«Немедленно в австрийские полки были командированы русские офицеры-инструкторы — для "научения таинству побиения неприятеля холодным ружьем" и "отучения от ретирад". С той же целью и для ознакомления с основами Суворовской тактики отданы были приказами по армии краткие наставления для действия в бою» [267].

Инструкция А.В. Суворова о способах действия в бою: «Надо атаковать!! — холодное оружие — штыки, сабли! Смять и забирать, не теряя мгновения, побеждать все, даже невообразимые препятствия, гнаться по пятам, истреблять до последнего человека. Казаки ловят бегущих и весь их багаж; без отдыху вперед, пользоваться победой!» [268]

«Австрийцы были обижены этими распоряжениями: часть австрийских генералов, и в числе их недавний победитель Шерера [269], барон Край [270]— открыто выражали неприязнь к Суворову и русским» [271]. «Одни взглянули на это как на оскорбление, другие — как на глупость» [272].

Изначальное непонимание между союзниками весьма опасно, однако известно, что хуже союзников может быть только отсутствие таковых…

«Суворову пришлось несколько дней оставаться в Валеджио, прежде чем предпринять наступательное движение. Пользуясь этим временем, генерал-квартирмейстер маркиз Шателер [273]вздумал предложить фельдмаршалу сделать рекогносцировку. Такое предложение было вовсе не по вкусу русскому полководцу; с досадой отвечал он Шателеру: "Рекогносцировка! Не хочу; они годны только для трусов, чтобы предостеречь противника; а кто захочет, тот и без них всегда отыщет неприятеля… Колонны, штыки, холодное оружье, атаки, удар… Вот мои рекогносцировки!"

Такой урок был нелишним для австрийцев, которые до крайности были пристрастны к рекогносцировкам и демонстрациям: под видом рекогносцировок они ощупывали неприятеля, не решаясь атаковать его; делая демонстрации, они раздробляли свои силы и нигде не могли наносить настоящего удара» [274].

«Суворовская военная система не порождена обстоятельствами, а родилась из особенностей его военного дарования. Главная ее основа — человек и духовная его сила; главные атрибуты — энергия, смелость, быстрота, простота… Основным условием своей теории Суворов ставил боевое воспитание и обучение войск; устава он не изменял, ибо не мог и не считал нужным; все внимание обратил на применение уставных правил к практике; на внешних требованиях не останавливался; обучение за цель не принимал. Он напирал на развитие в людях отваги и упорства, на воспитании солдатского сердца в самоотвержении, в закалке его до притупления инстинкта самосохранения, до парализования впечатлительности ко всякого рода неожиданностям» [275].

Суворов считал: «Не довольно, чтоб одни главные начальники были извещены о плане действия. Необходимо и младшим начальникам постоянно иметь его в мыслях, чтобы вести войска согласно с ним. Мало того: даже батальонные, эскадронные, ротные командиры должны знать его по той же причине, даже унтер-офицеры и рядовые. Каждый воин должен понимать свой маневр» [276].

«Существенные основания Суворовской тактики заключались в следующем:

Войска, двигаясь в походе обыкновенно рядами, перестраивались с приближением к неприятелю в колонны повзводно (на полных дистанциях) справа и слева; потом, подходя уже под неприятельские выстрелы, строили фронт захождением повзводно. Пехота становилась в две линии, с небольшими интервалами между батальонами; кавалерия располагалась поэскадронно или подивизионно позади второй линии пехоты или на флангах ее.

В таком порядке войска шли навстречу неприятелю. В случае наступления со стороны последнего войска никогда не должны были ожидать его на месте; напротив того, им приказано было, чтобы, подпустив противника под сильный огонь картечный и ружейный, сами двинулись вперед в штыки. Наступление производилось всей линией, с барабанным боем, музыкой, с распущенными знаменами; подходя под картечные и ружейные выстрелы, войска бросались вперед бегом, чтобы миновать черту действия картечи. Самый удар производился также беглым шагом с криком "ура!" Вторая линия следовала в 200 шагах за первой. Кавалерия выжидала удобного случая броситься на фланги неприятеля, а казаки всегда готовы были позади пехоты или кавалерии, чтобы довершить поражение противника: лишь только последний начинал колебаться или отступать, казаки высыпали вперед, с гиком, визгом, обскакивали неприятеля в тыл, преследовали его и забирали пленных.

В этом состоял весь механизм знаменитой тактики Суворовской» [277].

Но и наш противник воевал не по шаблону, не по-старинному.

«Французская военная система, благодаря которой Франция с успехом противостояла Европе такое долгое время, родилась из обстоятельств и сложилась под их влиянием. В начале революции анархия, охватившая Францию, разрушила в войсках дисциплину; армия в настоящем смысле перестала существовать, и открывшаяся война доказала это воочию. Стали приискивать средства и нашли указания на полях сражений. Следовало избегать правильного боя и заменять крупные столкновения рядом мелких стычек; задирая неприятеля, тревожа его беспорядочным огнем, учащать усилия и в массах людей находить для этого способы. При революционном возбуждении, а особенно при терроре, дело не могло стать за людьми, и они поступали под знамена в большом числе. Правда, не было ни средств, ни времени для обмундирования, снаряжения, обучения людей, и против неприятеля приходилось высылать не солдат, а свежих рекрут, но это оказывалось достаточным в виду новопринятого образа действий… Был введен рассыпной строй и колонны, требующие меньшей дрессировки людей, в стрелки рассыпали целые полки, колонны походили на кучи; действовали налетами, занимали неприятеля малой войной» [278].

«Вот несколько любопытных строк из письма, найденного на груди немецкого офицера, убитого в сражении при Йене [279]: "…если бы вопрос заключался только в физической силе, мы скоро бы оказались победителями. Французы малы ростом, тщедушны: один немец может одолеть четырех из них. Но в огне они становятся сверхъестественными существами. Ими овладевает неподдающаяся описанию ярость, которой и следа не найти в наших солдатах"» [280].

«10 апреля Багратион первым открыл боевые действия, взяв, совместно с отрядом австрийских войск, крепость Брешию» [281].

Итак, на страницах нашей книги появился князь Петр Иванович Багратион (1765—1812) — «заклятый друг» и извечный соперник нашего героя. Он был известен Суворову отнюдь не по батюшкиным пирогам, и потому вот как они встретились при прибытии Александра Васильевича к армии:

«"Князь Багратион!" — проговорил Розенберг. Тут отец наш Александр Васильевич встрепенулся, открыл глаза, вытянулся и спросил: "Князь Петр? Это ты, Петр? Помнишь ли ты… под Очаковом!., с турками!.. В Польше!.." — и с распростертыми руками подвинулся к Багратиону, обнял его, поцеловавши в глаза, в лоб, в уста, сказал: "Господь Бог с тобою, князь Петр!.. Помнишь ли? А?.." — Нельзя не помнить, ваше сиятельство, — отвечал Багратион с слезами на глазах, — нельзя не помнить того счастливого времени, в которое служил под командою вашею» [282].