— Неужели? Кто же вы такой? — ехидно спросил я его.

— Я? — такой вопрос страшно удивил его.

Он повернулся к своим почитателям и пожал плечами, словно хотел сказать, что здесь они видят восьмое чудо мира — человека, который не узнал великого Кинг Конга.

— Кто я? Удивляюсь, полковник, каждый знает, кто я, — зарычал он. — Я живу в Виттукском замке, в штабе голландского Движения сопротивления.

Он глубоко вздохнул. При этом его широкая грудь поднялась так высоко, что пуговицы, казалось, должны были вот-вот слететь с его рубахи.

— Я… Я — Кинг Конг!

— Я знал только одного Кинг Конга, — мягко ответил я. — Это была большая матерчатая обезьяна. Ее, как вы знаете, показывали в кино.

В толпе захихикали. Кинг Конг стиснул зубы и сжал кулаки. В этот момент он действительно был очень похож на своего тезку. Моя рука машинально потянулась к вальтеру, который я всегда носил с собой в кобуре. Если бы этот человек схватил меня своими ручищами, он разорвал бы меня напополам с такой же легкостью, с какой он мог переломить палку. Но он лишь недовольно посмотрел на меня.

Я продолжал наступать.

— Вы не капитан голландской армии и не имеете права носить эти знаки различия, — сказал я.

Приблизившись к Кинг Конгу, я сорвал с его рукава матерчатую повязку с тремя золотыми звездами.

Его неандертальская челюсть опустилась вниз, а лицо заметно побледнело. Теперь моя рука лежала на рукоятке пистолета: в приступе бешенства Кинг Конг мог броситься на меня. Но он отступил назад. И какую-то минуту великий Кинг Конг выглядел провинившимся школьником. Но вдруг, словно очнувшись, он закричал:

— Вы не имеете права так обращаться со мной! Я буду жаловаться! Я напишу в Виттукский замок!

Он ушел, оставив девиц и толпу обожателей, пораженных его внезапным уходом.

Такой была моя первая встреча с Кинг Конгом. В обычной обстановке я был бы рад приветствовать его как одного из легендарных руководителей голландского Движения сопротивления. Этот человек вырвал из рук гестапо десятки беженцев и союзных летчиков, сбитых над оккупированной Голландией, тайно переправив их в Англию. Он причинил большой ущерб нацистским охранным отрядам, отличавшимся своей жестокостью, и не раз обводил вокруг пальца немцев, пытавшихся заманить его в ловушку. Если бы Кинг Конг вежливо попросил меня пропустить его в лагерь, я с удовольствием принял бы его и даже распил бы с ним бутылочку старого доброго вина. Но, будучи начальником лагеря, я не хотел давать заключенным и охране плохой пример. Я не мог позволить гражданским лицам, как бы знамениты они ни были, нарушать воинские инструкции и уставы.

Позже мне показалось, что я был слишком груб с Кинг Конгом. Такое публичное унижение известного всем человека могло навлечь на меня разные неприятности. Может быть, Кинг Конг просто не знал принятых в армии порядков? Не вел ли я себя еще хуже, чем он?

Вдруг интересная мысль пришла мне в голову. Почему он так быстро стушевался? Прославленный герой, окруженный толпой почитателей, даже если он чувствовал свою неправоту, должен был защищаться. Кинг Конг же, которого публично осмеяли, не смог сказать ничего вразумительного. Он лишь угрожал пожаловаться при первой же возможности. Его поведение было по меньшей мере странным для человека с такой репутацией. Может быть, этим человеком следовало заняться?

Возвратившись в штаб, я послал, за помощником. Это был замечательный парень. Он служил во французском иностранном легионе и как шпион был заслан в Танжер. Он обладал удивительной памятью: не забывал мельчайших подробностей, касающихся Движения сопротивления во всех странах Европы и шпионов, которые работали по обе стороны линии фронта.

— Вильгельм, — обратился я к нему, — ты что-нибудь знаешь о Кинг Конге — одном из руководителей Движения сопротивления?

Его лицо стало сосредоточенным. Через минуту он рассказал мне следующее.

