держала, родственников у них не осталось, подруги Лили по пансиону давным-давно повыходили замуж и

разъехались кто куда. Как выглядела? Прошли годы… Фотография? Да, конечно. На свет явилась

пожелтевшая карточка с резным краем, с неё строго смотрела закутанная в меха девушка. Где был дом? У

ипподрома, третий коттедж по аллее, справа – после пожара те кварталы так и стоят заброшенными.

Семейное клеймо? Конечно, многие до сих пор метят домашних роботов. Чайка в полете, цельный,

черненый контур чайки с расправленными крыльями и головкой, повернутой вправо, в направлении

одинокой звезды, ставится под грудной панелью или передним манипулятором.

Послюнявив карандаш, мастер Бойм собственноручно записал: Артур… простите, Август Лурье,

гостиница «Фиолент», номер с вазами. Как только будут известия, сообщу. Задаток оставьте, денежки,

знаете, всегда пригодятся. Всего наилучшего!

До позднего вечера шла работа – новенького малыша переделывали в чистильщика обуви.

Подвижность у бедняжки все-таки пострадала, тонкости не хватало для мелкой работы. А смазывать кремом

ботинки и туфельки – в самый раз. Осторожно накручивая на манипуляторы разнообразные щетки, мастер

Бойм напряженно думал – коммерсант озадачил его. Жаль, Сэмюель явится только завтра…

На следующее утро мастер приказал роботу-лакею освежить свой единственный выходной костюм и

почистить дорогое пальто. Он решил отправиться в пансион, а заодно проверить свои соображения насчет

сбежавшей девицы. Какая-то мысль засела в мозгу и никак не могла пробиться наружу. Прогулка в

омнибусе вдоль Гвардейского парка, Театральной площади и шикарного здания нового ипподрома, где

соревновались в скорости колесные механоиды и рисковали жизнью наездники, должна была освежить ум.

Мастер Бойм отрешенно глядел в окно. День выдался почти ясным, тени от облаков поочередно накрывали

ещё влажную брусчатку мостовой, прохожие поигрывали сложенными зонтами, раскланивались и

улыбались друг другу. Чего-то не хватало. Чего?

Облаченная в кружевную шаль и платье цвета слоновой кости директриса походила на жабу в креме.

Её сложно было назвать разговорчивой или любезной. Однако мастер Бойм не встречал ещё казенного

учреждения, в котором техника работала бы безупречно. Уборщики в пансионе оставляли за плинтусами

пыль, повар портил яйца-пашот и переваривал кофе, в прачечной стальным прачкам никак не удавалось

отстирать дочиста батистовое бельё – или роботы рвали ткань или оставляли на ней мерзкие пятна. Нужна

была тонкая настройка, с которой не справлялись простые техники, но легко сладили опытные руки мастера.

Смягчившись, директриса угостила посетителя чашечкой кофе (стоит признать, скверным он был не

из-за робота) и снизошла до беседы. Старинный перстень нашелся в умывальной комнате – закатился за

ванную, в темную пыль. И если б одна нерадивая пансионерка не задремала в воде, залив пол-этажа, так бы

и пролежал там до второго пришествия. Сбежавшая девица… неловко об этом говорить, но она слишком

тесно сдружилась с кузеном, гвардейским офицером, навещавшим её в каникулы. Свадьбу пришлось

сыграть без оглашения, и ближайшие пару лет бедняжке общества не видать. Лили? Какая ещё Лили?

Мастер Бойм вытащил фотографию. Он слыхал, что жабы могут менять цвета, но никогда не видел

воочию. Лицо директрисы покраснело от злости, потом побледнело, словно бумага. Девчонка, скандалистка,

бесстыдница! Опозорила весь пансион, нахалка. Все порядочные девицы, отучившись, выходят замуж,

поступают в монастыри или в услужение, занимаясь полезным трудом. А эта… эта… ин-тел-ли-гент-ка

обрезала косы, вместе с тремя такими же дурами подалась в столицу и там добилась, чтобы их приняли в

университет. Ей приспичило конструировать механизмы – можете вообразить? Что ж, она получила по

заслугам. Ни один завод ни одна фабрика не взяли на работу «госпожу инженершу», друзья от неё

отвернулись, отец проклял. Лили жила, никому не нужная, в обгоревшем, рушащемся доме, сердобольная

учительница музыки навещала её тайком, пока я не запретила. А потом умерла в одиночестве от стыда и

туберкулеза. И поделом!

