Так как мой отдел занимался сбором и обработкой информации, а не отдавал приказы, я не мог ожидать, что на своей должности смогу получить какую-либо жизненно важную информацию. Потому я тщательно изучал возможности получения материала из канцелярии Аммера. Я близко с ним подружился, причем искренне, потому что он был очень славным парнем, и у нас вошло в привычку раз в день встречаться с ним в его бюро. Потому все его коллеги — а там было пятнадцать или шестнадцать служащих — перезнакомились со мной, хорошо запомнив мое имя и внешний вид, потому я мог заходить в его бюро без вопросов. В его бюро было три комнаты. В большем помещении сидели обычные клерки, в углу от него размещалась маленькая комната, где работали военные клерки. Здесь готовились самые секретные документы. Туда не мог входить никто, кроме Аммера, его личного секретаря и нескольких офицеров из Генерального штаба. Третья комната была кабинетом Аммера, соединявшаяся дверью со второй. Потому моей первой задачей было получить доступ в эту «тайную комнату». Это было легко, поскольку ею заведовал Аммер, а он был моим другом. Кроме того, мне очень помогало, что мой знаменитый побег из Англии сделал меня популярным среди канцеляристов. Ведь солдаты, занятые бюрократической работой, всегда с восхищением смотрели на людей, действительно рисковавших жизнью.

Дня за три до Рождества 1915 года мы с Аммером беседовали за ужином. Нас обоих ожидал отпуск. Я со своей стороны не стремился на отдых, но зато Аммер очень хотел уйти в отпуск. Он пожаловался, что похоже его надежды на отпуск окажутся напрасными, потому что его шеф, то есть Фалькенхайн, очень занят последние дни, собирая данные об обстановке и составляя прогнозы будущих операций. Все это, говорил Аммер, нужно будет напечатать и разослать множеству людей. А это очень ответственная работа, которую он лично должен контролировать. Аммер надеялся лишь на то, что Фалькенхайн сделает свою работу быстро.

Разумеется, меня это очень заинтересовало. Каждый раз, входя в офис Аммера, я старался держать глаза широко открытыми. Спустя два дня, когда я зашел к ним, чтобы вмести пойти на обед, Я застал его в конфиденциальном кабинете. Большой стол был завален бумагами, которые только что напечатал один из служащих. Аммер внимательно читал каждый листок, сверяя с образцом, лежавшим сбоку. Мне не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться, что это и есть тот самый доклад, о котором он говорил. Точно так же мне не нужно было быть Государственным министром, чтобы понять, насколько важен этот документ — вероятно, эта была та цель, ради которой я мог бы рискнуть своим положением.

— Что случилось? — спросил я Аммера, выглядевшего чрезвычайно озабоченным.

— О, этот чертов доклад Шефа, — сказал он. — Мне нужно закончить его сегодня вечером. Я боюсь, что мне придется сегодня отложить обед на час или даже больше.

— Могу ли я тебе помочь? — поинтересовался я.

— Мне очень бы этого хотелось, — вздохнул Аммер. — Но мне приказано не показывать его никому из моих служащих, кроме старшего доверенного писаря, потому мне приходится самому заниматься всеми оставшимися канцелярскими делами. Я как раз заканчиваю сверку текста, но теперь мне придется пронумеровать копии.

Я сел рядом с ним. Если бы только я смог достать одну из этих копий, как сделал бы шпион в романе! Но я тут же отказался от этой мысли. Это было просто невозможно. Все копии тщательно подсчитаны. Все должны быть пронумерованы и разосланы важным адресатам, которые перечислялись в секретном реестре. Пронумеровав копию, Аммер отмечал адресата в этом реестре. Похитить копию было нереально, но, по крайней мере, если я помогу Аммеру пронумеровать страницы, я смогу взглянуть на ее содержание.

