— Есть доложить по минутам. С момента, как вы ушли из клиники, и до момента моего появления тут, произошли следующие события…

…

— Поэтому, докладывать фамилии участников и свидетелей той драки я не могу и не буду. Даже если за это мне грозит увольнение из армии…

— Да-а-а, Колун. И долго же ты, Паша, выдумывал всю эту хрень?

— Минут за пять до беседы с командиром 23-го ИАП, собрался с мыслями и все по полкам разложил. Что же до наших "ромашек" с десантниками. То завтра в двадцать один они ждут наши предложения, и вы сможете лично переговорить с их представителем. В том числе и по драке. Если и это вас не убедит, то можете в тренировочный лагерь съездить еще и там уточнить. Ну а предложения мои для того майора и его начальства будут готовы завтра примерно часам к шестнадцати или пораньше. У меня все.

Петровский помолчал с минуту. Иронично-злобное выражение его глаз постепенно менялось на удивленно-расстроенное.

— Так это что, все правда?

— Так точно.

— Павел, слушай, я глазам и ушам своим не верю. Ну день, ну два, но то что ты ЧЕТЫРЕ ДНЯ не пил. Может тебя подменили а? Ну не верю, что ты ни разу за все это время рюмкой не махнул.

— Махнул.

— Что?! Ах ты!..

— Сегодня и махнул. Минут сорок назад.

На лицо Петровского стало просто невозможно смотреть без ужаса и слез. Буря чувств видимо за пару секунд пронеслась под волевыми морщинами, прежде чем сменилась полной апатией.

— Это я, Иваныч, в том смысле, что мне раз десять рюмкой с квасом тостовать пришлось, чтоб хозяева не обиделись. Можешь сам у десантного майора спросить. Кроме него только наши ребята-летчики знали. Так что, так и не сподобился я за эти четыре дня твои ожидания оправдать. Ты уж прости.

— Паша, если ты сейчас надо мной смеешься, то это все.

— Нет, Иваныч. Не до смеха мне. Теперь пить не начну, пока ты мне лично свой приказ не отдашь, либо пока врачи от любых ограничений письменно не освободят. Вот так теперь жить будем.

Полковник медленно успокаивался, все еще косо глядя на подчиненного.

— А с предложениями теми, что еще за херня? Откуда ты их возьмешь?

— Так я, Иваныч, того… Ну в общем, как ты меня тогда главным парашютистом поставил, я все думал, чего бы такого полезного нашему полку в этой должности принести могу. Ну думал, думал…

— Угу. И в суп попал. Ой, чую, вот сейчас Павка ты точно крутишь. Помню я, как ты тогда "думал", когда тебя от полетов отстранили. Стакан за стаканом ты свои ценные предложения нарабатывал. Хорошо еще проверок никаких в полку в марте не было.

"Еу! Почуял полкан! Интересно, у меня уши не дымятся еще? Вот я дура-то! Не умеешь нагло врать брехню, учись врать чистую правду. Да говорить это так, чтоб верили, но только в то, во что надо! Не дай б.г, Петровский и все остальное теперь на вранье спишет".

— Ну это ладно. Весну мы с тобой, котяра ты мартовский, уже считай пережили. Сейчас-то тебе герою-десантнику какая от меня помощь требуется? — "Фу-у-ух, неужели пронесло!".

— Предложения мои, ты Иваныч покажи местному начальству. Скажи, что мы, в смысле 23-й ИАП и соседи наши, уже давно кумекаем. И этот опыт хотим развивать, углублять и опробовать на практике. А вот для этого, вроде как по твоему поручению, я ездил в тренировочный лагерь десантников, и нашел там их полную поддержку и одобрение. А также получил их собственную просьбу узаконить наш интерес по части ВВС. Ну в общем, ты и сам все понимаешь…

— Ой, Паша. Чую опять как в ХАИ, ты меня в какой-то блудняк вербуешь. А если нам за эту инициативу прилетит, что мы мимо комбрига свои дела крутим? Что скажешь на это? А?

— А у тебя Иваныч, какая причина командировки указана была?

— Вообще-то, это не твоего, Колун, ума дело. Но уж так и быть. На, читай.

— Иваныч, так это же то что нам нужно! Про новую авиатехнику можешь не рассказывать сам понимаю – военная тайна. А вот то, что там сказано про боевую учебу… Это ж и будет новая дисциплина "Выживание летного состава сбитого за линией фронта". А?

— Что "А"? Хрен на! Я с комбригом совсем о другом перед командировкой разговаривал. Как я ему потом эти твои бредни объяснять буду? Вот теперь "А"? Головой надо думать а не ж.пой!

