Лежавший рядом с ним Федор тоже не мог заснуть. Его беспокоила судьба Тимофеева. «Что делать? Отправить капитана на Большую землю пока нет никакой возможности. А что, если устроить его у Симы?» К этой мысли Верный возвращался уже не раз. Однако имеет ли он право доверить жизнь товарища, офицера-разведчика еще недостаточно знакомой женщине, о которой он знает только то, что она сама рассказала о себе? А что, если она подведет разведчиков, вольно или невольно выдаст их? Ведь тогда погибнет не только Тимофеев, но и вся группа. Федор вспомнил до мельчайших подробностей все встречи с Симой, все разговоры с ней, ее наружность, поведение, ее лицо и глаза. Нет, ничего подозрительного в этой спокойной, выдержанной и ласковой женщине не было.
Прошел еще день. Вечером, отправив разведчиков на выполнение боевого задания, Федор вместе с Толей Добровольским привел капитана Тимофеева в дом Симы. Семья Кляцких еще не спала. Сима купала ребенка, а Алексей, ее муж, ужинал. Увидев больного человека, Сима забеспокоилась. Быстро домыв малыша, она уложила его спать и все свое материнское внимание перенесла на Тимофеева. Федор не стал терять времени даром.
— Можете ли вы, Сима и Алексей, — обратился он к супругам, — взять к себе в дом больного? Положение у нас тяжелое, поэтому мы и пришли к вам за помощью. Мы доверяем вам не только Тимофеева, но и свою жизнь.
Кляцкие ответили не сразу. Сима вспомнила, как не один раз приходилось ей выручать из беды своих товарищей. До войны, когда она работала комбайнером в МТС, был случай с ее сменщицей. Девушка получила тяжелую травму ног, для спасения ее жизни срочно требовалась кровь, и вот тогда вместе с другими комсомольцами в больницу пришли Сима и Алексей. Кровь Симы оказалась самой подходящей. Потом она вспомнила, как однажды в детских яслях вспыхнул пожар и они с Алексеем, рискуя жизнью, борясь с огнем, спасли жизнь многим детям.
Во власти нахлынувших воспоминаний, взволнованная оказанным доверием, Сима встала из-за стола, закрыла лицо руками и неожиданно громко заплакала. Не от горя плакала женщина, нет. Она плакала от радости, что эти сильные, смелые, бесстрашные люди доверяют им, просят их помощи.
Алексей был тоже взволнован. Глядя на сидящих перед ним мужчин, он думал о том, что там, на Большой земле, у них остались, наверное, матери, жены и дети. Пригладив рукой волосы, он встал и торжественно произнес:
— Мы с Симой комсомольцы, были и останемся ими.
И любое ваше задание выполним с честью.
Сима подошла к мужу, привычно положила руку ему на плечо и, глядя на Федора ясными, еще влажными глазами, проговорила:
— Спасибо вам за доверие.
Долгую ночь провели друзья в гостеприимном доме Кляцких. Хозяйка накормил? их горячими галушками, устроила на печи за занавеской удобную постель для Тимофеева. На случай опасности разведчики сделали для капитана небольшую нишу в стене погреба и заложили ее досками.
Прощаясь с Тимофеевым и Кляцкими, Федор обещал наведываться, но не часто, чтобы не привлекать чьего-либо внимания. Сегодня яснее, чем раньше, Верный понял: «Сима и Алексей наши, советские, комсомольцы».
На рассвете 28 сентября группа разведчиков вышла на очередное задание. В это время невдалеке проходило стадо коров. Пастух заметил разведчиков, остановился и долго всматривался в «сиреневый островок». Оставаться дольше на этом месте было нельзя. Вечером разведчики по одному — по Два перешли в дом Симы.
Дом Кляцких отличался от других построек своей скромностью. Тот, кто ехал по дороге, идущей из Таку-Эли в Тереклы-Шейх-Эли, не мог и подумать, что в таком невзрачном, маленьком домишке могло разместиться больше десяти человек.
