А.Ш. Вам приходилось наблюдать взаимоотношения между заключенными. Что-то характерное бросалось в глаза?

А.П. Жуткие условия Флоссенбюрга доводили человека почти до животного состояния. Люди буквально жрали друг друга.

Во Флоссенбюрге, как и в других лагерях, пороли и вешали сами заключенные. Был профессиональный палач-немец, которого самого повесили потому, что он отказался вешать двух советских летчиков. Это был уже 44-й год и люди стали думать. Однако нашлись двое других добровольцев, которые исполнили это. Они знали, что их перед этим хорошо накормят на эсэсовской кухне. Но когда в 6 часов вечера на аппельплацу они исполнили это «благородное» дело — повесили двух летчиков, то в 10 часов, когда все заключенные были заперты в барак, они были уже покойниками. Почему они пошли на это, не знаю. Хотели поесть? Но это осень 44-го года, каменоломней в это время уже не было и голод, конечно, был, но не такой, как 42-м, или 43-м. Пути господни неисповедимы и души человеческие тоже.

Взаимной поддержки в лагере почти не было. Боевое содружество было в Бухенвальде, где люди были сравнительно сыты.

В Бухенвальде с осени 42-го года жили лучше, чем во многих других лагерях. Кто вам скажет, что это не курорт, по сравнению с Маутхаузеном, Заксенхаузеном, не верьте. Штрафной Флоссенбюрг тоже был хуже Бухенвальда.

С 43-го года от голода в Бухенвальде никто не умирал, только для евреев были особо жесткие условия. Все рабочие команды находились в руках лагерного самоуправления, а это уже был сложившийся к этому времени международный подпольный комитет. Лагерная администрация не вмешивалась во внутреннюю жизнь лагеря. Немцев интересовал только порядок. Например, записано 2550 человек в команде, пускай 2549 мертвые, а 50-й живой, главное, чтобы налицо были все: мертвые и живые.

А.Ш. Вам приходилось бывать в Бухенвальде?

А.П. Да, несколько раз, по-моему, летом или осенью 1944-го, когда союзники разбомбили военные заводы Густлоф-верке. После этого там образовался избыток рабочей силы.

Бомбежка была во время обеденного перерыва, когда все заключенные лагеря, все несколько десятков тысяч человек, находились внутри лагеря. Удар пришелся по заводам, по эсэсовским казармам. Эсэсовцы понесли большие потери. После этого я был командирован туда, чтобы забрать лишних людей, которые камни таскают. Немцы народ умный: если человек может гайки закручивать для Германии, это же лучше, чем камни таскать.

Я прибыл отобрать квалифицированную рабочую силу, различное оборудование с поврежденных предприятий.

Когда я приехал туда, один из знакомых эсэсовских офицеров спросил: «Господин гауптштурмфюрер, хотите датских полицейских увидеть?» «Зачем здесь датские полицейские? Лагерь охранять?» — спрашиваю. Оказывается, им в Дании предложили поступить в СС, а они отказались, вот их и интернировали. Подходим к двум блокам, не помню номера, вижу 2-метровых верзил в форме датской полиции, они еще не работали. Несколько месяцев их так подержали, потом в форму полосатую все-таки нарядили. Однако у них большие льготы оставались. Они получали много посылок и делились и с охраной немецкой, и с заключенными. Но так было не долго. Немцы посылки запретили и на лагерных харчах датчане быстро сдали, стали болеть и около сотни из них погибли.

За бараками с датчанами, заметил я еще два блока, но отделенных колючей проволокой и немецкую охрану. «А это что такое?». А офицер мне мимоходом бросил: «Это санитарные блоки. Я не знаю, чем там занимаются». Действительно, не все немцы знали, что там происходило.

Наступил 45-й год. Победа. Я к этому времени уже отсидел в американском лагере для военнопленных, уже официально товарищ Гоглидзе работает в миссии по репатриации в Париже. И прибывают к нам из Тюрингии в Париж двое: Николай Кюнг и Симаков. Начинают отчет писать, что и как с ними было. Встретившись с ними, я у них спрашиваю: «Братцы, вы Бухенвальд хорошо знаете?»

Смеются: «Конечно, товарищ полковник».

— А о санитарных блоках слышали?

— Все напишем, обязательно, чтобы все знали, что это такое, как гибли наши люди.

Николай Симаков — 1941–1945 гг. — узник Бухенвальда. Руководитель подпольной военно-политической организации Бухенвальда.

Из их рассказа мы узнали, что немцы среди пленных отбирали нескольких летчиков, месяца два их готовили: кормили, поили — доводили до нормального физического состояния. Потом, одев в военную форму немецких летчиков, надев на них надувные спасательные жилеты, помещали в бассейн с водой, температура которой соответствовала температуре Северного моря. Немецкие доктора наблюдали: сколько часов человек в надувном жилете, с пайком, сможет продержаться. То есть их интересовало: если получен радиосигнал, что сбит, допустим, Ю-88, следует послать помощь или не следует, если прошло 3–4 часа с момента подачи сигнала. Оказалось, что больше двух часов в ледяной воде Северного моря человек в специальном костюме и пайком не выдерживал. О других опытах тоже рассказали. Например, об операциях без наркоза. Определяли болевой порог. Но об этом вы и прочитать можете. Я сам этого не видел, знаю только по рассказам Кюнга и Симакова.

Кстати, история с Симаковым. В 51-м году на две недели приехал в Москву. Там меня уже папа, мама, жена ждут, для встречи специально приехали. Обнялись, поцеловались и попрощались. Опять надо ехать. Перед самым отъездом звонят в наш отдел из следственного второго отдела, с пятого этажа. А наш отдел к этому времени уже назывался 1-ое Главное управление, а не иностранный отдел. К нам всегда относились очень уважительно: знали, что если нас обидят, может быть очень плохо и лишних вопросов нам не задавали. А тут меня просят зайти. В чем дело? Захожу в комнату, сидят несколько офицеров.

«Товарищ полковник, вы нас извините…». А у нас редко называют по званию, если я захочу вас вызвать к себе, я узнаю ваше имя и отчество. Даже генералы сразу обрывали, когда начинали с «вашего превосходительства».«…вы Симакова знаете? «Знал», — отвечаю. «Понимаете, следственными органами получены некоторые сведения». Я говорю: «Ребята, со мной вам петлять нечего. Что, цапнули?». «Да», — говорят. В Кемеровской области. Он на вас ссылается. В чем дело?» Я отвечаю: «Кто там начальник областного управления?» «Полковник Баландин», — отвечают. «Так вот, передайте от моего имени, что я до Лаврентия Палыча дойду. Вместо того, чтобы шпионов ловить, он ловит человека, которого награждать надо. Кстати, он чем-нибудь награжден?» «Да, — говорят, — «Красной звездой». «Совести нет» — говорю.