— Придумал головой! Есть такой вариант. Ты сегодня позвонишь в бригаду по телефону и скажешь, что ты привез с собой в Саки меня на лечение, а вместе со мной там лечился какой-то десантник. И вот тот рассказал, что не подготовленный по выживанию парашютист за линией фронта живет ровно сутки. Я стало быть тебе это пересказал, а ты меня отправил к этому десантнику в гости поговорить о том, что нужно сбитым летунам, чтобы побольше суток в тылу врага жить, да еще и в свою часть вернуться. А ты сегодня же просишь официально включить эту тему в планы командировки. Ну и желательно попросить командование полка НИИ ВВС о присоединении к нашему начинанию. Ну как?

— Как? Да наперекосяк! Снова ты меня, Павка под монастырь подвести хочешь. Только я было порадовался, что ты пить перестал, как опять от твоих затей уже плакать впору.

"Сорвется! Все! Перегнула я палку! Эх, такая тема накроется. И десантура обидится".

— Ты, я вижу решил теперь из меня веревки вить. Так что ли, старший лейтенант?!

— Никак нет. Просто я о ребятах наших думаю. Ну не бывает войны без своих сбитых. Тебе ли не знать, Иваныч?

- "Тебе ли не знать". Если хочешь знать, о нас тогда на КВЖД никто вот так не заботился, сами думали, как из Китая назад выбираться, если что. Ладно! Хрен с тобой еще раз! Сиди тут, я звонить пойду. И гляди у меня! Только попробуй за моей спиной с танкистами о чем-нибудь договорись!

Минуты тянулись резиной. Павла присела на кровать Петровского, и на полях какой-то старой газеты стала потихоньку выписывать канву своих предложений.

— Сидишь?! Ладно, не вскакивай. Ну, Колун! Счастлив твой б.г, засранец ты этакий! Разрешил нам комбриг. Все разрешил! Еще минут пять и он бы спать ушел. Вовремя я его поймал. Доволен, мучитель?!

— Спасибо тебе, Иваныч! Не от себя одного спасибо говорю.

— Не пыхти, знаю, что дело это нужное. Все что ли, злыдень? Или тебе еще мою душу бессмертную надо?

— Без твоей души всему полку никак не обойтись, так что я уж как-нибудь переживу. Но есть у меня еще одна личная просьба.

— Што?!

— Иваныч, тише вокруг же люди спят. Просьба-то плюшевая. Если врачи завтра положительную динамику у меня зафиксируют, разреши мне завтра или послезавтра слетать?

— Паша! Ты это брось. Итак ты, злыдень, мне уже все нервы вымотал. Мало тебе Харькова? Ты же там недельную норму полетов за два дня осилил. И не стыдно тебе?

— Иваныч. Не на боевых прошу. Там чьи-то УТ-2 стоят, попросил бы их хозяев ты за меня. Пусть со мной какой инструктор слетает. Чтоб руки-то штурвал не забыли. А?

— Центральная! Это снова Саки. Повторите, пожалуйста.

— Да, еще раз с Харьковским авиационным институтом соедините.

— Профессора Проскуру… Что снова нет? Тогда, Лозино-Лозинского или Еременко…

— Ну, хотя бы с испытательной лабораторией, с кем-нибудь соедините. Занято? Да, спасибо, подожду.

"Вот говорят, что это у женщин язык, как помело. Ага, как же. Небось, одни мужики в той лаборатории, а я полчаса уже не могу дозвониться. Чтоб их всех икота замучала. И Петровский снова пропал. Спасибо хоть в штабе про меня предупредил".

— Товарищ дежурный, разрешите, я здесь подожду? Угу. Спасибо.

Павла уже почти привычным жестом повернула к себе левое запястье с командирскими часами. Цвет кожи после сегодняшних процедур стал намного здоровее. В чем причина, в лечении, или это вчерашняя баня и пробежки так подействовали? Точно Павла не знала. "А чего там гадать? Главное действует эта "многокомпонентная микстура" из грязелечения, процедур, драки, пробежек, полетов на бипланах, прыжков с парашютом, бани и регулярного общения со старшими по званию. Значит, будем жить! Раз уж, вроде как, оздоравливается тело… Но вот сижу, я, сижу. Жду, когда Харьков ответит, а сердечку моему что-то неспокойно. Почему? Хм…Словно шило в одном месте. Ой, чую я жабрами, или другим каким местом, не все у нас в порядке. Что-то должно случиться. А ну тихо, бабское начало! Мы ныне кто? Мужики! Стало быть, хватит тут всякую хрень с мокротой разводить. Узнаем о проблемах, тогда и дергаться будем. И вообще! Есть проблемы или нет, все равно не хрен дергаться! Вот, когда узнаем, в чем там суть да дело, тогда уже медленно, медленно…".