— Действительно, эти факты уже заставляют задуматься…

— Потом у нее начались всякие неприятности со здоровьем — то она сломала ногу, то оперировалась. Фактически все время пребывала у нас в больнице, мы ее наблюдали… Однажды она мне говорит: «Знаешь, мне опять лезли в квартиру! Кому-то нужны мои документы… Я с Сетуни должна уехать!» Спрашиваю: «Может быть, вам это кажется?» — «Нет, не кажется! Приходи!» Приехав, я увидела, что дверь вся разбита. Вскоре Мария Кузьминична переехала на Кутузовский проспект — в последний дом перед метро, справа. Тоже была однокомнатная квартира. Но тут уже все изменилось: ее очень оберегали от всех нас, никого из наших к ней уже не пускали. Очевидно, боялись, что она кому-нибудь напишет завещание на квартиру. Хотя никто из наших, кто к ней ходил, в этом не нуждался. Когда в последнее время я ей звонила, отвечали, что она подойти не может…

— Кто же так делал?

— Думаю, что старшая по подъезду этого дома, потому как Мария Кузьминична написала завещание на ее сына… Когда она умерла, нам о ее смерти никто не сообщил, но думаю, что это случилось лет пять тому назад… Что стало с ее документами, куда все делось, я не знаю. Где она похоронена, я тоже не знаю… Она хотела, чтобы ее похоронили рядом с Эмиль Оболенской, той самой, что сделала ей клубки — на Ваганьковском кладбище… А вот Боровиковы похоронены в Смоленске, в тамошней кремлевской стене. Когда мы с мужем были в Смоленске, то по просьбе Марии Кузьминичны положили там цветочки. Вот и все, что я знаю и могу рассказать, ничего не утверждая и ничего не оспаривая…

Известно, что наша пропаганда умудрилась создать совершенно сусальный, отлакированный образ вождя, и не зря уже тогда пролетарский поэт утверждал, что «долгую жизнь товарища Ленина надо писать и описывать заново». Однако же история самозванчества на Руси насчитывает многие века — одних лишь Лжедмитриев или Петров III были десятки, им верили, за ними шли тысячи и даже сотни тысяч людей… В общем, как бы там ни было, представленный материал являет собой достаточно интересный очерк нравов прошедшей эпохи.

(25 января 2005 г.)

Так повелось, что, сойдя с политической сцены, большинство из тех, кого у нас именовали «историческими личностями», мгновенно оказывались забыты, а то и осмеяны, оклеветаны, прокляты… Всегда ли это было справедливо и заслуженно?

Возьмем Советскую военную энциклопедию, год 1976-й: «После Гражданской войны Буденный вел большую работу по переводу Красной армии на мирное положение. Уделял много внимания обобщению опыта Первой мировой и Гражданской войн и использовал его при обучении войск. Внес значительный вклад в дело дальнейшего укрепления Советской армии».

В издании СВЭ 1990-го оценка уже иная: «После Гражданской войны, участвуя в решении вопросов строительства Вооруженных сил СССР, их технической реконструкции, руководствовался ее опытом, преувеличивая роль кавалерии в будущей войне и недооценивал техническое перевооружение армии, не одобрял формирование танковых соединений».

Кажется, все ясно: этакий «добрый малый, в прошедшем веке запоздалый». Но так ли это? Столь ли бесспорны категоричные оценки нового времени?

— Была такая песня «Марш кавалеристов» — или нечто по названию подобное — с такими словами: «Буденный, наш братишка, с нами весь народ!.. С нами Ворошилов, первый красный офицер!..» Когда мы встретились с Михаилом Семеновичем Буденным, младшим сыном маршала, внешне очень похожим на отца, — даже с такими же роскошными «фамильными» усами, то первый вопрос был задан именно по этой песне. Почему командарм — «братишка», а член РВС армии Ворошилов — «красный офицер»? Всегда наоборот считалось: политработник должен быть «ближе к народу», общаться с подчиненными по душам, а командующий — несомненный «офицер», с ним все по уставу…

БУДЕННЫЙ. Ворошилов пятнадцать лет был наркомом обороны, членом Политбюро. Отец этим не занимался — будучи умным человеком, никогда не лез в политику, туда, где многие головы сложили. Он был народным героем, и этого статуса у него никому не отнять… Между прочим, хотя с Ворошиловым они дружили семьями, жили в одном доме — они всегда были только «на вы».

