Среди перемещенных лиц, людей по большей части малообразованных, выделялся русский инженер, вывезенный немцами вместе с женой. Понимая, что после репатриации их с женой сразу разлучат и отправят в разные лагеря, он умолял англичан разрешить ему и жене присоединиться к группе нерусских пленных, уходившей вместе с английскими войсками. Чоунеру очень хотелось помочь этому симпатичному человеку, но приказ не давал ему такой возможности, и инженеру пришлось разделить участь прочих обитателей лагеря. О судьбе таких, как он, сведения отсутствуют, однако один из офицеров, коллег Чоунера, покидавший лагерь в числе последних, вспоминает, что новоприбывшие комиссары в это самое время уже руководили возведением огромных виселиц. Виселицы были весьма подходящим символом коммунистической власти, и предназначались отнюдь не для украшения. А вот бывшие жители прибалтийских республик, оккупированных СССР, не подлежали репатриации, и капитан Чоунер специально проследил за тем, чтобы их своевременно вывезли из лагеря *707.
Для Верховного командования союзных войск наличие такого огромного числа русских представляло большую проблем) и не только потому, что их надлежало кормить и обеспечивать крышей над головой. В воспоминаниях о первых месяцах мира неизменно повторяются рассказы о повальном пьянстве, о насилиях и грабежах, которыми занимались освобожденные русские. Около русского поселения русских рабочих, например, была зверски изнасилована и изуродована дочка фермера, — и таких историй было немало *708.
Британским и американским военным, занимавшимся репатриацией, последняя должна была казаться единственным способом управиться с этой дикой ордой. Да и что другое могли предложить союзники? Многие понимали, что жить в Советском Союзе трудно, даже страшно. Но как было не прийти к выводу, что таких людей способен держать в узде только жесткий режим! С друге стороны, лишь немногие русские решительно отказывались возвращаться. Вероятно, многие догадывались о том, что ждет их в СССР, но уж слишком были они замордованы, слишком привыкли к тому, что их все время куда-то гонят, награждая вместо объяснений ударами и пинками, и поэтому не представляли себе, что могут чего-то добиться протестами. Нередко сами обстоятельства отбытия этих русских подтверждали их неизбывное варварство. Генерал Вильсон и другие очевидцы вспоминают:
Обычно перед отъездом из лагеря русские [перемещенные лица] все крушили… явно находя особое удовольствие в ломке мебели, автомашин, порче электроприборов, битье окон и вообще уничтожении всего, что легко и с большим шумом поддавалось уничтожению.
Вильсон объясняет эту страсть к разрушению ненавистью ко всему немецкому. Однако нам представляется более правдоподобным объяснение поляка, длительное время соседствовавшего в камере на Лубянке с русским. Поляка поразило отсутствие у его соседа инстинкта собственности и уважения к вещам, непригодным для немедленного употребления. Это в какой-то степени может объяснить, почему советская армия разрушает все на своем пути. Солдаты просто не отдают себе отчета в ценности плодов труда поколений и не понимают, что, уничтожая такие вещи, наносят непоправимый вред цивилизации. Эта варварская точка зрения дает им большие преимущества в войне. *709.
Точно в таких же словах еще Геродот мог бы описать какое-нибудь дикое племя гиперборейцев.
Варвары ли в России установили режим или режим породил и воспитал варваров — особый вопрос. Как бы там ни было, но большинство английских и американских офицеров с облегчением воспринимали отъезд своих необузданных подопечных, нимало не задумываясь над их дальнейшей судьбой. Сомнения и раздумья возникли после первых, проведенных в спешке, майско-июньских операций. Число перемещенных лиц значительно сократилось, а сопротивление репатриации стало более открытым — быть может, потому, что каким-то образом просочилась информация о судьбе репатриированных, а может, напоследок остались те, кто был особенно тверд в решении не возвращаться. До сих пор случаи открытого сопротивления среди перемещенных лиц были относительно редки. Полковник Верной МакТукин, в мае 1945 года назначенный штабным офицером в американскую 94-ю пехотную дивизию и отвечавший, помимо прочего, за 55 тысяч русских перемещенных лиц, вспоминает, что большинство возвращалось на родину добровольно и в мае 1945 года американским солдатам не пришлось применять силу *710.
В соглашении, заключенном Клеем и Жуковым 20 июня, оговаривалось, что в районах, подлежащих передаче в советскую зону оккупации, советские граждане остаются в местах пребывания; помимо этого, в советскую зону будет переведен новый контингент перемещенных лиц, находившихся западнее. Артиллерийский офицер Джеффри Данн руководил «перевозкой русских… в Магдебург, тогда еще входивший в британскую зону; там их разместили в лагере, где им предстояло дожидаться передачи этого района советским властям по окончательном уточнении границ оккупационных зон» *711. Всего союзники перевели в район, ставший 4 июля советской оккупационной зоной, 165 тысяч таких советских граждан, и через 10 дней утроба советского государства поглотила их. Всего к этому времени союзными войсками было выдано 1584 тысячи человек, и число выдаваемых ежедневно становилось все меньше и меньше *712. В то же самое время союзные офицеры стали замечать, что некоторые репатрианты не желают возвращаться. Вот что пишет английский лейтенант Майкл Бейли:
Нам пришлось ходить по фермам, собирать работавших там русских, — и нас немало смущало, когда эти люди, в основном немолодые, бывшие буквально рабами на немецких фермах, падали перед нами на колени, молили разрешить им остаться здесь и плакали — не от радости, но от горя, — узнав, что их отсылают назад в СССР… Мы не могли этого понять, но поляки — вероятно, из танковой дивизии — сказали нам, что в Германии русским крестьянам живется лучше, чем на родине, и поэтому нам лучше всего оставить их. *713.
Поведение советских представителей в западной зоне могло бы послужить прекрасной иллюстрацией официальной советской позиции. Офицер инженерных войск майор У. Томпсон занимал в ту пору пост, который давал ему идеальную возможность для того, чтобы составить самое широкое представление о репатриационных операциях летом 1945 года. В его задачу входило поддержание связи со штатом немецкой железной дороги, поставляющей подвижной состав для перевозки тысяч русских рабочих из Рура. Их сажали на поезд на сортировочной станции в Вуппертале. Местом назначения был Магдебург, который теперь находился в советской зоне. Томпсон пишет:
Вагоны, в которых ехали репатрианты, были украшены гирляндами, вымпелами и портретами Сталина, оркестр играл патриотические мелодии. Но отправление поездов неизменно задерживалось из-за трудностей, возникавших при посадке — сначала в грузовики, а затем и на поезд, когда русские прятались под вагонами или в других укромных местах. Многие изо всех сил сопротивлялись посадке на поезд, и во всех составах два-три вагона выделялись специально для смутьянов и были надежно закрыты снаружи, так что побег исключался… Тем не менее ко мне поступали рапорты о побегах с каждого поезда и сообщения о самоубийствах и убийствах, совершенных в дороге. Немецкие железнодорожники также сообщали, что из поездов с репатриантами, где была советская охрана, стреляли по стоявшим на платформах станций, мимо которых проходили поезда. Поэтому немцы стали заранее извещать начальников станций о приближении поезда, с тем чтобы на платформах никого не было *714.