— Вы должны легализоваться. Утомило, что любого знакомого с вами считают сумасшедшим. Можете полную легализацию провести. Можете частичную покружив в открытом режиме над столицами мира, так сказав, засвидетельствовав свое почтение.

— Глупость. — Заявил хозяин путника. — Мы на такое не пойдем.

— Пойдете. — Кивнул уверенно Фидан.

— Зачем вам это надо? — Спросил второй гость.

— Люди отвлекутся. — Пожал плечами Фидан. — Вспомнят, что есть нечто выше, чем мелочная борьба с друг с другом. Поверьте, многие конфликты сами собой улягутся, когда ваше появление будет достаточно ясно зафиксировано и опубликовано везде. Политики, конечно, сыграют на вашем появлении. Мол, пока мы тут друг друга грызем, кто-то там нас колонизировать собрался. Общий страх объединяет.

Оба гостя через некоторое время подтвердили свое согласие на такой шаг.

— Второе нужен постоянный канал общения. Отобранная группа людей, а лучше приближенных к власти. Вам это всем даст контроль за происходящим и рычаги давления, нам это даст успокоительное понимание вами задуманного. Повторяю не специалистов, а людей. То есть тех, кто в свое время работали на путника. Только эти люди должны иметь контакт и с одними и с другими. Их личные предпочтения останутся личными предпочтениями. Они смогут самостоятельно видеть, что к чему ведет. Группы должны быть большими. Не менее ста-ста двадцати на страну. Это позволит избежать сговора в одну из ваших сторон. Люди мелочны и до конца объединиться не смогут при таком скоплении допущенных.

— Не реально. Пятьдесят — семьдесят это максимум с которым мы работали в тех же США. — Сказал хозяин путника. — Потом мы просто теряем хотя бы даже видимость упорядоченного общения. А решения, которые эта группа начинает принимать самостоятельно, кроме как вредительскими не назвать. Или мы сотрудничаем или незачем такое начинать. А значит пятьдесят это предел.

Фидан кивнул и сказал:

— Вы должны отказаться от продления жизни тем, кто с вами общается, как это было сделано с теми, кто на вас работал. Люди должны быть смертными, и боятся смерти, а не вас. Они не должны жить в страхе, что однажды вы им не пришлете таблетки.

— Нет. — Странно хором заявили оба гостя. Один из них пояснил: — Человеческая жизнь слишком коротка. Подборка кадров дело утомительное. Длительное общение с одними и теми же позволяет не объяснять им прописные истины. Так что жизнь посредникам и сотрудникам будет продлеваться.

— Вы начнете опять, как шантаж использовать это продление жизни. Я же помню как даже Штейну и мне вы предлагали.

— Но Штейн же отказался. — Напомнил один из гостей. — Как и вы собственно. Так что для людей настоящих это поводом для предательства не является.

— Люди слабы. И вы немало приложили усилий к этому! — сказал зло Фидан. — Вы развращали их и делали мягкотелыми поколениями. Люди готовы душу продать за богатство.

— Мы тут абсолютно не при чем. Это природа человека. Природа его мозга. — Закачал головой гость. — Мы просто использовали это.

— И используя, усугубляли!

Второй гость сказал:

— Спор ни о чем. Жизни тех, кто помогает нам или просто сотрудничает, будут продлены. Они проходят тщательную проверку. Их строение мозга и разума нас устраивает, они должны дать максимально возможное потомство, извините, что я говорю об этом как о зоологии. Евгеника — наука вами очерненная, по сути ведь просто наука.

— Пока не начинают селективный отбор! — злясь уже не на шутку, говорил Фидан.

Гости вдруг успокоились и хозяин путника сказал:

— Фидан, понимаете, что мы можем просто исключить вас из переговоров. Нам между собой проще находить кажется пути решения проблем чем с ничем не обусловленным вашим противодействием. Мы же не предлагаем остальных убивать, а этим плодится и размножаться. Но вы не знаете сколько затрат уходит на одного, кого мы допускаем к тайне. И нам не хочется так часто менять допущенных людей. Если вы этого не поймете, то разговор действительно ни о чем. Если вам не хочется прожить долгую жизнь, то не принимайте. Мы же насильно вам не вводим препараты. А кто хочет из допущенных, пусть поступают, так как желают.