— Разве ваш отец не входил в ближайшее окружение Сталина?

БУДЕННЫЙ. Нет, конечно! Хотя он был с ним в хороших отношениях. Познакомился отец со Сталиным во время Гражданской войны, но как — не рассказывал…

— Вы спрашивали Семена Михайловича о его отношении к тому, что потом начали стыдливо именовать «перегибами»?

БУДЕННЫЙ. Он считал, что Сталин виноват в основном в том, что создал систему, позволявшую такие дела творить. Подозревал, что Сталин о многом был проинформирован — в особенности в отношении тех, кто был репрессирован незаконно…

— Кстати, вопрос: насколько реально Михаил Семенович может помочь нам уточнить некоторые «легендарные» моменты из жизни своего отца? Человек он совсем не старый, а маршал Буденный скончался уже тридцать лет тому назад.

БУДЕННЫЙ. Я родился 3 июля 1944 года, в день освобождения Минска… Когда отец умер, мне было почти 30. Практически все свободное время, которое у него было, мы проводили вместе. Он учил меня ездить на лошади, стрелять и фехтовать… У нас были очень доверительные отношения, он мне много чего рассказывал. Конечно, какие-то запретные темы были… До последних дней жизни ум у него оставался светлейшим. Все помнил, все знал…

Когда читаешь биографические книги, то видишь, что автор неизбежно проникается симпатией к своему герою. Обычно он склонен прощать, даже замалчивать его прегрешения и всячески подчеркивает положительные стороны. Не то, что стремится обмануть — просто инстинктивно старается, чтобы читатели увидели полюбившегося ему героя его глазами. Особенно пристрастны бываем мы в отношении своих родственников… Чтобы обеспечить объективность рассказа, дополним его некоторыми документами и свидетельствами. К тому же наш гость представил уникальные фрагменты из неопубликованных записных книжек своего отца, а также заметки его старшей сестры — Нины Семеновны.

Обратимся к одному из наиболее сложных вопросов — о взаимоотношениях Буденного и Тухачевского, двух героев Гражданской войны, которые, как считается, потом олицетворяли собой два пути развития Вооруженных сил.

БУДЕННЫЙ. Говорят, что отец бился за конницу и был против техники. Это не так. Он был инспектором кавалерии, поэтому кавалерию и отстаивал. Но он был за тяжелые танки, а Тухачевский — за легкие…

Из заметок Нины Буденной'. «Отец часто вспоминал дискуссию о броне, которую они вели на военных советах. Тухачевский упорно стоял на позициях облегчения танков за счет легких брони и вооружения. Не бронестойкость и мощный огонь, а устрашающая подвижность — в этом он видел главное. Буденный настаивал на танках с надежной броневой защитой…»

БУДЕННЫЙ. Отец говорил: по пересеченной местности они все равно с такой скоростью, как по Красной площади, не пройдут. Поэтому нам нужны тяжелые танки, с толстой броней. А ими никто фактически не занимался… Отец также говорил о конно-механизированных группах, каковые и были созданы уже во время войны.

Из статьи М. И. Тухачевского: «Новые вопросы войны», написанной в 1931–1932 гг:. «Очевидно, в первую очередь нужен быстроходный танк, способный бороться с артиллерией противника, т. е. и сам вооруженный пушкой… При прочих равных условиях колесно-гусеничный танк имеет преимущество перед гусеничным. Точно так же амфибия имеет преимущества перед неплавающим танком».

БУДЕННЫЙ. Кстати, кто обеспечил успех боев под Москвой зимой 1941-го, когда из-за холодов вся техника встала — и немецкая, и наша? Кавалерия, корпуса Белова и Доватора!