Но Петр видимо не успевал вовремя поглядывать на напарника, и явно не видел, что с ним неладно. Он увлеченно гонял пару "китайцев", лишь немного смещаясь к северо-западу. Пилот на очередном вираже зацепил своей очередью вражеский "Мартинсайд" и начал в одиночку выходить из боя. На него, сменяя друг друга, пикировали трое "китайцев". Вираж, горка, переворот, пике, снова вираж. Двигатель работал все хуже и хуже. Вот, отбивая очередную атаку, пилот вдавил гашетку и услышал сухой щелчок. Боекомплект закончился. Чуть сзади и в стороне падал, дымя, сбитый "Фоккер" Петра. Завалившая его пара спокойно присоединилась к другим "загонщикам", третий подбитый Петром "китаец" уходил восвояси.
П....ц! Все! Ни патронов, ни топлива не осталось, да еще и двигло толком не тянет. Эх, Петька, Петька! Чего же ты раньше-то не понял, что пора из боя выходить? Мы же ведь свою боевую задачу выполнили, и бомберов прикрыли. Петька, Петька. И что же мы теперь твоей Люське-то скажем? А вы, с.ки… Радуетесь, да? Думаете, вы нас уже порвали?! Победили советских летчиков, думаете? Угум. Только рано вы, б..ди, радуетесь! Мы ведь у себя в России еще не забыли, как Петя Нестеров своего первого и последнего "австрияка" завалил. Сейчас, сейчас крысы у…..зые …".
В этот момент навстречу самолету, стреляя из двух стволов по его преследователям, пронесся новый участник боя. Это был невесть откуда взявшийся незнакомый "Фоккер". Вот он с третьей очереди завалил один "Мартинсайд". Вот длинной очередью отогнал от хвоста товарища второго.
"Это еще кто? Наши-то еще явно не заправились, кого это сюда принесло? Неужели сам командир отряда на резервном взлетел. А может Димка? Да нет! Не может это он быть, его же от полетов отстранили. Или все же он? Летает, как зверь, вроде его почерк. Дима! Дай этим гадам! Всыпь им за Саньку и Петьку!".
"Фоккер" Димы, крутился вокруг подбитого товарища, сбивая "китайцам" прицел. Враги почувствовали, что добыча может уйти, и, оставив одного загонщика, пошли на обгон целым звеном. В полутора километрах впереди и чуть в стороне от курса поврежденного истребителя, их группа набирала высоту. Видимо, готовились атаковать на встречных курсах. Обернувшись, пилот увидел, как отбив новую атаку тот же самый Димкин "Фоккер" приблизился к нему, привлекая к себе внимание качанием крыльев. При этом, получивший только что его очередь бывший "загонщик", дымя мотором, уходил куда-то на юго-восток.
"Чего тебе, Дима? Не отвлекался бы ты лучше. Нам с тобой километров шестьдесят-семьдесят до базы осталось. Ну чего тебе еще? ЧТО-О-О?! Паша!? Ты-то откуда взялся? Ты же еще пешком под стол ходить должен. Ну, я тебе щас дам, засранцу".
Это было невероятно. Из кабины летящего рядом старого немецко-голландского истребителя на пилота глядело лицо человека, которому нечего было делать здесь в этом бою и в этом году. В тот год, когда Пилоту пришлось воевать в этом забытым цивилизацией дальневосточном углу, парнишка с этими упрямо сжатыми губами еще бегал на занятия в школе, и получал от матери по спине мокрым полотенцем за очередную шалость. Пилот потряс головой, видение не растаяло. Лицо непонятно, как оказавшегося здесь старшего лейтенанта Павла Колуна шевелило губами, что-то настойчиво объясняя. В этот момент идущие далеко впереди и сбоку китайские "Мартинсайды" виражом начали разворачиваться назад для лобовой атаки.
"Бред какой-то! Чего ты, Паша, там шепчешь, да рукой показываешь? Куда тут сажать? Тут тебе, сынок, не Крым, тут Китай, а до аэродрома мне осталось целых четыре, а, может, и все пять десятков километров. Рано еще садиться. Неужт не понимаешь? На земле ведь они меня в момент приголубят. Эх ты, стратег…".
