2010
«Аненербе»
В сиянии и дрожи воздуха,
в Богемии воздушных нитей
и в Севре неба, близкой Мойки, облаков
оно было прекрасно,
это здание.
Прекрасно и величественно: охра
при белых ордерах,
парадный вход,
фронтон, пилястры,
портик…
Его парадный силуэт,
густыми долгими тенями
удлиненный, —
то было в шесть утра —
меня пленил.
— А что за здание? —
спросила я прохожих.
— Ленэнерго.
И я изумилась —
послышалось «Аненербе»…
2001
«Златобокое яблоко…»
Златобокое яблоко
венчает
барочную башенку
новомодного дома.
Когда пойдем на Кузнечный,
обязательно надо купить
полкило яблок.
Яблоки…
Да, именно яблоки!
Пожалуй, самый
эстетичный плод.
И архитекторы это знают.
И художники.
И неизвестно, как бы сложилась
судьба мирового искусства,
если бы Еву
пришлось рисовать
с дынькой или морковкой.
2001
Гэндайси
Ах, отчего я не японская поэтесса
и не знаю иероглифов и каллиграфии,
а то пила бы саке
и писала гэндайси
на рисовой тонкой бумаге,
целый час по утрам завязывала пояс оби,
потом раздвигала бы сёдзи —
не подумайте ничего плохого,
это у них так дверь называется,
которая у европейцев купе, —
и выходила во дворик,
пусть это будет в самой
глухой деревеньке,
чтобы
в ближайшей харчевне перекусить
парой кусочков теленка,
который, наверно,
так ласково хлопал ресницами,
слушая Баха или просто
дворцовую музыку,
а потом бы опять
шла домой
и писала гэндайси,
они были бы нежными и бескровными,
как мясо теленка.
2002
Ня
Официант в ресторане турецкого
трехзвездочного отеля,
невдалеке от Антальи,
тот самый,
которому я нравлюсь
(позавчерашняя дискотека),
подошел, пока меня не было,
к нашему столику
и спросил по-русски подругу:
— Светта,
твою подругу зовут Ня?
— Же.
Я услышала «Же».
— Что «Же»? — спросила, когда он ушел.
— Женя, — сказала подруга. —
Я говорю,
что тебя зовут Женя.
Но он так и звал меня Ня —
«Же» никак не давалось.
2000
Алеша
Позвонила другу,
а подошла его мама.
— Простите, Алексея можно к телефону?
— Алешу? — так тихо и изумленно
переспрашивает она,
как будто там их двое,
и Алексей, и Алеша,
причем мне-то, конечно, нужен второй,
а то, что у них есть еще Алексей,
я просто не знаю.
1999
Пленница
Маша Петелина
застряла в лифте в общежитии.
И я решила скрасить ее плен.
Пошла к соседу:
— Егор! А нет ли у тебя
какой-нибудь хорошей книжки почитать?
Но только тонкой:
там Петелина
застряла в лифте
и толстую мне ей не пропихнуть:
заклинило дверные створки,
осталась
ма-аленькая щель.
Егор дал «Томасину».
И предложил, немножко издеваясь,
совсем чуть-чуть:
— А может, свечку ей еще?
Церковную?
А служба все не едет…
Книжка кончилась.
И Маша захотела есть.
— А как же раньше столпники? Терпи!
Но выход все же найден:
пленница
накормлена бульоном «Кнорр»
через соломинку.
Потом просунули поштучно сухари
и ниточки наушников —
Миша из пятьсот десятой
дал плеер;
по просьбе узницы
поставили Вивальди.
Когда приехали лифтерши наконец —
она уже привыкла к новой жизни.
2001
Новенькая
К нам в класс
пришла новенькая.
Красавица, стерва и гадина.
Все мальчики
были в нее влюблены.
Однажды она
подошла к моей парте
и заметила книгу.
Артюр, — было написано маленькими буквами;
а Рембо — большими.
Пьяный корабль, впрочем, тоже большими.
— А, Ре́мбо! — воскликнула
новая девочка,
не удостаивавшая меня до этого
ни словом, ни взглядом. —
Дашь почитать?
Сталлоне она уважала.