Изменить стиль страницы

Весьма своеобразной и, я бы сказал, знаменательной была реакция Александры, сестры Зои Федоровой, на ее рассказ о событиях того вечера.

«Они сидели за круглым столом, пили чай, и Зоя как бы между прочим заметила:

— Я сегодня познакомилась с одним очень интересным американским офицером. Он попросил мой телефон.

— И ты дала? — сузились глаза Александры.

— Конечно. Я же сказала, что он мне очень понравился.

— Идиотка!!!

«Не надо было рассказывать, — подумала Зоя».

Потом были встречи, походы в рестораны, признания в любви и длинные, сладкие ночи… Но счастье было недолгим. Зое пришлось уехать на гастроли, а Тейта объявили персоной нон грата и выслали из страны. Попрощаться они не смогли, но прощальное письмо Тейт успел написать. Оно сохранилось:

«Моя Зоечка.

Сегодня утром ты уехала на гастроли. Сегодня же утром мне вручили предписание покинуть твою страну. Никаких причин указано не было, тем не менее я должен покинуть страну в течение 48 часов. Я думаю, что твои гастроли и мое выдворение были согласованы заранее — с целью разлучить нас. Хочу верить, что это не обернется для тебя бедой. Они просто не хотят, чтобы мы любили друг друга…

Но будущее принадлежит нам. Пока мы любим друг друга, нас никому не разлучить… Я вернусь к тебе.

Джексон».

Все это конечно же было хорошо известно полковнику Лихачеву, но обвинительного заключения из любовной истории не состряпаешь, поэтому он подбирался к Зое Алексеевне совсем с другой стороны.

— На предыдущих допросах вы отрицали совершенные вами преступления против советской власти. Учтите, ваша преступная деятельность следствию известна, и, если вы не станете рассказывать об этом, мы будем вынуждены вас изобличать, — угрожающе начал он.

— Изобличать меня не надо, — испугалась Зоя Алексеевна. — Оказавшись в тюрьме, я пересмотрела всю свою жизнь, все свои настроения и связи и пришла к выводу, что заключение меня под стражу является правильным.

Удержаться от комментария просто невозможно! Как хотите, но мне кажется, что эта выученная наизусть фраза явно не ее: и стиль не ее, и слова не из лексикона актрисы. Скорее всего, начали приносить свои плоды те самые допросы (а они допускали и физические меры воздействия), протоколы которых не велись.

— А конкретнее, — подтолкнул ее полковник. — В чем вы признаете себя виновной?

— В том, что на протяжении последних лет проявляла резкие антисоветские настроения и высказывала намерение любыми путями выехать в Америку… Как я уже говорила, отцом моего ребенка является Джексон Тейт. Хочу откровенно сказать, что мною руководила мысль с помощью ребенка привязать Тейта к себе и, если представится возможность, уехать с ним из Советского Союза в США.

— Он обещал на вас жениться?

— Ему еще надо было развестись… Но он не раз говорил, что будущее принадлежит нам. Правда, моя сестра Мария придерживалась другого мнения: она советовала не думать о женитьбе, а добиться от Тейта получения денег на содержание ребенка — ведь жена Тейта владелица нескольких заводов по производству стали, и этому состоятельному семейству ничего не стоило перевести на мой счет крупную сумму. Приняв решение, я попросила Иган передать Тейту письмо, в котором я сообщала о своей беременности. Он в это время был в США, но ответа я почему-то не получила. Тогда я передала письмо через Холла. Но он Джексона не нашел, объяснив это тем, что тот уехал куда-то на Тихий океан. Я на этом не успокоилась и после рождения Виктории нашла возможность переслать в Америку ее фотографии, но так и не знаю, дошло ли все это до Тейта. Должна заметить, что в Москве об этих письмах никто не знал, так как отцом Виктории был объявлен мой муж Рязанов.

