Орк мчался к деревне быстрее, намного быстрее повозки, преодолевая за один свой прыжок два или три человеческих шага. Запах гари становился всё сильнее, а в ушах уже слышался треск сгоравших домов: толстые брусья рушились, погребая под крышами несчастных жителей.
Вот уже видны были спины напавших на деревню…Вот…Ещё немного, и…
Олаф заметил, как Рагмар остановился, словно бы ударившись о каменную стену. Спина орка выпрямилась, а из самого нутра раздался непонятный то ли стон, то ли крик.
Только через мгновение Олаф разглядел нападавших…
Высоченных орков, соплеменников (как знать, может, в самом прямо смысле слова) Рагмара.
Они смотрели друг другу в глаза долго, очень долго. Должно быть, они так разговаривали – молча, без слов. Потомки Медведя, они могли понять друг друга и так. А слова…Что – слова? Их придумали люди, чтобы скрывать за ними свой обман. Оркам же достаточно было взглядов и движений.
Люди из-за деревенского частокола кричали…Но кричали не яростно, а жалобно, умоляюще – так кричат в последние минуты своей жизни, которые так хочется продлить до бесконечности. А орки стояли, и смотрели, и не двигались с места. Вот уже поравнялась повозка с Рагмаром, и Ричард – в кои-то веки! – оторвался от книги, но орки продолжали драться. Молча. Без единого движения. Только глаза. Только взгляды – ведь и они могли бить сильнее и разить больнее, чем самый острый клинок.
Олаф и Ричард хотели вмешаться, но их что-то останавливало. Может быть, тот невидимый круг, который отгораживает двух бойцов от всего остального мира?
Орки с той стороны тоже всё никак не могли пошевельнуться: их вождь пользовался священным правом поединка. Говорят, его вытребовали себе двое первенцев из рода Медведя, дабы ни отец, ни мать не вмешивались их в борьбу. И потомкам они заповедовали: не смей тронуть двух родичей, вступивших в схватку Духа…
Враг был высокий, весь в шрамах. Ухмылка не покидала лица его – ибо застыла, омертвела, осыпалась рваным, уродливым шрамом, рассёкшим правую часть нижней губы и дошедшим до подбородка. Кулаки его, каждый размером с голову сторожевого пса, сжимались и разжимались, будто бы хватая Рагмара за горло. Но тот стоял спокойно, не шевелясь, и только пот градом лился по его затылку и спине.
Вождь улыбнулся, подался вперёд…и рухнул наземь. Судорога свела его тело, а руки тряслись в конвульсиях. Он проиграл. Орки признали своё поражение, подхватив на руки обессилевшего вождя и устремившись прочь. Олаф, не теряя ни секунды, спрыгнул с повозки и побежал к горевшим домам…Ричард отложил в сторону книгу и принялся делать пассы руками. Со стороны это смотрелось так, будто бы он зачёрпывает воду или играет в пруду, ну знаете, как мальчишки, которые хотят поднять волну побольше, да чтобы пузыри пошли! И чтоб пена, да-да, и чтоб крупные что твой глаз!
Из-за горевшего частокола показался ещё с десяток орков. Они злобно, яростно и одновременно горько смотрели на своего собрата, оказавшегося "по ту сторону" огня. Странное дело: зеленокожие не малейшего внимания не обращали ни на Олафа, ни Ричарда, – только на Рагмара. Похоже, в то мгновение был у них то ли единственный друг, то ли единственный враг. Кто знает, как оно было на самом-то деле? Может, только сам Рагмар, но только скажет ли он?
Олаф мчался в горящую деревню…И только сейчас Рагмар расслышал – сквозь треск огня и крики людей – бормотание Ричарда. Не будь у охотника натренированного годами слухами, он уж точно не расслышал бы этих звуков. Издавал ли их человек, или какое-то неведомое чудовище?
