Изменить стиль страницы

— Ты говорил о неприятностях? — начал он.

Клюни, заваривающий чай, поднял голову.

— Да, у нас неприятности, — вздохнул он, — И такие, что твои стычки с Бени Зайан покажутся пустяками. Готов спорить, дело дойдет до заварухи, и ты увидишь в этой стране мятеж, от которого борода встанет дыбом.

— Мятеж? Опять? Только не это, Клюни! Каким дьяволом одержима эта страна? Четыре года назад все было так тихо и мирно, что лучшего и желать не надо. Ни один человек не осмеливался выступить против Исмаила, а теперь…

— Нет-нет! На сей счет не заблуждайся! Старик по-прежнему сильнее всех. Здесь такие вещи всегда происходят полосами. Когда ты попал сюда, у нас был мир, потому что недовольные зализывали раны, полученные при очередном восстании. Теперь прошло достаточно времени, и они обо всем позабыли. В полдюжине районов мятежники подняли головы и снова выступают. Ах, вот и Хабиба с маслом для растирания!

Дик поднял голову, встретил взгляд зеленых глаз, соблазнительную улыбку, и почувствовал, что весь дрожит. Не будь Клюни Гленгарри так увлечен разговором, он бы непременно заметил это, но сейчас даже, не обратил внимания на то, с какой поспешностью Дик выбрался из бассейна.

— Нам нужно отправляться к Абдаллаху сразу же после обеда, — бормотал Клюни, словно размышляя вслух. — Ты должен доложить о прибытии, и к тому же я вспомнил, что он еще не утвердил тебя каид эль-ма!

— Ну, если ты настаиваешь, — нетерпеливо отвечал Дик, пока Ямина вытирала и растирала его полотенцем. — Отправимся сразу же, как только поедим. Но стоит ли? Так приятно вернуться домой, и я хочу хотя бы вечер потратить на удовольствия. Один вечер роли не играет.

Клюни Гленгарри был настолько озабочен, что не уловил намека. Он не обращал ни малейшего внимания на трех женщин, находившихся в комнате, и не замечал, какое действие оказывает их присутствие на Дика.

— Нет, тут ты ошибаешься. Но у тебя, наверное, есть свои интересы…

Клюни умолк, вопросительно глядя на юношу. Тот повернулся, отбросил хаик, служивший ему полотенцем, и растянулся на кушетке лицом вниз.

— Говори! — потребовал он. — Почему это так важно?

Ямина, шаркая шлепанцами, вышла из комнаты, чтобы проследить, как готовится ужин.

— Смута на этот раз возникла здесь и на побережье, — сказал Клюни. — И это еще не все. Больше десятка разных племен считают, что платят слишком большую дань. Эти дьяволы действуют повсюду: в Эль Гарбе, от Эль Ксара до леса Шул и даже дальше. От Бени Хасан и Аит Земмур всегда были неприятности. Но сейчас появились и другие: Улад Хамму, Мшарра и Аит Амар — народы, которые прежде никогда не бунтовали.

Дик почувствовал, как на спину льется и растекается теплое масло. Умелые и ласковые руки принялись разминать и гладить, посылая такой заряд нежности, что у него перехватывало дыхание и все тело переполнялось желанием. Он ничего не мог с собой поделать. Страсть захватывала его, все внутри сжалось, в горле пересохло, кровь так громко стучала в ушах, что почти заглушала слова Клюни, и голос его казался отдаленным и неразборчивым. Хабиба умело и бережно массировала его плечи и шею, Заида разминала ноги. Из всех речей Клюни до сознания Дика вдруг дошло одно слово: «Зайдан».

Словно ведро холодной воды выплеснули на его пылающую голову. Дик так резко приподнялся, что зеленоглазая красотка, знавшая, что вгоняет его в дрожь своими прикосновениями, и довольная этим, отшатнулась от неожиданности.

— Что? Что такое? Зайдан?

— Я же только что сказал.

Клюни смотрел на него озадаченно.

— За всем этим стоит твой приятель Зайдан!

Дик стремительно поднялся, повернулся к удивленным рабыням и махнул в сторону двери.

— Эдду! — рявкнул он. — Ступайте!

Девицы ушли, поскольку оспаривать приказания не полагалось, но явно были глубоко озадачены. Клюни удивился не меньше, хотя и по другой причине.

— Что это ты?

— Они отвлекают меня! И, кроме того, если твои слова верны, нам нельзя терять время. Если Зайдана нужно схватить, я хотел бы, чтобы это удовольствие досталось мне!

