Бесконечные рапорты командованию: отправьте на разведработу. Начальник школы Карпов и комиссар Арбузов вызывали подруг, отчитывали:
— Вы комсорг, курсант Вишнякова. Просветите Воскову. Вы обе подготовили уже двести отличных радистов. Это самое нужное… Какое еще пекло вам требуется? Что вы там мусолите в руке?
— Рапорт, товарищ начальник. Прошусь в самое пекло.
Их обеих уже «высмотрели» отбирающие из партизанского штаба. Но начальник школы методично вычеркивал из списков допущенных к столу, за которым курсанты переговаривались по «морзянке» с экзаменаторами, и Вишнякову и Воскову. Тогда Сильва придумала хитрый ход, села за передатчик вместо экзаменующейся курсантки и блестяще справилась с заданием. Начальник школы ходил грознее тучи, посадил Воскову на вечер на гауптвахту, потом объявил благодарность за высокую квалификацию, а все же не отпустил.
Сильва отчаянно заносит в дневник: «Дочерью Сальмы Ивановны я достаточно побыла и пожила, нужно быть еще и дочерью Семена Петровича Воскова». Как стало потом известно, она записалась на прием к члену Военного совета фронта, впервые и гордо произнесла вслух имя отца.
— Комиссары шли впереди, — заявила она. — Почему их дети должны жить иначе?
Он внимательно посмотрел на нее, что-то прочел в глазах, улыбнулся.
— Я мог бы сказать, что этот вопрос должны решать на местах… Обязан так сказать. — И неожиданно — Что умеете делать?
Вскочила со стула, вытянулась, четко доложила:
— Я радист. Тридцать групп в минуту. Имею разряды по трем видам спорта. Изучаю сейчас два иностранных языка. Инженерное образование. Я сильная. Физически и морально вполне подготовлена к борьбе с фашизмом на самом трудном участке. — И после паузы — Разрешите доложить, все это одинаково относится к комсоргу школы радистов Елене Вишняковой.
Он сделал пометку на календаре, попрощался. Она, конечно, не могла знать, что, докладывая А. А. Жданову о событиях дня, член Военного совета назовет ее имя и скажет:
— Мало им блокады… Хотят жить еще труднее. Да, позывные революции они приняли.
Подруги ждали своего часа. По-прежнему готовили курсантов, патрулировали на Крестовском, гасили зажигалки. В дневнике Сильвы: «Как не хватает деятельного настоящего… Но прежде всего я ленинградец и глотнула наравне с ленинградцами все, что выпало на долю города».
И вот свершилось: Воскову отобрали для спецзадания. Расставание с подругой было тяжелым, Лена сказала: «Без волнений, Сивка. Я тебя догоню».
В тетрадь ложатся прощальные строки: «Мне хочется напиться лунным светом, струящимся в синеющий простор, и любоваться звездным самоцветом, и не терять улыбчатый твой взор…»
Берег Финского залива. Подготовка. Изучение почерков радиопротивника. Овладение всеми видами стрелкового оружия, подрывным делом, основами конспирации. Ее способности были оценены — чекист Сильвия Воскова будет подключена к операции особой важности.
А пока она продолжает радиопристрелку с тренерами, угадывает в многоголосье эфира почерк своего инструктора, выискивает ориентиры на местности, где ели похожи друг на друга, как родные сестры, а береговой валун — копия с того, что торчит из песка километром южнее, учится стрелять в темноте, на слух, потом по движущейся цели и тоже на слух, и тоже в кромешной тьме…
Кто-то из новичков, подметив ее упорство и тщательность, даже сострил: «Придайте ей разведроту — радистка сквозь земной шарик зубами лаз просверлит и своих прямо в Берлин выведет». Сильва услышала, вспыхнула, а парировала уже спокойно:
— Чекисту положено все делать как следует. Профессия наша, ребята, халтуры ни в чем не потерпит.
Ее перевели к инструкторам другого профиля. Здесь, в Лесном, как шутливо прозвали разведчики этот дом в память о голубом леске, маячившем на горизонте, Сильвия встретилась с Еленой Вишняковой. Казалось, они те же — заводилы бесед и песен у вечернего костра, неугомонные импровизаторы на любительской сцене, динамичные спортсменки. Но что-то новое вошло в их жизнь вместе с простым и строгим званием чекиста. Инструктор, обучая их приемам быстрого высвобождения из парашюта и свертывания шелкового полотнища, пытливо заметил: «Иным надоедает… в пятый раз одно и то же…» Лена ответила:
— Разрешите признаться… Мы мечтали о службе в этом роду войск. Шли не на спевки,
Он знал, что Восковой и Вишняковой можно довериться, и, оценив одно из их приземлений пятью баллами, попросил помочь ему в тренаже с другими слушателями.
