И теперь, стоя на пристани Петродворца, они морщились не от ветра и не от бликов сентябрьского солнца, а потому, что в памяти их, забитой цифрами и буквами кода, просто не было места ни для чего другого. Ну и еще морщились оттого, что им было все же неспокойно, так как в карманах лежали блокноты, исписанные втемную корявыми цифрами: 18–34, 21–14, 23–51, 41–37…

18, 21, 23, 41 — это номера позиций на карте-схеме.

34, 14, 51, 37 — ответы: характеристики объектов.

411

34 — новый корпус ангарного типа с ворогами во всю высоту громадной торцовой стены. Видимо, в этом эллинге ведется строительство судов, которое необходимо укрыть от посторонних глаз, и значит за ним в будущем надо особо внимательно наблюдать, стараясь оказаться возле него по пути в Петродворец, но в такой момент, когда ворота будут открыты.

14— строящийся корабль на стапеле, заслоненный щитами. По той части обводов, которые удалось разглядеть, — совершенно новой конструкции.

51 —закрытая металлическим коробом конструкция на палубе ремонтирующегося на плаву катера. Странно — как может судно такого малого водоизмещения нести столь мощную конструкцию?

37 — участок берега, занятый дровяным складом. С него можно хорошо рассматривать и даже фотографировать территорию одного из заводов.

Цифры скупы. Глаз видит гораздо больше. Строящееся новое судно, мелькнувшее за щитами, такое необычное, что его невозможно описать с помощью заранее заготовленных цифр-ответов, он определил как судно новейшей конструкции. Но верно ли это? Да и «новейшее» — это уже собирательный термин. А для специалистов самое ценное — подробности. То, что Советский Союз строит корабли новых конструкций, известно и без того! Но разве можно сделать детальную запись? Даже крошечный блокнот, содержащий одни только цифры, и то уличающий документ! Дипломаты ведь не имеют права заниматься разведывательной деятельностью!

И особенно страшно, если станешь в этих условиях объектом внимания толпы — этих бдительных советских людей…

Обыскивать дипломата нельзя. Но разве толпу остановишь? От нее не заслонишься синим картонным квадратиком дипломатической карточки — стихия! Что там ей объяснишь!

И насколько легче работать в странах, где властвует капитал, где человек постоянно ощущает равнодушие со стороны окружающих. Там просто не принято вмешиваться в поведение богатых людей. Мало ли, какие причуды могут быть у господ? Хочет — пишет в открытую, хочет — засунув блокнот в карман брюк.

А в этом Советском Союзе привяжется землекоп или грузчик: «Покажи! Дай! Что ты там делал? Давай сюда фотоаппарат!» И от него не избавишься, не откупишься деньгами!

Милиция (советская милиция!) является тогда как спасение. Но и милиция может не все: толпа напирает, шум, крики, требования: «Пусть выложит! Пусть покажет, что там писал! Мы видели…»

И требуют не только мужчины, но и старухи, дети…

Ужасно!

Скорее, скорее из этого Петродворца! Дело сделано. Изменения позиций 11, 18, 21, 24 зафиксированы. Наблюдения, сделанные в прошлый приезд другим дипломатом-разведчиком на позициях 49, 63, 78, подтверждены. Найдено удобное место для фотографирования (37). Если туда проникнуть, можно укрыться за штабелем дров и поработать. Сфотографирован катер пограничной охраны. Эксперты будут довольны!

Теперь нужно снова промчаться на теплоходе вдоль невского берега (может, и еще что-либо удастся заметить) — и назад, в Москву; писать рапорт об удачной поездке.

Итак, скорее, скорее назад — в Ленинград, в гостиницу, а потом и в Москву, под защиту посольских стен.

Несколько фактов из хроники.

Помощник военно-морского атташе Соединенных Штатов Америки Рэймонд Смит прибыл в нашу страну на теплоходе «Балтика». Это случилось 2 июля 1962 года.