Самое странное, Рязанов против этого не возражал. Арестованный несколько позже, на одном из допросов он показал:

«В конце июля 1945 года Федорова по секрету сообщила мне, что беременна от сотрудника американской военной миссии капитана 1-го ранга Джексона Тейта, который уже уехал в США. Мы условились, что в качестве отца ребенка она будет называть меня. Я пошел на это потому, что тоже высказывал желание уехать в Америку и надеялся осуществить этот план с помощью Федоровой».

— С этим ясно, — прихлопнул бумаги Лихачев. — А в чем еще вы признаете себя виновной?

— Говоря откровенно, сборища в моей квартире нередко носили откровенно антисоветский характер. Собираясь вместе, мы в антисоветском духе обсуждали внутреннюю политику, клеветали на материальное благосостояние трудящихся, допускали злобные выпады против руководителей ВКП(б) и Советского правительства. Мы дошли до того, что в разговорах между собой обсуждали мысль о свержении Советского правительства. Например, артист Кмит (он сыграл роль Петьки в фильме «Чапаев». — Б. С.) в ноябре 1946 года заявил, что его враждебные настроения дошли до предела, в связи с чем он имеет намерение выпускать антисоветские листовки. Я и моя сестра Мария тут же выразили готовность распространять их по городу.

Думаю, что не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что эти признания записаны явно с чужого голоса. Ну разве может артистка произнести такой малограмотный перл, как «клеветали на материальное благосостояние трудящихся»? А Кмит, он что, сумасшедший, чтобы не понимать бессмысленности затеи с листовками?

Нет, все эти формулировочки родились в профессионально отшлифованном мозгу следователя, в этом нет никаких сомнений. Кстати говоря, много лет спустя это подтвердится. Выяснится, что протоколы допросов во многом сфальсифицированы, что следователи не только задавали вопросы, но и сами на них отвечали, «вставляя в мои ответы термины, один ужаснее и позорнее другого», как напишет Зоя Алексеевна. Полковник Лихачев, сам к этому времени арестованный, будет стоять насмерть и, давая показания, станет утверждать, что недозволенных приемов на допросах не применял; не исключено, что именно поэтому его отстранили от следствия и дело Федоровой передали Соколову, который довел его до конца. А пока что следствие шло полным ходом, и полковник подводил Федорову к самому главному.

— Материалами следствия установлено, — сказал он, — что одними разговорами дело не ограничивалось. Какие конкретные методы борьбы против советской власти вы обсуждали?

То, что скажет Зоя Алексеевна через секунду или что ее заставят сказать, настолько ужасно, что я просто поражаюсь, как она могла подписать этот протокол! Неужели она не понимала, что подписывает себе смертный приговор?!

— Мне тяжело и стыдно, но я должна сказать, что в ходе ряда враждебных бесед я высказывала террористические намерения против Сталина, так как считала его основным виновником невыносимых условий жизни в Советском Союзе. В связи с этим против Сталина и других руководителей ВКП(б) и Советского правительства я высказывала гнусные клеветнические измышления — и в этом признаю себя виновной.

Все, ловушка захлопнулась! Теперь Зоя Федорова была обречена. Признать себя виновной в подготовке террористического акта против Сталина — это, как я уже говорил, подписать себе смертный приговор. Следователи конечно же ликовали: раскрытие покушения на вождя — это большая заслуга, которая, несомненно, будет замечена руководством.

А если учесть, что во время обыска на квартире Федоровой был обнаружен браунинг, то вот оно и орудие убийства. И не имеют значения слова подследственной о том, что пистолет подарил знакомый летчик в память о поездке на фронт: пистолет надо было сдать, а раз не сдала, то сама собой возникает статья об ответственности за незаконное хранение оружия. Это как минимум. Но у следствия нет никаких сомнений, что браунинг можно было использовать при покушении на Сталина. Тем более что одно время у Федоровой хранился куда более мощный маузер. Рязанов его, правда, сдал, но почему-то лишь в 1946-м, и от своего имени. Федорова, по его словам, была страшно возмущена, что лишилась маузера. Так что все сходится: Зоя Федорова организатор покушения на Сталина.