«Джимми неустрашимый» был сыгран не Чаплином, а другим тщедушным юнцом — Стэнли Джефферсоном, ставшим впоследствии знаменитым Стоном Лоурелом, неизменным компаньоном толстяка Оливера Гарди. А Чарльз уже несколько позже — в провинции — смог только повторить роль, созданную Стэном Лоурелом.
Восстанавливая, насколько нам это удается, сюжеты давно исчезнувших пантомим, можно заключить, что герои, которых играл юный Чаплин, были в большинстве случаев свирепы, а не покорны, отважны, а не робки, злобны, а не добры.
Юноша взрослел, и в характере его развивались все более противоречивые черты. Он был одновременно скромен и смел, застенчив и слишком самоуверен. Теперь он стал несколько жизнерадостнее, но порой на него находили приступы тоски. Обычная его замкнутость внезапно сменялась порывами откровенности, дружескими излияниями. К удивлению его товарищей, им ничего не было известно о его связях с женщинами. Разговаривал он только о своем ремесле, тяжелом ремесле актера. Молодой человек постоянно выезжал на гастроли в обществе двенадцати товарищей по труппе. Редко проводили они дольше недели в одном и том же городе. Один из его тогдашних приятелей, Берт Уильяме, так вспоминает о «добром старом времени»:
«Знаете ли вы, что это такое — разъезжать по английской провинции, играть в театрах на ледяных сквозняках, спать в помещениях, загроможденных декорациями, все время — и даже по воскресеньям — находиться в пути, с тревогой следить за тем, как воспринимают спектакли степенные крестьяне Йоркшира, недоверчивые шотландцы, скептически настроенные жители Уэльса, чтобы затем приспосабливать наши пантомимы к их вкусам?»
В этой трудовой жизни были и свои радости. Весной 1910 года труппа Карно, выступавшая в Глазго в помещении театра «Павильон», праздновала день рождения Чарльза Чаплина. Он радушно принимал друзей в меблированной комнате. Ели торт, украшенный двадцатью одной свечой, много пили и еще больше смеялись.
«Кто-то сел за пианино, — пишет Берт Уильяме, — и мы предоставили паркет Чарльзу Чаплину. Он плясал, прыгал, придумывал такие забавные антре и уходы, что мы буквально валились со смеху. Даже походка его, так хорошо знакомая нам по сцене, вызывала у нас безудержный хохот…
Мы громко кричали «еще, еще», а он внезапно- эти быстрые смены настроений всегда поражали пас — стал серьезен. Схватив свою скрипку, он начал играть. Под его волшебными пальцами рождалась волнующая, очень простая мелодия, напоминавшая каждому о его домашнем очаге, о друзьях, о любимой женщине, о сладостной тайне любви… Он кончил играть лишь на заре…»
Мало-помалу упорный труженик Чарльз Чаплин занял видное положение в труппе Карно. В 1910 году «воспитатель» был уже настолько уверен в своем ученике, что не побоялся послать его в заграничное турне, где нельзя было уронить честь и славу «Безмолвных птиц».
Первая большая гастроль привела Чарльза Чаплина весной 1910 года в Париж. Там публика аплодировала ему в «Фоли-Бержер», в «Олимпии» и в «Сигаль» — а ведь в этих первоклассных театрах показывались только номера, завоевавшие всемирную известность. Чаплин обратил на себя внимание публики исполнением роли пьяницы в скетче «Ночь в лондонском клубе».
Поездка во Францию была лучшим подарком Чаплину к двадцать первому году его жизни. Все нравилось ему в Париже с его гаммой мягких, серых тонов. Автомобили еще редко попадались на бульварах, где двигались запряженные могучими конями омнибусы «Мадлен — Бастилия» с пассажирами на империале. В воздухе стоял запах навоза и пудры, а когда наступал час абсента, вдоль бульваров на террасах кафе выстраивались бутылки с тусклой влагой. Дамская мода дозволяла все самые смелые причуды. Связывавшие движения фасоны платьев конца прошлого века сменились муслиновыми и бархатными туалетами, легко и любовно облегавшими тела молодых женщин, таких тонких, таких хрупких под огромными шляпами, украшенными цветами или страусовыми перьями.