Так я и поступил. Аммер называл мне номер из регистра, я писал его на верху каждого листа. На пишущей машинке было напечатано семь копий, и каждую нужно было пронумеровать отдельно. Я старательно выписывал цифры самым лучшим почерком — что позволяло, как минимум, задерживать свой взгляд на каждой странице. И когда я догадался о содержании доклада, у меня на голове едва волосы не встали дыбом от удивления. Да, это была информация наивысшей важности.

Однако все было не так просто. За время, пока я пронумеровывал все страницы, я достаточно хорошо запомнил то, что написал Фалькенхайн. Я немедленно понял, что для союзного командования эти сведения представляют жизненный интерес. Но для меня важно было получить хоть какое-то документальное доказательство моего донесения. Очень немногие разведки верят на слово агента — поскольку оно может быть только его мнением, каким бы надежным ни был этот агент. [13] Перед тем, как действовать на основе полученной информации, информацию нужно проверить. Как я говорил, стащить одну из копий не было никакой надежды, но я за время своих прежних посещений уже подметил аккуратность и опрятность, свойственные пожилому солдату, занимавшемуся этой канцелярской работой.

Обычно секретари используют копирку двумя способами, когда печатают длинный доклад. Некоторые пользуются только одним листом копировальной бумаги, подкладывая его каждый раз под листок, который печатается. Это, конечно, самый экономный метод. Другие используют целую коробку копировальной бумаги, подкладывая каждый раз свежую копирку под новый листок, который печатают. Преимущество этого метода состоит в том, что проверку можно оставить до конца процесса, и все исправления можно сделать без использования свежего листа копирки. Вот таким методом и пользовался этот пожилой солдат. Перед тем, как я пронумеровал различные страницы, мне пришлось вытащить шесть листов копирки, лежавших между разных страниц. Тут же мне пришла идея. Дойдя до последней страницы, я увидел, что на ней напечатано резюме — самое важное, что, по сути, содержалось в докладе. Не было ничего легче, кроме как, вытащив листки копирки, случайно уронить их на пол. Я тут же нагнулся под стол, чтобы поднять их, и незаметно подменил один листок из стопки. Другой, смятый, но вполне читаемый, я пристроил в моем ботинке. Когда все было сделано, я положил листы копирки на место и заменил их в коробке. Я был уверен, что никому и в голову не придет подсчитывать листы копирки.

Так и случилось. Закончив помогать Аммеру нумеровать копии, предназначавшиеся для рассылки, включая одну, направленную лично Кайзеру, и зарегистрировав их под теми номерами, которые я сам им присвоил, я с легким сердцем отправился обедать. Теперь у меня было что-то осязаемое и действительно важное, ради чего я подвергался риску несколько последних недель.

Но как передать это в Англию? В квартире, где я разместился на постой, этим же вечером я разгладил копирку и осторожно расправил ее, поместив между двумя толстыми книгами. Конечно, это был новый листок копирки, и использовали его всего один раз. Поднеся его к свету или к зеркалу, его можно было легко прочесть. Во всяком случае, у меня уже было достаточно полное представление о содержании всего доклада, которое я получил во время нумерации копий. Доклад, который я прочел — или, по крайней мере, поверхностно ознакомился — был одним из самых примечательных документов, появившихся во время войны. В нем Фалькенхайн рассматривал современную ситуацию на войне и ее перспективы. Он подчеркивал, что главным противником Германии является Англия, но достать до Англии не представляется возможным из-за мощи ее флота и непреодолимого для сухопутных сил морского пролива. Фалькенхайн считал, что Англия продолжает свою проверенную историей политику — содержать на континенте иностранную армию, чтобы та вела сухопутную войну вместо самих англичан. Только сейчас в роли этой армии выступали французы, а не немцы, как было сто лет назад, во время Наполеоновских войн. Потому, писал он, до того, как справиться с самой Англией, нам следует выбить у нее из рук меч, а этим мечом является Франция. Фалькенхайн также утверждал, что следует не проводить крупномасштабное наступление на Русском фронте — за которое выступали Гинденбург и Людендорф — а нанести вместо него опустошающий удар по французам. На последней странице было резюме его взглядов.