Однако представителей этого семейства чтили, как чтят национальные реликвии в память о поворотном моменте национальной истории. По традиции, в семье мужских потомков рода хранились шотландские национальные реликвии: двуручный меч короля Роберта I и его шлем с поля битвы при Баннокборне.

Я. В. Брюс, с его талантом исследователя, знал историю предков, в частности описание героической борьбы Вильяма Уоллеса. В его библиотеке была книга Джона Блейера, рассказывающая о борьбе шотландцев в конце XIII — начале XIV века (Blair, John. The life and Acts of the most famous and valiant Champion, Sir William Wallace. Pr. by J. Bryson at Edinburgh. 1640).

Яков Вилимович изучал историю Британии и ее правителей, о чем свидетельствует еще одна книга из его библиотеки английского историка Ричарда Бейкера (Baker, Richard. A chronickle of the Kings of England from the time of the Romans Government into the Deathof King James. L. 1665).

Для Брюса исторические документы шотландских предков представляли богатый материал, который он использовал в своей деятельности на благо России.

Яков Брюс и его старший брат Роман были достаточно хорошо осведомлены о шотландских родственных связях. Однако не «наследственное» баронское или «королевское происхождение» способно было формировать их как личности, а другие, реальные и сильные факторы, такие как суровый опыт жизни деда и прадеда, мужество и стойкость отца и матери, с честью выдержавших испытания на прочность в чужой стране и передавших детям большой жизненный потенциал.

Шотландские архивы дают представление о трех поколениях предшественников российских братьев Брюс: отце — Вильяме, деде — Роберте и прадеде — Джеймсе, ставших участниками бурных событий, связанных с Реформацией.

Большую роль в их судьбах сыграл полковник сэр Хенри Брюс (ок. 1578 — после 1648).

Прадед Джеймс Брюс (род. 1583) упоминается в дипломе на графское достоинство Я. В. Брюса, выданном в 1721 году. Джеймс Брюс оказался младшим, четвертым незаконнорожденным сыном седьмого барона Клакманнан. Сэр Хенри Брюс был его сводным братом. Вместе они участвовали в кровопролитной и долгой освободительной войне Нидерландов против испанского владычества.

Дед Якова Вилимовича, Роберт Брюс (ок. 1602–1651), — участник войны в Нидерландах и Тридцатилетней войны (1618–1648), неудачной «Экспедиции в Кадии», где он воевал прапорщиком в полку родного дяди, сэра Хенри Брюса, а затем в войне с Францией. Роберт Брюс умер в Кингхорне (округ Файф), оставив небольшую сумму денег своей дочери Маргарите, сестре Вильяма Брюса и своему младшему сыну Александру.

О Вильяме Брюсе, отце Якова Вилимовича, сведений сохранилось немного. Он родился в начале 1620-х годов, не получил образования. В ранней молодости, с 1638 года, участвовал в военном движении Конвента, а затем в роялистской армии Монтроза. Владел участком земли вместе со своим отцом Робертом на севере страны, под Фрезербургом. Затем арендовал участок земли в Файфе, где жили его близкие, в том числе его ближайший родственник, дед Питера Хенри Брюса (1692–1758), «любимого племянника» Якова Вилимовича, который по его приглашению прибыл в Россию в 1711 году и 13 лет служил под его покровительством, а затем стал автором известных «Мемуаров…», рассказывающих о его службе в России, Пруссии, Великобритании, путешествиях по Германии, России, Татарии, Турции и Вест-Индии[2].

Заслуги упомянутого выше полковника сэра Хенри Брюса, последние годы бывшего важной фигурой в секретной службе короля Чарлза I, сделали его хорошо известным в Гааге (Нидерланды), где базировался двор голландского штатгальтера Вильяма Оранского.

По протекции сэра Хенри, находящегося в Гааге в то время, когда там формировался отряд наемных офицеров на русскую службу, и попал Вильям, судя по документам, в последний момент перед отправкой отряда в Россию.

Этому предшествовала эпопея участия Вильяма в походах и битвах роялистской армии великого шотландского патриота Джеймса Монтроза.

В сентябре 1645 года после серии блестящих побед над армией Аргайла армия Монтроза потерпела сокрушительный разгром под Филипхохом. Гражданская война в Шотландии была исключительной по жестокости с обеих сторон — пленных убивали на месте, не щадя даже работавших в лагере женщин. За этим поражением последовало и поражение роялистов под Насеби (Нейсби), на территории Англии. Король предпочел сдаться шотландцам, чем солдатам Кромвеля. Однако все попытки шотландцев заключить соглашение с королем о признании пресвитерианства на всей территории Британии, о запрещении епископата и ослаблении абсолютной монархии ни к чему не привели. И короля передали в руки Круглоголовых — тем был подписан его смертный приговор.