— Его настоящее имя Христиан Линдеманс. Он родился в Роттердаме. Сын владельца гаража, бывший боксер и борец. Ходили слухи, что он убил несколько человек. У него десятки любовниц. — Он хитро улыбнулся. — Хотите, я назову их имена?

Я покачал головой.

— Что-нибудь еще?

— Да, сэр. Он старший из четырех братьев, и все они участники Движения сопротивления.

— И все они живы? — спросил я.

Но здесь память изменила Вильгельму. Он пошел в комнату, где хранились архивные материалы, просмотрел несколько дел и наконец нашел нужное. Вернувшись, он сообщил:

— Все они живы. Самый младший вместе с танцовщицей кабаре Вероникой, которая здесь числится как любовница Линдеманса, попал в руки гестапо. Они работали на одном маршруте побега.

Он пробежал глазами одну из страниц дела.

— Затем и он и она были освобождены.

— Что?

Он пожал плечами.

— Здесь написано, что они были освобождены. Конечно, довольно странно, что немецкая разведка выпустила их на свободу, не так ли?

— А что еще там написано? — спросил я.

Мое нетерпение возрастало. Я стал подозревать что-то недоброе.

— Сам Линдеманс был арестован немцами во время облавы несколько недель спустя… Ему прострелили легкое. Но позже товарищи освободили его из тюремного госпиталя во время ночного налета.

— И много было убитых?

— Один эсэсовец был убит и двое ранено. Этот отряд понес очень большие потери. Линдеманс и двое его друзей бежали. Остальные сорок семь человек были убиты. Немцы напали на них, когда Линдеманс со своими бойцами покидал госпиталь.

— У меня создается впечатление, что немцы знали о готовящемся налете, — сказал я, медленно произнося слова.

Вильгельм внимательно посмотрел на меня. Глаза его сузились. Он догадался, на что я намекал. Он молча кивнул.

— Я возьму у тебя это дело на два-три дня, — сказал я, беря в руки лежавшую на столе папку. — И если мне повезет, я добавлю к нему пару страниц. Утром я уеду в Брюссель…

В Брюсселе я без особого труда разыскал мужчин и женщин, хорошо знавших Линдеманса. Мне даже пришлось отделываться от десятков людей, которые, как они заявляли, были с ним близко знакомы. Национальный герой Голландии, Линдеманс был широко известен в Бельгии, и многие тщеславные люди называли себя его друзьями. Но меня не интересовали люди, которые всего один-два раза встречались с Кинг Конгом, но считали себя его друзьями. Я хотел встретить людей, которые хорошо знали Линдеманса по работе.

После долгих поисков я напал на след такого человека. Мы встретились с ним в кафе «Ведетт». После непродолжительного, но приятного разговора я понял, что он действительно хорошо знал Линдеманса и сталкивался с ним по работе.

— Вы один из тех счастливчиков, которые остались в живых после налета на госпиталь? — спросил я его.

— Нет, к сожалению, я не был в том отряде… А этот сувенир получил месяц спустя.

Он снял свой довольно грязный черный берет и не без гордости показал мне шрам на голове.

— Вам повезло, — заметил я.

— Да, сэр, была бы мне крышка, если бы пуля прошла на два-три сантиметра ниже, — сказал он, ухмыльнувшись.

— Как все это произошло?

— Мы готовили мост к взрыву. Только было я наклонился, чтобы вставить взрыватель в заряд под опорой моста, как вдруг, — он быстро защелкал пальцами, — пули засвистели вокруг. Фашисты каким-то образом узнали о нашем плане и устроили нам засаду. Внезапный резкий толчок сбил меня с ног, и я полетел в реку. Некоторое время я плыл под водой, пока течение — а в этом месте оно было очень быстрым — не отнесло меня далеко от этого проклятого места. Кинг Конг молодец! Он был все время у них на виду, а потом вдруг исчез… Но другие… — Он пожал плечами.

— Из чего они стреляли? — спросил я. — Из пулеметов?

— Как ни странно, но не из пулеметов. Казалось бы, для такого дела они должны были взять пулеметы, но ничего подобного, немцы стреляли из снайперских винтовок. Они подстреливали нас, как куропаток. Всех восьмерых, кроме Кинг Конга. Они никак не могли попасть в него. Этот человек, видно, родился под счастливой звездой!