— Так я и знал! — ухмыльнулся Клюни.

Они нашли Абдаллаха в том же приемном зале, куда Дика привели два года назад. Однако с тех пор многое здесь изменилось: толпы не было, стояла тишина. Только небольшая группка людей с серьезными лицами, говоривших почти шепотом, собралась у низкого стола. Во главе его сидел сам принц, и сосредоточенность, с какой они совещались, подтвердила всю серьезность ситуации, о которой говорил Клюни. Сначала Дик даже подумал, что на балконе для женщин за резной решеткой никого нет. Но когда он в сопровождении визиря подошел ближе, воздух вокруг него оказался словно пронизан шепотом, похожим на щебетание птиц. Абдаллах нетерпеливо взмахнул рукой, и на балконе все стихло.

Абдаллах приветствовал эль-Аббаса с радостью, словно это был именно тот человек, который ему был сейчас нужен.

— Якуб эль-Аббас! Как раз подходящий момент, чтобы воспользоваться твоей мудростью. Кто это с тобой?

Клюни низко поклонился.

— Твой капитан; йа сиди, Хасан эс-Саид. Сегодня он вернулся от Аит Юсси и Улад Варрайн и пришел с докладом.

— Я выслушаю его доклад утром, — проворчал Абдаллах, но тут же спохватился и взглянул на Дика с интересом. — Хасан эс-Саид?

— Тот самый, мой господин. И не преступлю ли я границы моей скромности, если напомню, что вы назначили его каидом эль-ма, но пока не подтвердили это назначение?

— А я разве не подтвердил? Так ты даешь ему рекомендацию?

— Да, йа сиди.

Абдаллах улыбнулся.

— Пусть так и будет! И может быть…

Среди приближенных поднялся одобрительный шепот, раздались приглушенные возгласы:

— Хасан! Хасан эс-Саид. Каид эль-ма!

Абдаллах сердито взглянул кругом, нахмурясь, покосился через плечо, и снова все стихло. На балконе воцарилось молчание, как будто чей-то рот зажали ладонью. Принц повернулся и посмотрел на Дика.

— Хасан, Хасан эс-Саид? Ну, конечно! Теперь я тебя вспомнил! Посмотрим, чего ты стоишь. Надо тебя испытать.

Он вернулся к столу, кивнув Клюни и Дику.

— Садитесь!

На столе лежала куча песка, Абдаллах наклонился, разровнял ее и сделал быстрые пометки пальцем.

— Это военная задача, — сказал он, и взгляды окружающих свидетельствовали о том, что слова принца адресованы Дику, хотя сам Абдаллах, погруженный в свои наметки, не поднимал глаз. — Вот берег. Вот Эль Ксар. Вот Сале и Рабат. Вот Мекнес, а здесь, посередине, лес Мамора. Здесь земли Бени Хасан, а тут Аит Земмур. У нас возникли серьезные проблемы — ты, наверное, знаешь об этом?

— Конечно, йа сиди.

Дик наклонил голову.

— Якуб эль-Аббас только что рассказал мне.

Абдаллах кивнул.

— Я так и думал. Итак, что же ты сделал бы при таком раскладе? Есть у тебя ответ?

— Есть, йа сиди.

— И какой же?

— Мне сказали, йа сиди, что смута идет из Сале…

— Совершенно верно, от моего единокровного брата Зайдана, чтобы Аллах спалил его душу! — вздохнул Абдаллах.

— Хорошо бы! — глаза Дика сверкнули. — Но давайте на минуту предположим, что мятеж действительно начался. Потребуется сильное войско или нет, чтобы его подавить?

— Это же очевидно!

Абдаллах выглядел разочарованным, как будто ожидал большего.

— Правильно, ваше высочество! Но допустим, что главари схвачены, как вожди Бени Мглид?

Абдаллах выпятил нижнюю губу, задумчиво уставился на нее и кивнул.

— Но как это сделать?

— Мы не выиграем ни одного сражения, йа сиди, — продолжал Дик, наклонившись вперед, — если позволим врагу самому выбирать поле битвы. Мне сказали, что даже сейчас Зайдан встречается со своими сподвижниками в Сале. Если мы двинемся быстро и они не успеют получить предупреждение о нашем приближении, то сможем нарушить их планы…

— Ты имеешь в виду — осадить Сале? — недоверчиво спросил Абдаллах. Очевидно, он не умел думать о чем-то меньшем, чем действия целой армии. — У нас в тылу будет чуть ли не вся страна!