Магус прекратил руками зачёрпывать воздух и теперь стоял во весь рост, вытянув вперёд левую руку. Пальцы десницы то порхали над запястьем левой руки, то били воздух. И вот…
На ящик – более похожий на гроб – с грузом упала красная капелька. Кровь? Рагмар не мог сказать точно, но…
Пошёл ласковый, тёплый дождь. Он начался сразу, разом, мощно и весело, заливая водою горевшую деревню. Тут наконец-то Рагмар сообразил, что надо спасать людей!
Он было бросился в проём ворот, но напоролся на взгляды первых спасённых Олафом. Те желали только одного – смерти зеленокожему. Рагмар был для них тем же убийцей, только не сбежавшим. Хотя, знали ли они, куда делись другие враги? А, да пусть их!
Когда Рагмар обернулся, Ричард кулем лежал на крышке гр…то есть ящика с доспехами. Он дышал, это было легко заметно: горло трепетало, как у человека, спасённого из глубоко омута. Магус глотал воздух жадно, с запасом, так, будто бы не дышал минут двадцать. А может, и впрямь не дышал?
Дождь шёл жёлтый. Да-да, жёлтый. Осенний, хотя сейчас и было лето. И было в этом дожде что-то…нездешнее, запоздавшее. Как будто бы он должен был пролиться на землю давным-давно, и совсем не здесь. Жёлтые капли падали на язык Ричарда, на губы – губы, растянутые в улыбку. И радовался он чему-то нездешнему. В самом деле, из какого мира он был, Магус, не желавший отрывать своего взгляда от книг, погружавших его в не-здесь-и-не-сейчас?
***
Наверное, так сладко он никогда прежде не спал. Разбудил его солнечный свет, лившийся из…
Он резко поднялся на кровати, но нещадно болевшие руки и торс заставили его вернуться в начальное положение. Свет резал глаза, в голове хотя и не гудело и не звенело, но чуть позвякивало. И всё-таки он был жив. Пальцы нащупали ткань…Очень плотная и …Ага, лён…Значит, не самое бедное место. Наконец-то Ричард смог разглядеть комнату. Просторная, много больше, чем у них дома: не три шага на два, а целых пять на пять. И постель…Да это же настоящая кровать, а не широкая лавка! Да, богатый дом! У них в городе было всего таких три или четыре дома. И там девочка жила, Глория, такая красивая…
Кажется, у него выступили слёзы. Ричард уже и не обращал внимание на то, что с ним происходит. Что случилось – то случилось. Может быть, он сам остался на пепелище? Может, и его Палач прибрал? Если быть честным, то Ричард мечтал об этом. Он хотел не чувствовать, не жить, не быть, не знать, не думать – но выходило иначе. А сейчас ему захотелось проснуться. Проснуться дома на тюфяке, а можно даже на крышке сундука, или даже на циновке у двери, свернувшись калачиком, точь-в-точь как Жужа. Но нет. Ричард жил…Хотя…Ричард существовал. Здесь и сейчас.
До носа Ричарда донёсся аромат трав. Ага, значит, ещё лето! Магус помнил легенды о том, как дети засыпали, а просыпались много лет, а то и много веков спустя. Сейчас же было лето – потому что пол устилали травы и цветы. Ага, лаванда, шалфей, майоран, и что-то ещё. Если бы была зима, устлали бы соломой. И причём – он на первом этаже. Да, на первом, обычно второй не был устлан травами. Ага. Лето. И первый этаж. А у них дома второго этажа и не было. А теперь и самого дома нет.
Раздался скрип открывавшейся двери. Ричард попробовал привстать на кровати, опёршись на локти. Но они дико ломили, а потом пришлось ограничиться вытягиванием шеи. В комнату вошло двое мужчин среднего роста, а позади них – высокая женщина в простеньком наряде прислуги.
Мужчины же были одеты богаче. Один щеголял в тёмном суконном камзоле с очень высоким воротником, в котором с трудом можно было повернуть шею. От этого владелец казался надувшимся, то ли от важности, то ли от недостатка воздуха. Второй же был облачён в рубаху с коротким рукавом и просторные брюки, подпоясанные толстым кожаным ремнём с медной продолговатой бляхой. Этот последний носил также усы, длинные, похожие на тараканьи, тогда как обладатель камзола был гладко выбрит.