Режим на Лубянке, 11 не столь строгий, как на Лубянке, 2; но самые камеры, в особенности одиночки, в смысле гигиеническом, — нечто ужасное. Без воздуха и без света — вот условия содержания в одиночках Лубянки, 11. Арестованные здесь были в вечном напряжении: близость кровавой расправы, ее каждонощная возможность в особенности ярко ощущалась на Б. Лубянке, 11, возглавляемой в своей повседневной жизни палачом Мага.

Б. Лубянка, 11 — один из тех домов, где отчаяние людей, их предсмертная тоска доходили часто до неописуемых размеров, и ряд последующих поколений будет помнить этот дом, дом в центре Москвы.

Проклятый дом, дом неизбывного человеческого страдания, неслыханного издевательства над человеческою личностью, воистину «дом красного террора».

Москва, октябрь 1921.

Ф. Нежданов.

Всероссийская «Коммунистическая охранка»

«Подмять своего противника под себя и, сидя на нем, чинить скорый суд и расправу» — это стало признаком хорошего большевистского тона во всех чекистских застенках Р.С.Ф.С.Р.

Так повелось с первых дней октябрьского переворота, когда подвалы Смольного были превращены в импровизированную тюрьму, а коммунистический синедрион, сидя тут же над арестованными, творил просто и быстро свое скорострельное правосудие.

Эта система территориальной близости судимых и судей оказалась чрезвычайно «целесообразной» и легла во главу угла деятельности всех охранок Советской Республики.

Но если в провинциальных городах чекистские застенки все еще носят на себе печать необорудованности и крайнего «технического» несовершенства, если целые кварталы небольших домиков, окруженных колючей проволокой, еще свидетельствуют о скудности чекистских ресурсов, то в Москве сразу чувствуется «чекистская столица», имеющая в своем распоряжении и большие технические возможности, и «сотрудников» с большим практическим стажем.

Москва создала исторический ныне тип «Чрезвычайной Комиссии» и потому она по праву «господствует» и задает тон всей охранной полиции.

1. Город в городе

Как известно, многочисленные учреждения столичной охранки занимают в Москве целый район в центре города, между Большой и Малой Лубянками, с целым рядом прилегающих к ним улиц и переулков. Здесь и бесконечные отделы и подотделы с «секретно-оперативными», «осведомительными», «статистическими», «датографическими» и иными функциям. Здесь рабочие следовательские «кабинеты», центры, руководящие работой целой армии провокаторов и шпионов. Здесь и тюремные помещения для уголовных преступников и «контрреволюционеров» всех мастей, полов, возрастов и национальностей, с темными карцерами, с подвалами для «сиденья» и подвалами для расстрелов, с палачами и «заведующими учетом тел» (есть и такая должность!)…

Это целый город в городе, работающий соединенными усилиями В. Ч. К. и М. Ч. К. денно и нощно.

Главный деловой аппарат В. Ч. К. занимает большой многоэтажный дом страхового общества «Россия», выходящий одним из своих фасадов на Лубянскую площадь. И здесь, на виду у Москвы, недреманное чекистское око охраняет благополучие «Республики» и подстерегает ее тайных и явных врагов.

Если смотреть на дом, занимаемый В. Ч. К. со стороны площади, то он не производит впечатления: ни колючей проволоки, ни пулеметов, ни охранников. Дом, как дом; по его тротуару мирно шествуют граждане счастливой Совдепии и только у входа стоит многозначительный часовой ее Вохры… (Так называется «Войско внутренней охраны» или, пользуясь старинной терминологией, «Особый корпус жандармов»).

Четыре года «практики» научили столичных чекистов соблюдать внешние приличия и не разыгрывать на улице кровавых мелодрам.

«Поменьше шума. Меньше внимания прохожих» вот что говорит всем своим тихий дом № 2 на Лубянской площади. Зато «по ту сторону» порога все предстает в своем настоящем неприкрашенном виде. Здесь уже не стесняются, здесь не «делают» благопристойного вида. И у входящего не возникает уже вопрос о том, к какой категории советских органов принадлежит это мирное учреждение… За закрытыми наглухо дверями и замазанными краской окнами, коммунистическая охранка творит здесь изо дня в день свое гнусное, кровавое дело!

Было бы ошибочно представить охранку сегодняшнего дня, такой, какой знала ее Москва 2–3 года тому назад — кошмарно-кровавым застенком, где пытают людей утонченными пытками, где расстреливают правых и виновных по случайной прихоти отдельных чекистов.

Конечно, это не значит, что теперь не расстреливают без суда, что теперь тысячи людей не томятся по бесчисленным лагерям и тюрьмам. Наоборот. В. Ч. К. «работает» изо всех сил и с врагами «Республики» расправляется так же легко и усердно, как прежде.

Но в этой работе появилась уже некоторая система, намек на «революционную закономерность». Появился свой быт.

Появилась даже, страшно сказать, — своя рутина. И по мере того, как из первобытного хаоса все определеннее стали выступать характерные контуры чекистской постройки, все яснее проступала на них яркая печать большевистского «гения», «Че-ка» займет по праву особое место в «истории охранок всех времен и народов».

На некоторых чертах сложившегося на Лубянке «быта», хотелось бы остановиться несколько подробнее.

2. Аресты

Прошли те времена, когда «ударной» задачей В. Ч. К. считалась охота за представителями «старого режима». Их давно уже изловили и в значительной степени уничтожили или «приручили». Только время от времени обнаруживается какой-нибудь новый «белогвардейский заговор», и тогда усиленно начинает работать соответствующий чекистский аппарат.

Вся сила «ударности» направлена последние два года на социалистические партии. Их члены составляют главный контингент политических «клиентов» В. Ч. К. и по тому естественно, на ловле этой категории «врагов республики» выработалась современная «техника арестов».

Как известно, большевики страдают «профессиональной» болезнью всех узурпаторов и насильников, болезнью, которая носит в медицине название «мания преследования». Пароксизмы ее охватывают представителей власти довольно регулярно, через некоторое количество времени. Тогда, в паническом страхе, производятся массовые аресты социалистов.

Закономерная повторяемость арестов создала определенную категорию «тюремных сидельцев», которых внезапно забирают в дни маниакальных припадков по «твердым спискам». Через несколько месяцев, так же внезапно, выпускают на все четыре стороны, чтобы затем снова арестовать.

Это так называемые «цикловики». Сами они также привыкают к периодическим переменам своего местожительства, как прибрежные жители к приливам и отливам моря. Их аресты производятся в «плановом» порядке, происходят без шума и осложнений. Их саквояжи всегда готовы к предстоящему путешествию и явившемуся представителю «секретно-оперативного» отдела остается только «просить» арестованного занять место в стоящем у подъезда автомобиле.

Значительно сложнее обстоит дело с той категорией социалистов, которые в «твердых списках» не значатся, которые по тем или другим причинам неуловимы и для изловления которых, приходится пускать в ход все средства чекистской черной магии — от шпиков и провокаторов, до облав и засад включительно. Надо отметить вскользь, что последние практикуются очень широко, и не всегда «бесполезно».

В случае «удачной» поимки такого неуловимого социалиста, на место действия выезжает с некоторой торжественностью и сопровождаемый толпой, «сам» следователь, специализировавшийся на данной группе. В кармане у него ордер на арест «всех подозрительных лиц», а в душе — тайная надежда на большой «улов».