Молодому человеку, впервые покинувшему спой родной остров, казалось, что он попал (и этому немало способствовали восточные моды, заимствованные из русских балетов) в страну «тысячи и одной ночи», где господствует свобода нравов и мнений, в мир, представляющий полную противоположность строгому и суровому викторианскому миру его детства.
Многое успело произойти на свете, пока Чаплин из мальчугана становился взрослым. Королева Виктория умерла, так и не узнав результатов жестокой колониальной войны против буров. Земля меняла свое лицо. Балканские конфликты, дело Дрейфуса — пробуждение общественной совести, захват Соединенными Штатами испанских колоний — Кубы и Филиппин — все говорило о наступлении резких перемен. Черты XX века ярко проявились в русской революции 1905 года, которая пошатнула трон последнего русского царя…
И во Франции все было не так уж спокойно, как это могло показаться юному Чарльзу Чаплину, восхищенному бульварами президента Фалльера. Сатирические журналы, разбросанные на столиках кафе, пестрели карикатурами на Пато, секретаря профсоюза электриков. Забастовки погружали Париж во мрак на долгие часы, прерывая спектакли в «Олимпии» и «Фоли-Бержер». Карикатуристы высмеивали соперничество немецких и английских адмиралов, спорящих, чей броненосец будет лучше. Бешеная гонка вооружений охватила Европу.
В день приезда Чарльза Чаплина в Париж газеты сообщили о кончине Эдуарда VII, положившего несколько лет тому назад при посещении президента Лубе начало политике «сердечного согласия» (Антанта), чтобы противостоять своему кузену Вильгельму II. В Европе сложились два враждебных друг другу тройственных союза. Первый министр Британии Ллойд-Джордж стремился покончить с германскими домогательствами, угрожавшими господству Великобритании на море, в промышленности, в торговле, в колониальном мире. Кайзер хотел овладеть Балканами, Украиной, половиной Франции, частью Азии и Африки. Николай II мечтал венчаться на царство в Константинополе короною византийских императоров и водворить своих казаков и свой кнут на Балканах и в Малой Азии. Парижская биржа собиралась вытеснить из Центральной Европы и с Востока прусских экспортеров с их плохими товарами и пушками.
За голубизной парижского неба, за этой весной, которая видела закат эдуардовской эпохи, угадывал ли молодой актер Чаплин дыхание близкой грозы? В последние дни «благословенной эпохи» народ, который всегда стремится к миру, начал пламенную борьбу против королей и банкиров, лихорадочно подготавливавших «свеженькую, веселую войну». Надвигался 1914 год… Но роковой час еще не успел пробить, когда в никому не известном американском городке молодое кинематографическое искусство вызвало к жизни образ Чарли — порождение и двойник Чарльза Чаплина.
Глава третья
РОЖДЕНИЕ ЧАРЛИ
В фильмотеках, которые смело можно назвать музеями кино, и сейчас еще хранится очень старый фильм — вернее, тень фильма — под названием «Между ливнями». Фильм в том виде, в каком он сохранился, не длится и десяти минут. Явные купюры делают подчас действие совершенно непонятным. О фотографических качествах фильма говорить не приходится. После каждой перепечатки — или, как выражаются кинематографисты, после каждого контротипирования — кадры становятся все более неразборчивыми.
В этом комическом фильме производства фирмы «Кистоун» предприимчивый бродяга и галантный волокита с бородкой оспаривают друг у друга зонтик и благосклонность некой красотки. На бродяге — котелок, узкий пиджак, слишком широкие брюки, пестрый жилет, галстук и пристежной воротничок. Одежда его засалена и изорвана. Бедняга силится выдать себя за джентльмена, но для этого ему явно многого не хватает…
При помощи какой-то хитрости человечку удается наконец захватить зонтик. Он встречает красотку, которую собирался соблазнить. Вот они одни в укромном уголке безлюдного парка. Внезапно человечек поворачивается спиной к публике и уходит, переваливаясь с ноги па ногу; он бредет утиной походкой, опираясь на зонтик, как на тросточку… Зрители, видевшие 28 февраля 1914 года на экране этот комический эпизод из фильма «Между ливнями», могут теперь сказать: «Мы видели рождение Чарли…»