Подругам казалось, что теперь уже ничто их не разлучит. Но пришел сорок четвертый год, а с ним — приказ командования: готовьтесь, полетите в тыл к гитлеровцам, но в разных отрядах.
…Хваленая гитлеровская армия откатывалась из России. В этот период наши органы государственной безопасности готовили специальные разведывательные группы для засылки в немецкий тыл. Целью их являлось оперативно информировать советское командование о передвижениях войск противника, вскрывать гитлеровские планы по эвакуации военных и промышленных грузов или угону на Запад гражданского населения, вовлекать советских людей, находящихся на временно оккупированной немцами территории, в борьбу с гитлеровцами и их пособниками. В состав партизанской группы «Сокол», которую возглавил Александр Кучинский, радистом-разведчиком была включена Елена Вишнякова, район приземления «Сокола»— Латвия; группе «Балтийцы», районом предстоящих действий которой определена Эстония, придавалась радист-разведчик Сильвия Воскова.
Новая дневниковая запись Сильвии: «Я не хочу вернуться в Ленинград, не сделав чего-либо существенного по ходу событий… Постараюсь не ударить в грязь лицом и быть настоящей дочкой старых большевиков». И лирический всплеск:
Она улетала первой. Истошно выла февральская пурга. Трижды поднимался в воздух самолет с отрядом, который предстояло сбросить в эстонских лесах. Группу отправляла командир авиаполка прославленный летчик Марина Гризодубова. Приметила Сильвию, подошла, притянула на секунду к себе: «Молчушка, а глаза как здорово говорят… Я в таких верю». С третьего захода отряд был десанирован. На связь радист (ее псевдонимом стало имя Лючия) долго не выходила, в разведотделе по косвенным данным установили, что группа приземлилась в точно заданном районе и углубляется в леса…
В первых числах марта вылетела группа «Сокол». Командиру представили Вишнякову за три дня до этого. Почувствовала разочарование разведчиков: не иначе— ждали парня. Веско подколола их: «Вы, мальчики, не очень-то… А то приветы семьям могу забыть передать». Шутка растопила ледок. Потом, когда увидели, сколько на нее нагружено сверх того, что тащили на себе они (рация «Север», две тяжелые батареи — формой и весом кирпичи, заппитание к рации, сверх автомата пистолет, сверх комплекта финка…), вот тогда повздыхали: «А потянешь?» — «А то нет! — смеялась она. — Тренировали знаменитости».
Выбросили их севернее озера Лубана. Нашли друг друга, как дятлы, — перестуками. Выбрали место для базы на берегу Айвеексты. Река не замерзла — и в этом была дерзость расчета: с какого бы берега ни нагрянули каратели — разведчики могли сразу перебраться на противоположную сторону реки.
Но долго отсиживаться им не дали. За одной карательной экспедицией, от которой они укрылись, нагрянула вторая, более массированная. Шел уже май.
Решили отсидеться в болоте. Забрались в такую трясину, что уж не надеялись выбраться. Однако выбрались. Где бесшумно, а где с боем.
Радиста все берегли, Лену это давило, мучило. И жаловаться было некому — приказ Центра был неумолим. Она работала безукоризненно точно, и ее радиопристрелка не раз отмечалась Центром как классная работа. Но этого ей было мало, хотела поработать и автоматом и «ТТ». Случай представился. Отряд был приглашен отметить национальный латышский праздник на одном из хуторов. Решили, что пойдут не все — выделили двенадцать человек, включая командира и радиста. Подходили к первым домам, когда нарвались на засаду (волостной староста и его брат-полицай успели предупредить гестапо). Пулеметная очередь скосила сразу троих. Разведчики прижались к земле, начали отход. Лена отстреливалась сноровисто, четко. Поймала себя на мысли: «Предателей накажем!» Группе удалось выбраться в лес. «С боевым крещением, радист! — мрачно прокомментировал командир, пересчитав живых. — Доложи Центру, что приказ его насчет тебя малость нарушен».