Все эти и многие другие факты стали известны ОГПУ, Центральному Комитету партии. Они, эти факты, означали, что внутри ВКП(б) создается вторая партия. Наличие двух партий вело к расколу рабочего класса, к разрушению союза рабочих и крестьян, к образованию в стране двух властей. О разногласиях в партии стало известно самым заклятым врагам Советского Союза и внутри страны и за рубежом. Не случайно именно в это время будущий лидер подпольного Союзного бюро меньшевиков Суханов в кругу своих единомышленников ведет разговоры о перерождении Советской власти, о термидорианстве. Еще раньше, в 1926 году, хорошо информированный не без помощи Троцкого меньшевистский «Социалистический вестник» писал, что «было бы колоссальной ошибкой проглядеть объективную роль, которую они [оппозиционеры] играют в процессе формирования классовых сил и ликвидации диктатуры [пролетариата]». Спустя год лидер меньшевизма Дан со страниц того же «Социалистического вестника» приветствовал оппозицию, которая ведет к «самоликвидации диктатуры и переходу к новым политическим формам», то есть буржуазной демократии. Троцкистскую оппозицию приветствовал и кадет Милюков.

Из всех оппортунистических, мелкобуржуазных фракций и группировок, против которых когда-либо приходилось вести борьбу нашей партии, троцкистско-зиновьевский блок был самым коварным и опасным противником. Но линию большинства Центрального Комитета, ленинскую генеральную линию поддержало абсолютное большинство ячеек и членов партии.

Все эти годы борьбы партии с троцкистско-зиновьевской оппозицией Менжинский оставался на ленинских позициях, активно защищал генеральную линию партии.

Накануне июльского Пленума ЦК 1927 года Менжинский, выступая в «Правде» со статьей «О Дзержинском», критиковал оппозиционеров, обвинял их в преждевременной смерти Дзержинского. Менжинский писал, что Дзержинский, несмотря на свое болезненное состояние, готовился к Пленуму ЦК, к борьбе с оппозицией на Пленуме. «Перед ним, — писал Менжинский, — стояла чересчур важная задача — разгром экономической платформы оппозиции. Даже после своего первого припадка, Заставившего его покинуть трибуну… едва ему стало лучше, потребовал к себе ответственного товарища, чтобы услышать возражения оппозиции, в первую очередь речь Каменева… Больше всего его поразило в тот злосчастный день, что те, кто неоднократно обещали ему поставить интересы деловой работы восстановления хозяйства, в первую очередь промышленности, выше интересов оппозиционной драки, что как раз они и явились ее застрельщиками.

Воспитанный подпольем, привыкший в ВЧК−ОГПУ всецело полагаться на своего товарища, он органически не переносил нарушения доверия в товарищеской среде — и не перенес».

Особенно опасным троцкистско-зиновьевский блок стал после того, как на словах заявил о подчинении ЦК, а на деле перешел к антисоветским нелегальным методам борьбы и против ЦК и против правительства. Создавая новую нелегальную партию, троцкисты и зиновьевцы сомкнулись с внутренней и международной контрреволюцией, превратились в антисоветскую силу.

В октябре 1927 года собрался объединенный Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б). Он рассмотрел вопрос о преступной деятельности оппозиции, направленной на разрушение пролетарской партии, на подрыв диктатуры пролетариата. С сообщением о подрывной антисоветской деятельности троцкистско-зиновьевского блока на Пленуме выступил Менжинский.

…Свердловский зал Кремля. На Пленуме ЦК председательствует Калинин. Он предоставляет слово Менжинскому.

Поднявшись на трибуну, Менжинский тихим, спокойным голосом сообщает Пленуму о показаниях арестованных белогвардейцев и беспартийных интеллигентов, о том, как оппозиция организовала нелегальную типографию, войдя в блок с буржуазными интеллигентами, часть которых оказалась в прямой связи с контрреволюционерами, белогвардейскими заговорщиками, замышляющими о военном заговоре. Называются фамилии Щербакова и Тверского, которые по просьбе оппозиции обратились к врангелевскому офицеру за помощью в организации нелегальной типографии. Факты, приводимые Менжинским, показывают членам ЦК, в какое болото скатилась оппозиция, как ее пытаются использовать против Советской власти махровые контрреволюционеры. По мере оглашения все новых и новых показаний арестованных в зале нарастает шум. Лидеры оппозиции, припертые к стене неопровержимыми фактами, устраивают Менжинскому обструкцию. Из зала несутся злобные выкрики:

— Чека вмешивается во внутрипартийную борьбу!