Чтобы было безопаснее, разведчики вместе с Алексеем Кляцким сделали в доме небольшую перестройку. За кухней, в маленькой пристройке, служившей раньше кладовой, они соломенной стеной отгородили для себя помещение, в которое можно было попасть только через отверстие, сделанное внизу, под стеной. Свет проникал туда через щель между соломенной стеной и потолочной балкой. Когда в селе появлялись немцы или полицейские, разведчики перебирались в это укрытие и затыкали отверстие снопом соломы.
Сима и Алексей вместе с разведчиками поочередно вели наблюдение. В кухне имелось маленькое окошечко, которое использовалось как сигнальное. Если свет от коптилки освещал все окошко, то это означало, что чужих в доме нет, и разведчики, возвращавшиеся с задания, могли свободно войти. Если окошко было открыто наполовину, значит, в доме посторонние и входить нельзя. Если окошко совсем закрыто и света в кухне нет, разведчик не должен был не только входить в дом, но даже близко подходить к нему. В таком случае следовало немедленно искать для себя другое надежное укрытие.
С первых же дней этой рискованной работы Сима проявила себя бесстрашной патриоткой, активно принимавшей участие во многих разведывательных операциях.
Она подробно рассказала Федору о тех, кого в поселке нужно бояться и кто может предать честного советского человека. В первую очередь Сима назвала семьи Шаврина, Мискина, Абия и Ковалева. Они открыто враждебно настроены против Советской власти, продались гитлеровцам, защищают фашистский «новый порядок», всюду рыскают и «вынюхивают» партизан, разведчиков и бежавших из плена советских людей. Агент, провокатор, шпион Шаврин был постоянным доносчиком в гестапо и сообщал гитлеровцам обо всех патриотах и обо всем происходящем в поселке. На счету у Мискина имелось уже тридцать человек — бежавших из плена советских воинов и партизан, которых он лично выдал и доставил в зуйскую немецкую жандармерию. За каждого советского патриота, выданного гестапо, Мискин и Шаврин получали от зуйской полиции вознаграждение — по пятьдесят марок. Там, где появлялись эти выродки, начинались массовые аресты, расстрелы и грабежи.
— Как бы я хотела, — сказала как-то Сима, — чтобы эти кровопийцы полностью ответили за свои злодеяния, и как можно раньше.
Захват «языка»
29 сентября Илюхин получил приказ от командования во что бы то ни стало захватить «языка» для уточнения имеющихся данных о противнике.
Федор понимал, что не любой «язык» нужен был командованию. Речь шла о таком пленном, который мог бы дать ценные сведения. Кроме того, провести эту операцию следовало настолько умело и осторожно, чтобы после нее разведчики могли по-прежнему работать, добывать новые сведения, новых «языков», подрывать тыл врага. Нельзя было ставить под удар всю разведывательную группу.
Володя Пропастин предложил два плана захвата «языка». Один из них заключался в том, чтобы устроить засаду на шоссе недалеко от Зуи, совершить нападение на легковую немецкую машину и захватить пленного. По второму плану одному разведчику надо было переодеться в форму немецкого регулировщика и задержать нужную машину.
Оба плана предполагали открытый бой с гитлеровцами, что привело бы к обнаружению разведчиков и прекращению на неопределенное время их работы, поэтому Федор отказался от обоих вариантов. Он считал, и небезосновательно, что для выполнения этой задачи нужна помощь кого-либо из местных жителей.
Однако привлекать посторонних к столь серьезному делу было также небезопасно. А что, если они окажутся нечестными, завлекут разведчиков в ловушку? Илюхин долго думал, долго прикидывал и наконец решил, что главную роль в операции по захвату «языка» должна сыграть Сима.
В преданности ее он уже не сомневался. Возможности у нее имелись. В дом к Симе часто заезжали гитлеровцы, а некоторые даже относились к ней с доверием. И уж кто-кто, а она-то хорошо понимала, какого гитлеровца следовало захватить.
Сима с радостью согласилась помочь разведчикам. Вместе с Федором они подробно разработали план действий и решили не терять ни минуты. Сразу же после разговора Сима отнесла сынишку в соседнюю деревню к тете, сказав, что уезжает в Симферополь за продуктами.