Аттингаузен
Как ослепил тебя мишурный блеск!..
Что ж, презирай отчизну! И стыдись
Обычаев ее, священных, древних!
Твой час придет, и ты к родным горам
Стремиться будешь с горькими слезами.
А тот простой пастушеский напев,
Которым ты пренебрегаешь гордо,
Пробудит в сердце лютую тоску,
Когда его в чужой земле услышишь.
О, как могуча к родине любовь!
Не для тебя тот мир, чужой и лживый.
При гордом императорском дворе
Жить нелегко с душой прямой, открытой! Т
ам доблести нужны совсем другие,
Не те, что ты здесь приобрел в горах…
Ступай же и продай свою свободу,
Лен получи, стань княжеским рабом,
Когда себе сам господин и князь
Ты на земле наследственной, свободной.
Но нет, останься, Ули, со своими!
Не езди в Альторф… О, не покидай
Святого дела родины своей!
Ты знаешь, я в моем роду последний, —
Мое угаснет имя, и в могилу
Положите вы мне мой щит и шлем.
Так неужели при последнем вздохе
Я думать должен, что, закрыв глаза мне,
Ты к чужеземцам явишься и там
Свободные, дарованные богом
Владения как лен австрийский примешь?
Руденц
Мы Габсбургу противимся напрасно:
Ему весь мир подвластен.[8] Неужели
Одни, с упорством нашим закоснелым,
Мы цепь земель сумеем разорвать,
Которой он, могучий, окружил нас?
Его здесь рынки и суды, его
Торговые пути, — с коня под вьюком
И то на Сен-Готарде платят сбор.
Владеньями его мы, будто сетью,
Окружены, опутаны повсюду…
Защита ли империя для нас?
Вы думаете, Австрия слабей?
Бог — наш оплот, не император. Верить
Возможно ль императору, когда,
Нуждаясь в деньгах, чтоб вести войну,
Он города стал отдавать в залог,[9]
Что добровольно встали под защиту
Имперского орла?.. Нет, мудрость нам
Велит — во времена тяжелых смут
Найти себе могучего владыку.
Имперская корона переходит
По выборам, и памяти у ней
О службе верной нет. Зато услуги
Наследственному дому — сев надежный.
Аттингаузен
Так, значит, ты куда умней отцов,
Свободы самоцвет неоценимый
Добывших кровью, доблестью геройской?..
Ты в Люцерн съезди, там спроси народ,
Как их страну австрийцы угнетают!
Что ж, и у нас они овец, коров
Пересчитают, пастбища обмерят,
В лесах свободных запретят охоту
На зверя красного и на пернатых,
Заставами нам преградят мосты.
Нас разорив, поместий нахватают
И нашей кровью будут побеждать…
Нет, если кровь пролить придется нам,
То лучше за себя: поверь, свобода
Куда дешевле рабства обойдется.
Руденц
Мощь Альбрехта не сломят пастухи!
Аттингаузен
Сперва узнай, какие пастухи!
Я знаю их, я вел их на врага.
Я вместе с ними дрался под Фаэнцой[10].
Пусть нам посмеют иго навязать,
Когда его нести мы не хотим!..
Будь горд сознаньем, чей ты соплеменник!
Не променяй же на ничтожный блеск
Ты неподдельный жемчуг высшей чести —
Стать во главе свободного народа!
Он за тобой, как твой соратник верный,
В час испытаний в смертный бой пойдет…
Вот чем гордись, знай: в этом благородство.
Скрепляй природой созданные узы,
Всем сердцем к родине своей прильни,
В любви к ней будь и тверд и постоянен.
Здесь мощный корень сил твоих таится,
А на чужбине будешь одинок —
Сухой тростник, что свежий ветер сломит.
Давно тебя мы дома не видали,
Один лишь день ты с нами проведи,
Сегодня лишь не езди в Альторф, Ули.
Сегодня, слышишь? Этот день — для близких!
(Хватает его руку.)
Руденц
Я слово дал… Я связан… Не могу.
Аттингаузен
(оставляя его руку, строго)
Ты связан… Да, злосчастный, это верно.
Ты связан, и не словом и не клятвой,
Но узами любви… Мне все известно.
Руденц отворачивается.
Я вижу, ты смущен, ты отвернулся!
Ты Бертою фон Брунек увлечен,
Она тебя к австрийской службе манит.
Невесту хочешь ты добыть ценой
Измены родине… Не прогадай!
Они тебя невестой приманили;
Не будь так прост, она не для тебя.
Руденц
Прощайте! Будет этих наставлений!
(Уходит.)
Аттингаузен
Да погоди, безумец!.. Нет, ушел!
И я не в силах удержать, спасти…
Так Вольфеншиссен некогда отпал
От родины… Так отпадут другие.
Манят за наши горы молодежь
Чужой страны могучие соблазны…
О, злополучный час, когда чужое
Проникло в безмятежные долины,
Чтоб нравы тут невинные растлить!..
К нам новое врывается насильно,
А старое, достойное, уходит.
И времена и люди уж не те!
Зачем я здесь? Давно погребены
Все, с кем я вместе действовал и жил.
Мой век ушел в могилу. Счастлив тот,
Кто жить не будет с новым поколеньем!
вернуться
8
Мы Габсбургу противимся напрасно: // Ему весь мир подвластен. — В действительности этого не было. Но средневековые германские императоры, присвоившие себе титул римских миродержцев, неудержимо стремились к мировому господству.
вернуться
9
Он города стал отдавать в залог… — Германские императоры отдавали в залог города и присоединившиеся к Империи страны, продавали титулы, должности, права и т. п.
вернуться
10
Фаэнца — итальянский город неподалеку от Равенны, в то время село (отсюда — фаянс). В 1241 году после восьмимесячной осады его взял император Фридрих II Гогенштауфен. В войске Фридриха II был отряд швейцарцев, оказавших ему большие услуги в борьбе с папой; за это император дал швейцарским общинам грамоту, подтверждавшую еще до падения Фаэнцы их старинные вольности.