На Театральной площади мастер Бойм расплатился и вышел из омнибуса, потирая грудь. Пластина

легонько ныла, как всегда к перемене погоды. Фотография встала на место, он вспомнил, что давным-давно

видел Лили с подругами в «Вечерних новостях», в разделе «курьёзы» – всех четырех девиц тогда ославили

почем свет, одна потом отравилась спичечными головками. Немудрено, что и вторая окончила дни как

старый робот на свалке. Что такое насмешки, мастер Бойм очень хорошо знал. Но при чем тут жених? Или

он в принципе не открывал газет или совесть его замучила совсем по другому поводу?

В городской библиотеке читальный зал был полон, с трудом удалось отыскать местечко. Книжная

пыль вредила роботам, поэтому за бюро сидела живая, прехорошенькая барышня. Она выдала уважаемому

мастеру тринадцать толстых, аккуратно переплетенных годовых подшивок «Вечерних новостей» и девять

стопок «Событий и происшествий». Лили скончалась три года назад (Артур-Август и в этом ошибся), её имя

было последним в длинном столбике некролога, и убил её, скорее всего грипп, злейший враг бедняков.

Восемь лет кряду она раз в три месяца аккуратно публиковала объявления о поиске заказов – значит, какие-

то деньги у неё все же шевелились в кармане, дело приносило доход. За полтора года до смерти объявления

о работе исчезли. Зато появилось предложение о разделе патента на уникального робота, способного

работать от электрического разряда. Фантазерка Лили! Всем известно, что собрать такую конструкцию

невозможно, дьявольская искра не станет крутить колеса. А если станет… мастер Бойм вспомнил, с какой

скоростью электрические звонки сменили старые добрые колокольчики у дверей, и ему стало грустно.

Техника не стоит на месте, люди торопятся изобретать, не думая о последствиях. Он до времени перемен

просто не доживёт, но что произойдет с его механическими питомцами? Неизвестно, пускают ли роботов в

рай, нужны ли кому-то их верные, честные души?

Письмо от Августа Лурье ждало его в мастерской – посыльный пританцовывал то на задних, то на

передних колесах, изнывая от нетерпения. Пожав плечами, мастер Бойм продиктовал короткий ответ:

новостей пока нет, ожидайте. Он жаждал увидеть Сэмюела, но бригадир тоже прислал записку – ревматизм

одолел. Жаль, очень жаль. Размышлять пришлось за рутинной работой – проверкой роботов-сборщиков. Из-

за нагрузок у них частенько разбалтывались суставы, и смазкой тут не отделаешься. Уборщики и

подносчики крутились под ногами, любопытствовали – чем же занят хозяин. Почему роботы не говорят?

Собеседник ему бы не помешал. Мастер отпустил сборщиков, подтянул ленту погрузчику, щелкнул по

пузику чересчур ретивого чистильщика – малыш хорошо освоился, завтра за ним придут. А вот его ржавый

дружок ещё доставит хлопот…

И все-таки, что связывает умницу Лили и щеголеватого коммерсанта? Если б она (любовь зла) в

самом деле собиралась бы замуж за господина Лурье, ни отец ни сам черт её бы не остановили. Университет

это поступок посильнее брака, неугодного семье. Коммерсант с девицей, скорее всего, был знаком, но не

настолько близко, чтобы помнить год её смерти. Учитывая, что лет изобретательнице по самым скромным

подсчетам исполнилось не менее тридцати трех на момент кончины, вряд ли Август или как его там

торопился вступить с ней в брак. Но про домашнего робота знал и нуждался именно в механоиде. Осталось

разыскать ключ.

До темноты мастер Бойм успел побывать в развалинах бывшего дома Лили. Он ничего не нашел – ни

следов мастерской, ни останков роботов, ни чертежей или тайников. Дом выглядел нежилым, точно таким