Три "Мартинсайда", выстроившись пирамидой, один впереди и чуть выше, а два крыло к крылу чуть сзади и ниже, выходили на них прямо в лоб. До них было километра два или больше. Летящий рядом "Фоккер" вышел вперед. Он, несколько раз покачав крыльями, просел, изображая посадку. Глядя на это, Пилот только досадливо махнул рукой в сторону мол – "не мешай, освободи лыжню!". Расстояние между группами самолетов быстро сокращалось. "Фоккер" Павла снова подлетел и занял положение сбоку. Вот он постучал себя кулаком по шлему и рукой в перчатке снова показал, мол – "садись пока не поздно". Пилот снова досадливо махнул рукой и погрозил своему защитнику кулаком. Тогда, видимо поняв, что его совет не принят уже окончательно, летчик с лицом "Павла Колуна" перехватив штурвал левой рукой, откозырял соратнику и вдруг открыто, по-мальчишески улыбнулся. Его "Фоккер" не спеша выплыл вперед, навстречу несущимся в лоб китайским самолетам. Было еще далеко, и те пока не стреляли.
"Паша, не дури. Пока ты одного очередью из пары стволов долбишь, остальные из тебя шестью стволами решето сделают. Ты же даже на вираж уйти не успеешь. Они хоть и устаревшие, а стреляют нормально, по себе знаю. Паша, ты чего там выдумал? Пашка, не смей!!! А ну не смей, салага! Тебе же, дураку, еще пять лет в школе учиться, куда ты вообще лезешь, сопляк?! Не твое это дело! Вот сядем, я тебя ремнем-то воспитаю! Паша, не надо. Стой, Паша! Ладно, убедил ты меня, засранец хренов! Слышишь, сяду я?! Слышишь?! Паша! СТО-О-ОЙ!!! ПАШКА-А-А-АА!!!!".
Мощный взрыв от столкновения двух самолетов, казалось, заставил вздрогнуть само небо. Один из соседних "Мартинсайдов" дернулся, уворачиваясь от куска разорванной коробки крыльев и резко пошел вниз. Другой, получив за несколько секунд перед взрывом последнюю очередь, отвернул правым виражом. Вражеские самолеты внезапно исчезли. Пилот, оцепенело глядящий через треснувший от попадания шрапнели плексигласовый козырек своего побитого "Фоккера", увидел впереди пустое небо и где-то там, вдали почти у самого горизонта знакомые контуры посадочной площадки…
"Эх, и дурак же ты Пашка. Эх, и дурак… Я же ведь не в игрушки тогда играл. Я же вас, шпану беспорточную, тогда защищал… Чтобы вы потом нас в небе сменили. Что же ты наделал, ирод?".
Полковник открыл глаза. Сердце сильно колотилось и никак не хотело успокаиваться. По выбеленному потолку метались солнечные зайчики. Рядом тихо посапывала во сне, уже двадцать лет как единственная для него, женщина. Он сделал глубокий вздох и потер глаза.
"Все-таки сон. Ужас-то, какой. Тот бой под Чжайланором я, конечно, много раз во сне видел. Весь целиком, до самой нашей посадки. Но никогда раньше в нем таких страстей не было. Не было, и тут, на тебе! Может прав комиссар? Может в святой воде этого мерзавца искупать, а? Дааа. Анекдот получится, два коммуниста комсомольца в купели купают. Тьфу, ты, ерунда, какая! Ну, Пашка! Лично ведь выпорю засранца! За любую мелкую хреновину теперь воспитывать буду эту шпану саратовскую. Он еще своей порчей теперь мне, своему командиру, спать мешать будет. А?! Во дает, нахал! Чтоб ему самому во сне всякая хрень мерещилась! Ну, Пашка!".
У-2 заходил на полосу. На аэродроме Скоморохи все полосы были больших размеров, сделанные с запасом, для обеспечения возможности базирования тяжелой авиации. Части истребительной бригады, базировавшиеся здесь, летали часто и полосы авиабазы не простаивали. Но этим утром, кроме катящегося по полосе биплана еще ни один мотор не нарушал тишины просыпающегося аэродрома.
Павла сжимала под мышкой портфель с предоставленными ей Кувшиновым материалами и письмом к командованию 23-го ИАП и 69-й бригады. Вспоминая свой разговор с Кувшиновым, Павла думала о предстоящей работе. Все ли было сказано, достаточно ли будет прозвучавших аргументов, чтобы работам в Харькове, наконец, никто не мешал?
Перед уходом с секретного объекта, провожающий Павлу капитан госбезопасности успел провести приватную беседу и передать пакет для авиационного командования. Он уже готовился отдать старшему лейтенанту разрешение удалиться, как кульминация прощания была скомкана наивным вопросом младшего по званию.