— Зачем привлекли ГПУ?

— ГПУ шпионит за революционерами! — кричит с места Троцкий.

— Плохо слышно, говорите громче! — раздаются голоса из зала.

— Я громче говорить не могу, у меня голос такой, — спокойно отвечает Менжинский.

Михаил Иванович Калинин, успокаивая зал, тоже говорит, что докладчик не может говорить громче — у него голос такой, — и просит соблюдать тишину.

Менжинский продолжает:

— Участники оппозиции, находящиеся на командных постах в Красной Армии, установили связь с белогвардейскими офицерами, обсуждали с ними планы вооруженного переворота, который приурочивался ими к моменту военного нападения империалистических государств на Советский Союз.

Докладчик приводит новые факты, называет новые имена.

Взрыв возмущения и негодования прокатывается по залу в адрес оппозиции. Оппозиционеры отвечают руганью. В зале снова стоит шум, мешающий докладчику продолжать сообщение.

Троцкий вскакивает с места, кричит, что Фишелев и другие, кто печатает и распространяет программу оппозиции, действовали и действуют в полной солидарности с ними, то есть с лидерами оппозиции.

Из фактов, сообщенных Менжинским, членам ЦК и ЦКК становится ясным, что лидеры оппозиции рассчитывали использовать военное нападение на СССР для захвата руководства партией и восстановления в стране буржуазной демократии. Выступление Менжинского, приведенные им факты, которые лидеры оппозиции не могли опровергнуть, показали, что оппозиция бесповоротно порвала с партией, стала центром объединения всех врагов Советской власти.

Взволнованный и потрясенный до глубины души циничным заявлением Троцкого, поднимается на трибуну Емельян Ярославский.

— Почему, — начинает свою речь Ярославский, — почему мы не можем орган пролетарской диктатуры — ОГПУ привлечь к борьбе с нарушениями советских законов, если они нарушаются, как это имеет место в деле захвата типографий, в деле организации нелегальных типографий и конспиративных обществ? Почему мы не можем к борьбе привлечь ОГПУ, когда Фишелевы, Щербаковы и другие нарушают советские законы?

Вы, — продолжает Ярославский, обращаясь к членам ЦК, — еще, вероятно, не видели этого маскарада? — Неистово Емельян потрясает в руках последней троцкистской брошюрой. — Вот брошюра «Путь борьбы», издание «Новая Москва», 1927 год. На другой стороне обложки: типография «Искра революции», но это не та типография, где напечатана брошюра.

В зале шум возмущения.

— У меня есть сведения, — продолжает Ярославский, — что анархисты распространяют эту брошюру вместе со своими листовками. Нам известно, что зиновьевцы напечатали нелегально в Ленинграде завещание Ленина, но выбросили из него все, что было сказано Лениным о Зиновьеве и Каменеве…

На трибуне Сергей Миронович Киров. Таким сосредоточенно-сердитым, как сегодня, товарищи не привыкли видеть всегда веселого, с улыбкой на лице, жизнерадостного Мироныча.

Свою речь он тоже начинает с «почему».

— Почему так взволновались лидеры после того, как товарищ Менжинский огласил эти документы? Именно взволновались? Факт остается фактом, что все эти нелегальные типографии, что вся эта работа оппозиционеров была бы совершенно определенной перемычкой к тем слоям мелкобуржуазной стихии, которые еще сегодня не давят на оппозицию, но которые будут давить на нее завтра…

Маска с оппозиции была сорвана, ее контрреволюционные цели разоблачены. И когда председательствующий предоставил слово Сталину, Троцкий покинул зал заседания Пленума.

— Для чего, — говорил Сталин, — понадобилось сообщение товарища Менжинского о белогвардейцах, с которыми связана часть «работников» нелегальной антипартийной типографии троцкистов? Чтобы рассеять ту ложь и клевету, которые распространяет оппозиция в своих антипартийных листках по этому вопросу…