— Вот! Здесь вы в полной безопасности. Я пошлю за вещами.
Выскользнув из селхама, она распутывала шелковый шарф, закрывавший лицо. Дик хлопнул в ладоши. Тут же явилась старая мавританка с острым взглядом черных глаз, сияя радостной беззубой улыбкой.
— Это Кадижа, — объяснил Дик. — Она дожила до старости, будучи рабыней в этом доме, и видела многих правителей. Но еще в детстве ей отрезали язык, так что она ничего не может рассказать о них. Вам нужна более подходящая одежда — и, конечно, поесть. Я прикажу принести чаю — нельзя сразу слишком много есть.
Девушка покраснела.
— Пожалуйста… Мне бы нужно теплой воды. И если бы я могла немного поспать…
Дик улыбнулся.
— Конечно. Она обо всем позаботится. А когда вы отдохнете…
— Погодите! Разве вы не скажете мне?
Дик снова улыбнулся. Пока они добирались с берега, до него дошло, что Эжени совершенно не помнит его.
— Это не к спеху, — ответил он, — поговорим позже.
Спускаясь, он встретил на лестнице Лерона Сола. Тот заговорил быстро и сердито, явно очень недовольный.
— Это сумасбродство! — заявил он по праву старого слуги.
— Может быть, и так, — нетерпеливо отмахнулся Дик. — Но я не могу поступить иначе!
Сойдя с лестницы, он свернул к восьмиугольному залу для приемов. Лерон Сол последовал за ним. По пути Дик как можно проще объяснил, где и когда познакомился с Эжени, кем она была для него. Хотя он не сказал, что она значит для него сейчас, Сол, по-видимому, догадался, потому что протестовать перестал, хотя выражение, его лица свидетельствовало о том, что он все-таки не одобряет такой поступок. Войдя в зал, Дик повернулся к нему.
— Хватит об этом, Лерон. Пора заняться другими важными делами. Позови Воленса Липарри, и сам останься — есть кое-что и для тебя.
Когда управляющий вернулся вместе с Липарри, Дик предложил им сесть и сразу начал:
— Не будем тратить время на церемонии. Вы оба знаете, что султан приказал мне схватить Зайдана и его главных приспешников. Это мы уже сделали. Вот остальные указания: по особому распоряжению Мулаи Исмаила я должен отправить Зайдана и его людей в Мекнес — в оковах, под усиленной охраной. Их ждет приговор самого султана.
У Лерона Сола отвисла челюсть, и он вскочил, негодуя.
— Нет! Нет, Дик! Неужели ты позволишь ему сбежать снова?
Дик усадил его.
— Вряд ли он сбежит на этот раз. Зайдан зашел слишком далеко, и Исмаил настроен решительно.
— Ты в этом уверен? Султан уже бывал настроен решительно, но этот скользкий тип уговаривал его. Он и сейчас отвертится, с помощью матери.
Дик покачал головой.
— Не думаю. В любом случае, у меня нет выбора, потому что таковы приказания, полученные от Исмаила. Не подчиниться я не могу, и вы это прекрасно понимаете. Зайдана приказано доставить живым, если только он не попытается бежать или если на конвой будет совершено нападение. В таком случае Зайдана надо застрелить на месте и доставить его голову в Мекнес как свидетельство смерти.
— Ага!
Лицо Лерона Сола просветлело.
— Нет, специально ничего не делайте. Но я хочу, чтобы вы оба имели это приказание в виду.
— Оба?
Дик кивнул.
— Оба. Липарри, ты будешь командовать стражей, состоящей из двух харка — четыреста человек по твоему выбору. Сол, зная твою ненависть к пленнику и ее причины, даю тебе специальное задание. Ты будешь лично охранять его: поедешь рядом с ним с обнаженкой саблей, по ночам станешь стелить свое одеяло подле, него. И помни, при первой же угрозе бегства или нападения… — Дик выразительно провел рукой по горлу. — Сдав пленных, вы задержитесь только для того, чтобы узнать у Якуба эль-Аббаса столичные новости. Потом возвращайтесь в Тарудант, и как можно быстрее.
Незадолго до заката Дик поднялся в женские покои. Эжени уже успела выкупаться, немного отдохнуть и слегка утолить отчаянный голод. Но, услышав его приближающиеся шаги, девушка схватила селхам, принесенный из каюты Зайдана, и укрылась под ним на низком ложе среди груды подушек, заулыбавшись, приветливо и смущенно. Дик в недоумении поглядел на нее.