Впереди была жестокая военная оккупация Шотландии войсками Кромвеля, ненавистная шотландцам англиканская церковь и религиозный абсолютизм столь же ненавистных епископов.

Прибытие Вилима Брюса в Москву и его служба в России

В грамоте, данной руководителю русской делегации сотнику И. Д. Милославскому и следовавшему с ним дьяку И. П. Байбакову, говорилось о найме мастеровых, способных строить водяные мельницы и изготавливать мушкеты, о военных офицерах («капитанов добрых»), которые могли бы управлять солдатским строем, «о солдатах добрых же самых ученых людей дватцети человек».

В Европе, охваченной Тридцатилетней войной, спрос на военных специалистов был высок. Особенно ценились шотландские военные за храбрость и доблесть.

В августе 1647 года иностранцы, среди которых был Вилим Брюс, прибыли в Архангельск. При подходе к Архангельску корабль, на котором они плыли, затонул и документы нанятых офицеров пропали. В связи с этим дьяк И. П. Байбаков сообщает в «Сказке» (объяснительной записке), что Брюс выехал «порутчиком из Галанской земли»[3].

14 октября 1647 года военные специалисты были доставлены в Москву.

Надо отметить, что отношение к иностранным специалистам в то время в России было особое. И их прибытие в страну, и даже заключенный договор на военную службу совсем не означали, что правительство будет исполнять свои обязательства перед иностранцами, о чем красноречиво свидетельствуют письма Франца Лефорта, который прибыл в Архангельск в составе группы офицеров, нанятых на русскую службу, в августе 1675 года. Четыре месяца (в зимнее время!) группу иностранцев без содержания продержали в Архангельске до решения вопроса об их дальнейшей судьбе, и только в декабре после челобитной, поданной на имя царя, им было разрешено выехать в Москву «на своих проторях и подводах». В феврале офицеры прибыли в Москву, а 4 апреля им было отказано в службе. Только к лету офицеров стали зачислять на должности инженеров и военных специалистов.

После прибытия в Москву мытарства путешественников не закончились. Несмотря на то что 1 ноября был издан указ, в котором говорилось «…бытии им ныне у Государя на дворе и видеть ево царские очи… маеору и капитаном… порутчиком… прапорщиком да солдатом, да стволовому мастеру… Государь велел спросить о здоровье и пожаловал к руке», условия для несения службы в Москве для многих иностранцев были неприемлемыми. Дело в том, что многие из них отправились в Россию с семьями.

С января по май 1648 года иностранные офицеры, прибывшие вместе с В. Брюсом, обращались к царю с «Челобитными», в которых сообщали о невзгодах, приключившихся с ними на Русской земле, о том, что они с женами и детьми вынуждены «болтаться меж двор, просить подаяния и нищенствовать». Они просили царя увеличить им содержание. Возможно, ввиду того что Вилим Брюс прибыл в Россию без семьи, он одним из первых согласился на те условия содержания, которые предложило новое отечество.

В качестве иллюстрации об отношении к иностранцам в Москве приведем отрывок из «Дневника» Патрика Гордона, прибывшего в Москву в 1661 году: «Здесь… я убедился, что на иноземцев смотрят как на сборище наемников и в лучшем случае (как говорят о женщинах) — necessaria mala (неизбежное зло (лат.). — А. Ф.); что не стоит ожидать никаких почестей или повышений в чине, кроме военных, да и то в ограниченной мере, а в достижении оных более пригодны добрые посредники и посредницы, либо деньги и взятки, нежели личные заслуги и достоинства; что низкая душа под нарядной одеждой или кукушка в пестром оперении здесь так же обыкновенны, как притворная или раскрашенная личина; что с туземцами нет супружества; что вельможи взирают на иностранцев едва ли как на христиан, а плебеи — как на сущих язычников; что нет индигената без отречения от былой веры и принятия здешней; что люди угрюмы, алчны, скаредны, вероломны, лживы, высокомерны и деспотичны — когда имеют власть, под властью же смиренны и даже раболепны, неряшливы и подлы, однако при этом кичливы и мнят себя выше всех прочих народов»[4].