Фидан попросил этот вопрос пока отложить, и задал он тот, что его беспокоил тогда больше всего:

— Владимир. Я хочу, чтобы он был уничтожен. Он несет опасность стране и как следствие миру.

Хозяин путника, указывая кивком головы на другого гостя, сказал:

— Это их дело. Мы не покушаемся на сотрудников друг друга. По той же причине, по которой продлеваем им жизнь. Геморройно, если вам так будет понятнее.

Фидан повернулся к другому гостю и тот ответил на вопросительный взгляд:

— Мы не уничтожаем сотрудников… нам просто не будут другие верить. Это вы должны понять. Даже то, что Владимир вырвался в неконтролируемый спектр деятельности, не говорит о том, что он наш враг и заслуживает уничтожения.

— Он убийца, причем подлый убийца и ведет верящих в него к гибели… и страну за собой потащит.

— Это вы видели в прогнозах? — спросил второй.

— Нет. Я уже, как и мой друг Сергей, после смерти Штейна боюсь лишний раз расчеты делать на страшные периоды. Штейн был сильным, он мог смотреть вперед, не думая, мне же еще немного жалко страну. Неведение спасительно иногда.

— Честность не порок. — Заметил один из гостей.

— Трусость — порок. — Сказал второй.

— Владимира надо убрать. — Гнул свое Фидан.

Молчание длилось довольно долго. Наконец хозяин наставника заявил:

— Через три дня когда оперативная обстановка прояснится я смогу дать вам ответ на вопрос о продлении жизни сотрудникам и на вопрос о Владимире. Первое вряд ли отменят, второе… кто может знать…

Глава пятая

Путник, прилетевший в Екатеринбург, был встречен в аэропорту сотрудниками Службы и препровожден в стоящую на поле машину. На него не надевали наручников. Его больше не пытались убить. Он прилетел сам и по особой договоренности. Сотрудники его встречавшие даже не знали, кто он и что делал с их коллегами, когда те пытались его задержать. Они были обязаны доставить его в управление Службы и они его доставили.

Сразу с порога Путника повели в камеры и там он был без промедления пропущен к Сергею. Он не сказал ни приветствия, ни других излишних слов. Он выполнял работу, которая ему не нравилась. Он ненавидел того, кто вычислял его и специалистов, и ненавидеть ему никто не запрещал. И делал он это с особой любовью к ненависти.

— Вчера Владимир взял штурмом восемь из десять поездов перевозящих задержанных в брянской области. Освобожденных он вооружил и вся эта толпа идет брать штурмом не много не мало, а Москву. В Москве при его приближении уже с утра начались беспорядки. Сторонники поджигают машины, дома, другие постройки. Вносят существенный хаос. Почему Владимир выбрал Москву, и кто его на это надоумил, мы не знаем. Но шансы ее захватить у него есть. В этом случае страна останется без всего. Повторю… без всего. Вы понимаете, о чем я говорю или вам тут все мозги отбили?

— Почему вы это мне говорите? — Спросил даже не вставший с деревянной койки Сергей.

— Из всей вашей отмороженной троицы, вы, по мнению моего командования, самый разумный. Хотя далеко не самый смелый и решительный.

— Вас обманули. — Спокойно сказал Сергей. — Был бы разумный, не был бы тут.

— Сопли потом будете пускать. — Сказал Путник и поглядел на стремительно вошедшего И.О. начальника Службы.

— О. Прибыли. Как хорошо. Надеюсь, наши недоразумения мы позже уладим. Сейчас нет совершенно времени. — Сказал тот Путнику, а Сергею добавил: — Вставайте, граф, вас ждут великие дела. Даже охренеть какие. И ваша готовность к ним или неготовность никого сейчас не волнует.

— Уже интересно. — Все так же вяло сказал уставший от ночных допросов Сергей. — И что у нас такое еще произошло?

Ответил Путник за бывшего начальника Службы:

— Богус не рассчитал свои силы. Он собирался сместить начальника Службы.