти таком же, ну, может чуть попроще, кресле устроился Солоха, то набег на окрестности они устраивали вместе. А наш хитрый хохол может отыскать что угодно и где угодно. Хоть снег в пустыне, хоть соленое свиное сало посреди мусульманской Чечни. У них, украинцев, это в генокоде прописано, наверное.

– Смотри, – браво рапортует Андрей, – все подключил и настроил, с нашими на Никитском контакт наладил. Там у них тоже полная задница, но пока терпимо. Да вот еще, тут кто‑то на связь пару минут назад вышел. Старшего спрашивают.

Вопросительно гляжу на капитана. Понятно… Судя по выражению лица, добровольно брать на себя обязанности «коменданта малиновкинского гарнизона и писарчука по совместительству» ему вообще не в жилу. Абсолютно. Ну что ж, тяжелые времена требуют тяжелых решений. Вздохнув, иду к станции и принимаю у Бурова наушники.

– Алтай‑11 на приеме.

– Кто на связи? Представьтесь по всей форме, – резко берет быка за рога неведомый собеседник.

О как! Нет, я, конечно, понимаю: мертвецы восстали и пошли по земле, апокалипсис, конец света и все такое… Но правила радиообмена пока никто не отменял. И, значит, передавать в эфире имена, фамилии, звания и прочую служебную информацию нельзя. Или уже можно?

– А сам‑то кто?

Вот подобного мой собеседник точно не ожидал и, похоже, слегка обалдел от моей наглости. В наушнике хрюкнул сдавленный смешок.

– Полковник Гаркуша Олег Степанович, первый отдел Управления «А» ФСБ Российской Федерации. Пойдет? А теперь, с кем я разговариваю?

Блин, говорила мне мама в детстве, что язык мой – враг мой. Вот, в очередной раз убеждаюсь, что с тех пор ничего не изменилось. Снова нарвался. Остается надеяться, что «альфонс»[34] окажется нормальным мужиком, без лишних закидонов. «Альфа» – это вам не увэдэшный подпол. Эти жалобно скулить не будут, сами приложат, если понадобится, так, что пятый угол в избе искать побежишь.

– Виноват, тащ полковник. Прапорщик Грошев, ОМОН ГУВД по Московской области.

– Подольск или Посад?

– Посад.

– Ясно. Это ваша «броня» Никитский переулок перекрывает сейчас?

– Так точно.

А чего отпираться, если по тону и так понятно, что полковник и без моих ответов уже все знает. А вопросы задает так, все больше для проформы и для «разговор завязать».

– Грамотные ребята, молодцы. Вот что, Грошев, это вы на Житной воюете?

– Ну прямо сейчас уже не воюем, а тихонечко сидим. А так, да, мы.

– Это хорошо. Есть тут у нас одна мыслишка по поводу вашего домика… Короче, седлай свою технику и дуй к Госдуме. Пообщаемся.

– Не могу, товарищ полковник. У меня на всю ораву – один‑единственный «Урал», если я на нем к вам укачу, оставшимся, случись что, даже вырваться отсюда не на чем будет. Так что уж лучше вы к нам.

На этот раз Гаркуша себя не сдерживает и громко и заливисто хохочет.

– Нет, Грошев, слыхал я, что вы в ОМОНе офигевшие не по чину, но чтобы настолько… Целый полковник на цырлах к прапору лететь должен. Не офигел в атаке?

По голосу слышно, что не обиделся Олег Степанович, просто шутит. Вот и ладно, значит, нормальный, без лишних тараканов в голове.

– Так это у вас на наш счет какая‑то идея, а не наоборот. Сено к лошади не ходит.

– Понял тебя, конь ты омоновский… с яйцами… Уболтал, речистый, минут через десять‑пятнадцать жди гостей.

– Понял вас, конец связи.

Полковник не обманул, через пятнадцать минут мой портативный «Айком» забубнил голосом Гумарова, сидящего в дозоре у окна на четвертом этаже, выходящего на Большую Якиманку:

– Алтай‑11 второму посту.

– На связи.

– Со стороны Кремля гости. Две единицы. Понто‑о‑овые…

Последнее, конечно, не по уставу. Но эмоции Тимура я вполне понял, когда из‑за немного перекрывающей нам обзор перекрестка часовни Казанской иконы Божьей Матери, стоящей в углу двора, выкатили сразу два «Шеви» – полноприводный внедорожник «Тахо» и микроавтобус «Эксплорер». Оба цвета черный металлик, оба наглухо затонированные, действительно понтовые, просто жуть.

– Красиво жить не запретишь, – хмыкает в усы капитан.

– Это да, – соглашаюсь я и оборачиваюсь к рассредоточившимся по всему холлу подчиненным. – Так, российская военная угроза, общий подъем и всем во двор! Будем гостей впускать и приглядывать, чтоб их не обидел кто‑нибудь.

Парни, поправляя на ходу разгрузочные жилеты и поудобнее пристраивая в руках автоматы, двинулись на улицу.

– А мы? – жалобно пискнула одна из капитановых подопечных.

– Вам – не нужно. Тут побудьте, тылы нам прикроете, если что.

Ой, блин, ну что я несу? Эти, пожалуй, прикроют… Они ж на улицу даже под страхом смертной казни не выйдут, по лицам вижу. Но обижать барышень не стоит. Пусть думают, что мы им важное задание даем, а не из‑под ног убираем, чтоб не путались. Нам все равно, а им приятно. Вон как приободрились: «ксюхи» поправляют, вроде как готовятся… Одна, гляжу, даже чему‑то своему слегка улыбается. Господи, твоя воля, ну на кой ляд мне этот детский сад, ясельная группа? Куда б мне их сплавить?

Меж тем «Тахо» уже метрах в тридцати от ворот, ближе подъехать ему, как и нашему «Уралу» чуть раньше, не дает толпа мертвецов. Те, что посообразительнее, уже вовсю култыхают в разные стороны, но на выстрелы и свежих «дважды упокойничков» со всех сторон подтянулись новые, еще ничему не научившиеся. Ничего, сейчас поучим! У нас это быстро. Объяснять моим хлопцам уже ничего не нужно, они выстраиваются редкой цепью позади ворот и начинают не спеша, аккуратно и методично отстреливать ближайших зомби прямо сквозь прутья ограды. Хороший тут все‑таки забор. Стоя за ним, можно стрелять по упырям, будто по фанерным мишеням в тире, а те и приблизиться не могут. И даже этот их жуткий, невообразимый для живого существа взгляд отсюда кажется не таким уж и страшным. Хотя, если б этого металлического частокола между нами не было… Вряд ли нам удалось бы надолго сохранить такое спокойствие. Чего уж там, подозреваю, что и прожили б мы тогда все аккурат до первой смены магазинов.