Глава 9
О том, что сказал старик, изнемогающий от невозможности умереть; как Урал-батыр набрал в рот воды из Живого родника, но не сделал и глотка — опрыснул тою водой землю вокруг себя, и вся она ожила.
Отпустив Шульгена, Урал
Так собравшимся людям сказал:
«Смерть, что зрима была для глаз,
Выгнали мы из страны своей.
Дивов, что пили кровь из нас.
Сделали твердью горных цепей.
Воду Живого родника,
Зачерпнув, принесем сюда —
Пусть всем достанется та вода.
От Смерти же, что скрыта от глаз,
От болезней, что точат нас,
От болей и мук, гнетущих от века.
Человеческий род спасем,
Бессмертным сделаем человека
Радость в каждое сердце внесем!»
Когда вот так говорил Урал,
Старик какой-то приковылял.
Тяжко вздыхал он, горько стонал,
Смерть-спасительницу призывал.
До предела иссохшее тело
Все, казалось, в суставах скрипело.
Так он долго на свете жил,
Что отца и мать позабыл.
Так обратился к народу он:
«Пережил много я поколений,
Много разных прошел владений,
Был свидетелем тех времен,
Когда мы не знали родства и имен,
Не боялся никто ничего,
Дитя не знало отца своего;
Видел, как люди вместе селились,
Как по парам они сходились.
Сильное племя слабое грабило,
Змеи и дивы считали, что вправе
Безжалостно на людей нападать,
Одних пожирать, чтоб за их счет
Наращивать число своих голов,
Остальных — обращать в рабов;
Вел кичливо себя их род,
В страхе держали дивы народ,
Проливали потоки слез —
В такое время егетом я рос.
Что значит Смерть, я тогда не знал,
Сирот обиженных не замечал;
Когда прибирали к рукам своим
Пленников дивы одного за другим,
Смерть пред глазами моими предстала;
Но знал я: день счастливый придет
И когда-нибудь мой народ
Родит на свет такого батыра,
Который на змей, кишащих по миру,
Беспощадной войной пойдет;
Что люди, чьи очи мутны от слез,
С улыбкой поднимутся в полный рост,
Полной грудью вздохнут наконец,
Счастливо заживут наконец —
Такого часа пред смертью я ждал;
Чтоб Смерти душу не отдать,
Чтоб праздник тот самому увидать,
К роднику живому припал.
Смерть я часто и раньше встречал,
Грозно дышала она на меня,
К самой глотке нож подносила,
Саблю не раз на меня точила,
Не раз ломала она меня,
Но одолеть меня не могла,
Взять мою душу не в силах была,
Плоть в моем теле убить не могла.
Со Смертью на равных я сражался.
Праздника вот наконец дождался,
Потому и пришел сюда;
Мой привет примите, друзья.
Вот счастливые лица людей
Вижу сквозь сумрак своих очей,
Человеческого существа
Я богатырство и мощь постиг.
Теперь без страха могу умереть —
Горы, что ты из дивов воздвиг,
Эта каменистая твердь,
Могут обителью стать для людей,
Приютить и птиц, и зверей,
На любой из воздвигнутых гор
Они для жизни найдут простор.
Будет потомство людей умножаться.
Слезы забыв, оно станет смеяться,
Обживется и счастье найдет,
Прошлое в песнях своих воспоет.
Понял я, что на земле этой вечной
Будет вечен и род человечий.
Явился спасителем ты для людей,
Стал для них ты светом очей,
Первым среди батыров ты стал,
Против зловещих сил восстал,
Достоин того, чтоб тебя воспели
Все грядущие поколенья.
Чтоб ты счастье стране добыл,
Твой отец тебе жизнь подарил,
Молоко тебе мать дала;
Душа твоя твердой к врагам была,
А к друзьям — и добра, и светла —
Таким батыром взрастили тебя,
Посадили на верного льва.
С той, чья душа нежностью полна,
С красавицей, что солнцу подобна,
С волшебницей, чей прекрасен стан, —
С Хумай тебе встретиться было дано,
Акбузата оседлать суждено,
Несравненного коня,
Что пламенем вспыхнул против огня,
Против воды вскипел водой,
Против ветра вознесся горой.