— В чем дело?
— Эта одежда, мсье… — Эжени зарумянилась. — По-моему, она чересчур легкая — нет?
Она на мгновение приподняла уголок селхама, и Дик успел заметить тонкие, полупрозрачные шаровары, какие обычно носили в гареме и которые Кадижа, конечно, сочла вполне подходящими.
— Несколько откровенная, — усмехнулся он и хлопнул в ладоши, вызывая старуху.
Он приказал рабыне пойти в его комнаты и выбрать среди вещей легкий шелковый кафтан и пару тонких шерстяных хаиков. Будет великовато, но, по крайней мере, Эжени почувствует себя одетой и сможет свободно двигаться. Утром он позаботится о том, чтобы Кадижа доставила что-нибудь более основательное.
Кадижа принесла одежду, Дик отпустил ее и подал вещи Эжени.
— Вот, возьмите, Я подожду у окна. Скажите, когда можно будет повернуться.
Эжени взглядом поблагодарила его. Дик отвернулся, и она, убедившись, что подглядывать он не намерен, сбросила селхам и поднялась на колени, обнаружив на мгновение безупречные линии гибкого молодого тела. В следующий миг золотисто-желтый кафтан скользнул на нее, словно защитная скорлупа, скрыв соблазнительные изгибы и молочно-белую кожу. Она быстро застегнула пуговицы спереди, высвободила из-под воротника волосы, набросила на плечи хаик и поднялась, критически оглядывая себя. Кафтан был длинноват, но выглядел достаточно скромно, хотя был очень легкий и чуть просвечивал. Удовлетворенная, Эжени молча подошла к своему спасителю, удивляясь своим ощущениям и не особенно одобряя их. Именно сейчас ее должно одолевать горе, а вовсе не интерес к этому мавру. Однако он явно привлекал ее — и сильно. Рядом с ним Эжени чувствовала себя в безопасности. Хотелось бы думать, что он нравится ей только поэтому, но в глубине души она знала, что это не так.
Стоя у окна, Дик через сложные узоры решетки смотрел, как садится солнце. Смотрел, но не видел. Усмехаясь над собой, он думал, что Эжени все еще не узнала его, гадал, когда же это, наконец, случится, и какова будет реакция. Это напоминало игру, но, он не собирался затягивать ее.
— Ох! Как красиво!
Он обернулся.
Эжени быстро продолжала:
— Мне нравится эта комната. Я рада, что вы предоставили ее мне. Спасибо!
— Я тоже рад, но благодарить меня не за что.
Край солнечного диска коснулся линии горизонта, и сразу же по всему городу с минаретов раздались голоса муэдзинов. Расстояние смягчало резкость голосов и напевов. Сначала Эжени удивилась, а потом пришла в восторг.
— Очаровательно! — вздохнула она и подняла на него глаза. — Что это?
— Магриб, — ответил он, улыбаясь. — Заход солнца сзывает на молитву.
— А вы? — она смотрела серьезно. — Я, наверное, отвлекаю вас?
Он покачал головой. Белые зубы блеснули в улыбке среди густой, темной с рыжиной бороды.
— Будь я внизу и на людях, в мечети или на приеме, я опустился бы на молитвенный коврик, твердя Сунны и Фард Риках вместе с ними. Но здесь, наедине с вами, где никто другой не видит, вы простите мне, если я не стану притворяться? Я мусульманин, потому что вынужден быть им, но не мавр!
И снова тень удивленного полуузнавания проскользнула в широко раскрытых глазах Эжени.
— Но я ничего не понимаю. Вы только что упомянули о приеме. Вы кто?
Дик отвернулся, чтобы скрыть уклоняющийся взгляд, взял с ложа несколько подушек и разместил их в нише окна.
— Давайте сядем здесь и поговорим, пока уходит день.
— Кто вы? — повторила она настойчиво.
Он улыбнулся и сел рядом с ней.
— Я? Я правитель этой провинции, это мой дворец. Меня прислали заменить того злодея, который взял вас в плен, хотя я рад, что он привез вас именно сюда, а не в другое место!
При упоминании о Зайдане Эжени вздрогнула.
— Я боюсь… — начала она.
Дик успокаивающе накрыл ее руку своей.
— Не надо. Теперь вы в безопасности. Я исполнил приказ султана и арестовал его. Завтра он отправится в Мекнес, чтобы понести наказание за свои преступления.