– Найди работу, – вздохнул Курт, помедлив, и парень неуверенно усмехнулся, кивнув в сторону кухни:

– Уже нашел. Наш хозяин предложил остаться, пока эти дыры не затянутся, а потом – ему с женой ведь теперь нужен помощник. Я сказал, что подумаю, но все зависит от вас.

– Теперь – только от тебя. Однако, – заметил Курт, когда тот довольно улыбнулся, – учти. Я здесь появлюсь еще спустя пару-тройку месяцев или, быть может, через полгода, и проверю, сколь надолго хватило твоего покаянного рвения. Узнаю от Альфреда, что ты выкидываешь какие-то непотребства или что удрал отсюда через неделю после моего отъезда вместе с кассой – найду. И вздерну сам, без всяких магистратских судов.

– И ты ему веришь? – уточнил охотник, когда Карл ушел за свой стол; Курт передернул плечами:

– Знаешь, Ян, вопреки расхожему мнению, многие из осужденных в ночь перед казнью действительно раскаиваются полно и искренне. Когда стоишь на пороге смерти, кое на что начинаешь смотреть иначе. Парень вчера перепугался до одури; если хотя бы это сумеет его изменить – что ж, неплохо. Разумеется, его усердное самобичевание через пару недель ослабнет, а там и сойдет на нет, но за это время, глядишь, и втянется. Он ведь, по большому счету, бродяга, а такая жизнь рано или поздно надоедает, начинает тянуть к дому, к стабильности… Верно?

– Верно, – в один голос отозвались Хагнер и фон Зайденберг, и Курт усмехнулся:

– Вот и я так полагаю. И, к слову; Элиас, а вы теперь куда? Дальше по дорогам в поисках рыцарского счастья?

– А у меня выбор невелик, – ответил тот со вздохом. – Мне никаких предложений не поступало.

– А остались бы?

– Ну, не конюхом, во всяком случае, – покривился рыцарь. – Лучше я замерзну на дороге или погибну в стычке с грабителями.

– А в вашем возрасте пора бы задуматься о постоянной службе, – заметил Курт, и фон Зайденберг лишь снова вздохнул. – С хорошей оплатой и перспективой обзавестись, наконец, собственным домом; да и семьей когда-нибудь. С вашими навыками и небольшим их усовершенствованием вы вполне могли бы обрести и то, и другое, и третье. Не желаете обдумать эту мысль, Элиас?

– То есть, вы мне что ж – службу предлагаете, майстер инквизитор? – переспросил рыцарь настороженно. – В Конгрегации?

– Вы доказали вашу способность противостоять опасности, – кивнул он, – ваше благочестие временами даже чрезмерно; есть некоторые проблемы с субординацией, но это, думаю, в основном по вине обстоятельств и в некотором роде по недоразумению.

– И что же вы предлагаете мне делать? На какое место хотите определить меня?

– Понятия не имею; обсудите это с начальством. Область применения хорошо обученных бойцов в Конгрегации наиобширнейшая. Подумайте. В ближайшие пару-тройку дней я все еще здесь, в ближайшие несколько месяцев в городе; решитесь – дайте знать.

– Я подумаю, – не сразу отозвался фон Зайденберг, и Курт лишь согласно кивнул, не высказав вслух того, что увидел: думать он не станет; попросту согласиться тотчас же не позволяла гордость имперского рыцаря.

В тесном зале вновь повисла тишина; Хагнер с хмурой задумчивостью смотрел на свою руку с обвитой вокруг цепью, Ван Ален всецело был поглощен завтраком, сам же Курт предавался сочинительским мукам. Сегодня, когда постояльцы пробудятся, утолят голод и несколько придут в себя, надлежит прочесть им долгую и увлекательную сказку – то, что они должны будут рассказывать всякому, кто поинтересуется происходящим здесь в эти дни и особенно ночи. Предать ли в этой сказке Хагнера смерти или же вовсе вычеркнуть его из повествования, он еще не решил и сейчас прикидывал все «pro» и «contra», пытаясь просчитать возможные последствия того или иного решения.

Когда из-за плотно закрытых ставен сквозь свист ветра прорвался знакомый звук, тишина стала гробовой, все вздрогнули, обернувшись к окнам, и Карл Штефан, побелев, оглянулся на их стол с откровенной паникой в глазах.

– Спокойно, – не поднимая взгляда, произнес Хагнер отстраненно. – Просто волк.

Август 2010

Надежда Попова

Утверждение правды

Пролог

В разгар лета на корсиканском побережье было немногим лучше, нежели осенью в центре Неаполя. Или даже скверней, учитывая соленый мокрый ветер, ударяющий в лица и норовящий свалить с ног. Правду сказать, случаются и в этих местах теплые погожие деньки – тогда, бывает, удается не вымокнуть до нитки и не проклясть все на свете, пока достигнешь пещеры на самом верху долгой извилистой тропы. К слову, проклинать не стоило лишь ее; Ленца[793] не был в этом убежден, однако подозревал, что довольно лишь произнести нечто вроде «будь трижды проклята эта чертова пещера» – и приключится что-то не слишком приятное, а если еще присовокупить что-нибудь про «старую каргу», то шансы добраться до места живым чрезвычайно уменьшатся…

– Почему нельзя жить в нормальном месте, как все нормальные люди?

– О чем я предупреждал? – напомнил Ленца строго, не обернувшись, и Фульво[794], идущий позади, разразился подчеркнуто горестным вздохом.

– Отчего бы этой мудрой женщине не избрать себе более удобно расположенное обиталище? – с показательной любезностью переспросил тот. – Полагаю, немалое количество достойных внимания предложений миновало ее лишь оттого, что потенциальные просители не сумели собрать в себе сил, дабы достичь этого живописного, но крайне малодоступного места.

– Если потенциальные просители поленились втащить сюда свои задницы, следственно, не столь уж им это было необходимо, – помедлив, отозвался Ленца, пытаясь спрятать шею в воротник. – Логичным продолжением моих слов будет замечание о том, что лезть в гору, мерзнуть, мокнуть и рисковать свернуть себе шею будет лишь тот, кому и вправду есть для чего это делать.

– Любопытно, как это делает она сама – в ее-то годах?

– Вот и советую тебе над этим поразмышлять, – порекомендовал Ленца наставительно. – Причем серьезно. Вследствие чего – заткнуться.

– Может, и есть причины на то, чтоб сюда волочиться, – словно его не услышав, продолжил Фульво, пыхтя, точно перекормленный боров. – У тебя. То есть, не пойми неверно, я не хочу сказать, что мне все равно, просто не понимаю, за каким чертом потребовалось мое присутствие.

– Я тоже. Но он решил, что тебя пора вводить в курс всех дел – и я не перечу. И тебе не рекомендую.

– А я и не прекословлю, – серьезно заверил Фульво. – Всего лишь интересуюсь. Знаешь, вопросы всякие вертятся в голове, что с этим сделаешь. Что такого стряслось, пока меня не было, если ты стащил меня с корабля и поволок сюда, не потрудившись толком разъяснить подробности? Я уж не говорю о том, что и позавтракать не дав.

– Говоришь, – возразил Ленца, и тот согласился:

– Ты прав, говорю. Я остался без завтрака и хочу есть.

– Ты всегда хочешь есть, Фульво. Но должен ведь даже ты осознавать ситуации, когда о собственном чреве можно забыть хотя бы на время.

– По крайней мере, я желаю знать, из-за чего страдаю. К примеру, если уж откровенно, я слабо представляю, что происходит. В том смысле – что может сделать эта ведьма такого, чего не можешь ты?