На врагов метнулся войной, —
С ним на дивов ты поспешил,
Воду морскую иссушил.
Счастьем всю землю наделил,
А стране благоденствие дал —
Таким батыром тебя я узнал.
Сам же я вот таким предстал:
Трепещет душа моя, как мотылек,
Крови во мне — на один глоток.
Суставы и кости вконец раздробились,
Только тело не развалилось.
Помутился рассудок мой,
Жить больше не в силах жизнью такой,
Пытался Смерть я к себе призвать,
Ей хотел я себя отдать,
Но душу мою она не взяла,
Слова такие произнесла:
„Из Живого ты пил родника,
Неподвластен мне стал на века,
Душу твою не смогу я убить,
Б мертвеца тебя превратить;
Обессилеть, но будешь жить,
Мукой бессмертия исходить.
Сгнившее тело черви источат,
Но умереть оно не захочет.
Из мира этого ты не уйдешь,
От страданий с ума сойдешь“.
Таким, егет, я пришел к тебе,
Все поведал я о себе,
Постарайся меня понять,
Есть у меня, что тебе сказать:
Горький мой опыт дней прожитых
Поможет от бед избавить других.
Желая вечно на свете жить,
Неподвластными Смерти быть,
Власть ее принять не желая,
Не пейте из Родника Живого!
Мир — это благоухающий сад,
А существа, живущие там,
Подобны растениям и цветам
Одни тот сад засоряют собою,
Другие растут, восхищая красою,
Разные краски и уют
Саду растения те придают.
То, что Смертью мы зовем.
Прозвища злые кому даем, —
Вечности нетленный закон.
Мир от гнилья очищает он.
От больных и увядших трав
Навсегда очищает он.
Освежает он жизни сад.
Не желайте же вечными быть,
Из Родника Живого испить!
То, что на земле остается,
Чем все лучшее создается,
Сада краса и благоухание —
Это добро и благодеяние.
В огне не сгорит — благодеяние,
В воде не утонет — благодеяние,
На неба возвысится — благодеяние.
Останется в памяти — благодеяние,
Оно — голова всех дел.
Для всех живущих на свете людей
Пребудет как мира высший удел».
И слова старика услыхав.
Смысл глубокий их осознав.
Вместе со всеми людьми Урал
В дорогу дальнюю зашагал.
И вот перед ними Родник Живой —
Рот наполнил Урал водой,
На стежку, что проложил он сам,
На горы, что поднял к небесам.
Прыснул тою водой, говорят:
«Пусть зеленеют голые чащи,
Пусть цвет бессмертия обретут,
Пусть птицы щебечут звонче и слаще,
Пусть люди веселые песни поют!
Пусть враг бежит из нашего края,
Черной завистью истекая!
Пусть эту землю любит народ,
Пусть садом прекрасным она расцветет.
Пусть сердце врагов красотой изведет!» —
Так Урал громогласно изрек.
Там, куда брызги воды полетели,
Разом выросли сосны и ели;
В стужу любую цвет не теряющая,
В жару любую не засыхающая,
Неуязвимая для насекомых.
Для червей и жуков ползучих,
Распустилась зеленая хвоя
И навечно осталась такою.
До Шульгена дошла та весть.
«Отныне у меня защитница есть,
Которая будет людей хватать,
Убивать и со света сживать.
Моя защитница — это Смерть,
Нет преград теперь перед ней,
Будет мне помогать она
Нещадно уничтожать людей», —
Так про себя подумал Шульген.
Змей и дивов он всех собрал,
Обо всем, что знал, рассказал,
Строго-настрого наказал:
Людям ни капли волы не давать,
Власть Урала не признавать.
Дни и месяцы миновали.
Люди жилье себе сооружали,
В гости друг к дружке ходили,
Полной чашей веселье пили,
Сватали за женихов невест.
Был спокоен и счастлив любой.
Среди тех беспокойных мест
Установились мир и покой.