Хайди вскочила, аккуратно расправила юбку, подобрала со стола записку, которую заранее положил Смит, и удалилась, высоко держа головку. Смит с раскрасневшимся лицом гневно поднялся, собираясь уйти, но его остановил капитан. Это был щеголеватый молодчик, типичный выкормыш гитлерюгенда, вышколенный и умеющий держать себя в руках, но под пивными парами немного утративший над собой контроль. В его налившихся кровью глазах читалась уверенность в собственной значимости и правоте.
— Ваше поведение недостойно звания офицера вермахта, — во всеуслышание заявил он.
Смит ответил не сразу. Гнев и обида постепенно слиняли с его лица, и оно стало непроницаемым. Не мигая уставился он на капитана, и тот, не выдержав, первым отвел глаза. Когда Смит заговорил, голос его звучал так тихо, что его вряд ли слышали за соседним столом.
— Надо добавлять герр майор, если вы обращаетесь ко мне, малыш, — сказал он ледяным тоном. В его глазах тоже сквозило холодом. — Майор Бернд Гиммлер. Вам, возможно, знакомо мое имя?
Он многозначительно помолчал, и капитан под его взглядом сразу как бы стал меньше ростом. Гиммлер, шеф гестапо, был человеком, наводившим ужас на всю Германию. И собеседник мог оказаться его родственником.
— Обратитесь ко мне утром в восемь. — коротко бросил Смит.
И ушел, не дожидаясь ответа. Капитан, мигом отрезвев, молча кивнул и бессильно опустился на стул. Пока Смит шел к двери, болтовня возобновилась. Для солдат, засланных в это отдаленное место, единственным развлечением было пиво, пиво в огромных количествах. Естественно, что подобные инциденты случались то и дело и, конечно, тут же забывались.
По пути Смит ненадолго остановился возле Шэффера:
— Сорвалась рыбка.
— Еще бы — с таким заходом. А, кстати, что вы ему сказали, этому капитану? — полюбопытствовал Шэффер.
— Дал понять, что я родственник Гиммлера.
— Босса гестапо? — недоверчиво переспросил Шэффер. — Рискуете.
— Я не могу позволить себе полагаться на случай, — загадочно ответил Смит. — Пойду попытаю счастья в «Дубовом дворе». Может, там больше повезет. Вернусь через десять минут. Не позже.
Он оставил Шэффера рассеянно смотреть себе вслед, жестом отстранил шедшего ему навстречу Каррачолу и вышел. Сделав несколько шагов по деревянной мостовой, он остановился и быстро огляделся. Улица был пуста. Он повернул за угол и свернул во двор «Дикого оленя». Там он нашел деревянный сарайчик. Убедившись, что слежки нет, он осторожно открыл дверь.
— Восемь часов, — бросил он в темноту. — Пошли.
Послышался шелест одежды, и на пороге появилась Мэри. Она сильно дрожала, лицо ее посинело от холода. Она вопросительно посмотрела на Смита, но он молча взял ее за руку и быстрым шагом повел к черному входу в кабачок. Они очутились в тесной прихожей, слабо освещенной масляной лампой, поднялись по лестнице и остановились у второй двери справа. Дверь без труда открылась.
Комната была маленькая, просто обставленная. Судя по чехлам из веселенького ситца и туалетным принадлежностям на трюмо, здесь обитала женщина. Мэри села на кровати, похлопывая себя по бокам в попытке согреться и без особого восхищения посмотрела на Смита.
— Представляю, как тебя забавляет эта игра, — грустно сказала она. — Ты тут в своей стихии.
— Инстинкт, — объяснил Смит.
Он склонился над плохо горевшей масляной лампой у кровати, прибавил свет и, окинув глазами комнату, взял в углу потрепанный кожаный саквояж, бросил его на кровать и раскрыл. Там лежала женская одежда. Он обхватил Мэри за плечи и заставил встать.
— Не тяни время. Снимай свои шмотки. Все до нитки. И переодевайся. Здесь все, что нужно.
Мэри смотрела, не понимая.
— Переодеваться в это? Какого черта?
— Не спорь. Быстро!
— Ладно, — сдалась она. — Отвернись по крайней мере.
— Не волнуйся, — примирительно сказал Смит. — У меня совсем другое на уме.
Он подошел к окну, постоял, глядя в щель между ситцевыми занавесками и снова заговорил.