Теплоход шел из Лондона в Ленинград. Смит ехал всерьез и надолго. С ним вместе плыли жена и трое детей — два мальчика и девочка. Старшему мальчику шел тринадцатый год, и дети были как дети: бегали по палубе, с завистью поглядывали на матросов и капитана. У жены Рэймонда Смита всю дорогу хватало забот.

Были заботы и у Смита.

Худощавый, лет сорока, с большим лбом, он чертами лица и манерами походил на научного работника.

Держался спокойно и ровно. Так ровно, что лишь очень опытный психолог мог бы разгадать за этим постоянную настороженность.

До того как попасть в СССР, он несколько лет прослужил в аппарате Пентагона, а затем в Японии и Франции, удачно совмещая дипломатическую деятельность с разведкой. Он знал, что работать в СССР трудно, и заранее разработал ту линию поведения, которой следовало придерживаться. В Советской стране он будет вести себя как дипломат-исследователь, собирающий материал для диссертации о военно-морском флоте. В советской контрразведке — умные люди. Их не обманешь, играя рубаху-парня.

Человек, который открыто интересуется определенным кругом вопросов, в конечном счете привлекает к себе меньше внимания: с начала и до конца он логичен в своих поступках.

Но, кроме того, Смит считал себя уже достаточно крупным разведчиком-дипломатом, чтобы иметь свой собственный метод работы. Главным в нем было — применение специального фотографирования и звукозаписи. Обычно дипломаты-разведчики стараются не прибегать к этим способам. Провалишься — слишком уж бесспорными будут улики. А кому хочется быть в два счета высланным из страны, куда ты прибыл как дипломат?

Но Смит ехал делать карьеру иного рода — карьеру разведчика. И ему надо было просто достичь именно разведывательных результатов. И кроме того, он считал всех своих предшественников и коллег просто не слишком искусными и даже недостаточно смелыми людьми.

Плывя на «Балтике», он фотографировал все советские суда, которые встречались на пути, и особенно корабли, стоящие на Кронштадтском рейде.

Из Ленинграда семья Смита выехала в Москву. И это был его первый опрометчивый шаг: на судне, то есть еще за пределами СССР, он, Смит, проявлял большую активность, а попав в Ленинград, вдруг повел себя как человек, которому этот город не интересен. А ведь было бы естественным: проездом дипломат знакомится с прославленным центром культуры.

Впрочем, уже 4 июля он снова оказался в Ленинграде. Он приехал из Москвы, и с ним был коллега — помощник военно-морского атташе одной из капиталистических стран. И этот коллега провел Смита по тем улицам и набережным Ленинграда, откуда можно было наблюдать портовые сооружения и цехи судостроительных заводов. Один разведчик передавал «хозяйство» другому.

Тогда же они совершили прогулку по Неве. Сквозь прорезанные карманы плаща, засунув руки в карманы брюк, Смит записывал номера и названия судов, находившихся на стапелях, стоявших у причальных и достроечных стенок.

В этот приезд он не применял сложной техники. Плоский фотоаппарат типа «Роли» да крошечные блокнотики и карандаши длиной в полпальца, чтобы писать ими в кармане, составляли все его снаряжение.

Это были старые методы. Смит еще только осваивался.

29 июля Смит снова появился в Ленинграде. Он прибыл на финском пароходе из Хельсинки и находился во всеоружии. На подходах к Ленинграду в специальный бинокль он рассматривал маяки, навигационные знаки, радиолокационные станции, стоящие на рейде и у причалов суда. Много фотографировал. То ли безнаказанность первых шагов настроила его на такой самоуверенный лад, то ли палуба финского судна казалась ему надежной крепостью — трудно сказать.

В Ленинграде он переночевал в гостинице. А наутро, 30 июля, на одной из улиц он как бы случайно встретил американских туристов. На собственной автомашине они только что приехали из Москвы.

До самого вечера Смит разъезжал с ними по городу, то и дело оказываясь в таких местах, где не было архитектурных памятников, но куда выходили фасады заводских корпусов и научно-исследовательских институтов.

Это был точно рассчитанный ход: вдруг оказаться в Ленинграде с собственным транспортом, в компании, осмотреть все объекты. Каждый заметит немногое. Но в целом картина будет достаточно полной.