— Поторапливайся. Ты явишься как будто с автобусом из Штайнгадена, который прибывает через 20 минут. С этим саквояжем. Там остальная одежда. Зовут тебя Мария Шенк, ты из Дюссельдорфа, кузина девушки, которая здесь работает. У тебя туберкулез. поэтому ты вынуждена была оставить работу на фабрике и для поправки здоровья приехала в горы. Кузина помогла тебе устроиться на работу в Шлосс Адлере. Здесь твои документы, разрешение на проезд, рекомендации и письма с правильными штемпелями в доказательство всего сказанного. Они в сумочке, которая лежит в саквояже. Все понятно?
— Кажется, все, — неуверенно ответила девушка. — Но неужели нельзя объяснить…
— Бога ради, только одно: все понятно или нет? — нетерпеливо прервал ее Смит. — Время, малышка, время. Все понятно?
— Мария Шенк, Дюссельдорф, фабрика, туберкулез, здесь кузина, Штайнгаден — да, все понятно.
Она натянула через голову плиссированное синее платье, расправила его и удивленно заметила:
— Точно мой размер! Просто как на меня сшито!
— Оно и было сшито специально для тебя. — Смит повернулся проинспектировать результат. — 36-26-36, или как там. Мы, гм, зашли к тебе на квартиру и позаимствовали одно платье в качестве образца. Наша фирма работает четко.
— Вы влезли ко мне в дом? — медленно переспросила она.
— Зато теперь ты прилично выглядишь, — рассудительно ответил Смит. Он оценивающе оглядел ее. — Очень тебе идет.
— Приятно слышать, — с чувством сказала она. В глазах ее было замешательство. — Должно быть, все это готовили неделями — одежду и документы!
— Да, это не быстро делается, — подтвердил Смит. — Техотдел особенно тщательно работал над твоими бумагами. Пришлось потрудиться, прежде чем впустить тебя в клетку со львом.
— Не быстро… — раздумчиво проговорила Мэри. — Не быстро! Но самолет генерала Карнаби разбился только вчера утром. — Она внимательно смотрела на него, и на ее лице смущение сменилось неприкрытой злостью. — Вы знали, что он разобьется!
— Наконец-то и ты угодила в яблочко, малышка, — весело откликнулся Смит. Он нежно похлопал ее по плечу. — Мы его и подставили.
— Не хлопай меня! — горячо выкрикнула она, но тут же овладела собой и продолжала уже спокойным тоном, хотя в глазах ее все еще сверкал гнев: — Да была ли вообще аварийная посадка?
— Можешь быть уверена. Самолет еле сел, на аэродроме Баварского спасательного авиаотряда. Местечко называется Оберхаузен, пять миль отсюда. Кстати, мы оттуда будем улетать.
— Улетаем оттуда, — повторила она и осеклась, в отчаянии покачав головой. — А в самолете, я слышала, ты говорил, что если операция провалится или вам придется рассеяться, надо встречаться у швейцарской границы.
— Неужели? — в голосе Смита прозвучало любопытство. — Я, видно, что-то напутал.
— И ты осмелился рисковать жизнью американского генерала и планами по открытию второго фронта…
— Вот почему я так спешу в Шлосс Адлер, — Смит откашлялся. — Я должен быть там прежде, чем они сообразят, что никакой это не американский генерал и что он знает о втором фронте не больше, чем я об обратной стороне Луны.
— Так он подсадной?
— Его фамилия Джонс, — подтвердил Смит, — Картрайт Джонс. Американский актер. Трагик он никудышный, но Карнаби из него недурной, похожи они как две капли воды.
В глазах девушки мелькнул ужас.
— Вы рискуете жизнью невинного человека…
— Ему хорошо заплатят, — перебил ее Смит. — Двадцать пять тысяч долларов за один выход. Это будет пик его профессиональной карьеры.
В дверь легонько стукнули два раза. Плавным движением руки Смит выхватил пистолет — автоматический маузер. Еще одно движение — и майор оказался у двери, резко отворил ее. Вошла Хайди, и Смит закрыл за ней дверь.
— Ну вот, кузины в сборе, — объявил он. — Мэри, это Хайди. Я удаляюсь.
— Ты уходишь?! — озадаченно воскликнула Мэри. — А мне-то что делать?
— Хайди все скажет.
Мэри с сомнением посмотрела на девушку.